Вильмах всё сказал, и сразу как-то сдулся. В полном латном доспехе он выглядел внушительно. На груди намалёвана кабанья харя, шлем с рогами висит на тесёмке на поясе, а изо спины торчит рукоять внушительного двуручного молота. Кроме молота оружия на нём нет, не считая шипованных латных перчаток, что само по себе весьма грозное оружие…

Сейчас Вильмах с видом аскета, познавшего всё дерьмо мира, смотрел куда-то сквозь пространство и время. А Шэн молчал, да и нечего ему было говорить, лежал на спине, едва живой, забинтованный с ног до головы, и с каждым мигом всё больше стыдясь самого себя.

— Ладно… — взгляд Вильмах более осознанным сделался, смотрел он на Шэна теперь даже без тени уважения, просто как на мясо. — Теперь ты будешь обычным наёмником, будешь шагать как все, а не ехать в повозке, будешь жрать вместе со всеми, и спать на общих лёжках вместе со всеми, и… надо научить тебя пользоваться хоть каким-то оружием, а то толку от тебя… конечно при таком раскладе ты можешь сдохнуть в любой момент, ну а какому наёмнику легко живётся? Это риск, но, если ты сможешь выжить, значит не зря я отдал за тебя такие деньги! Значит будешь иметь право на привилегии… а до первого боя ты обычный наёмник, пыль под ногами, кровавая смазка для заточенного железа, уяснил?

— Да…

— Тогда выползай из палатки в сторону общих лёжек, сейчас же. И не смотри на меня так, мне плевать как ты это сделаешь.

Вильмах вышел. А Шэн тяжко вздохнул и пополз.

Дополз до общих лёжек, пару наёмников заметило его и помогло братскими пинками, он в ответ вывернул ближайшему голень наизнанку. Больше никто не пинал. И вообще, в лагере так тихо стало, только неудачный наёмник болезненно мычал. И в этот момент Шэн заметил странное… Руфус пополнился силой… ненамного, но маны стало больше, хотя рядом никакого природного источника нет, да и ни магической твари, ни другого чародея, никого, кто источал бы силу… а в Руфусе теперь плещется треть резерва. И в этот миг Шэн вспомнил, что вчера вообще-то истощил печать до дна, но после топора под лопатку и его удара по животу дикого мужика, печать его так же пополнилась, он заметил это за несколько мгновений до отключки. И сейчас вновь немного силы пришло в печать.

«Неужели она реагирует на боль… но в рунной книге не было упоминаний об этом, ни строчки… но и на живых людей такие печати не наносят, обычные люди не обладают таким контролем, чтобы высвободить силу из печати на собственном теле и НЕ сжечь себя изнутри… и мне это с трудом удаётся… а тут такой сюрприз, неужели боль способна пополнять Руфус?»

В своих мыслях предположениях Шэн смог убедиться вчерашней поздней ночью, когда к нему пришли мстить дружки покалеченного им же наёмника. Вместе с самим неудачником, которому ногу вставили на место, но тёплых чувств он теперь к Шэну не питал. Они подошли к нему в тихую, рассчитывая, что он спит, а лежащим рядом наёмникам нет до мальчишки никакого дела. Но они не знали про шипастую крысу, что ещё на их подходе кольнула хозяина в щёку, заставив вздрогнуть от внезапного укола и проснуться. Они так же не знали, что раны на спине Шэна больше нет, трети Руфуса вполне хватило, чтобы залатать глубокий жуткий шрам, что через несколько дней обещал загноиться… теперь же он оставил после себя лишь гладкую, слегка покрасневшую кожу.

Ребята, собравшиеся мстить, не дошли до Шэна. Они остановились в нескольких шагах от него, потому что мальчишка, которого они пришли в тихую прирезать, вдруг резко сел и уставился в их сторону… они поняли это по двум красным точкам его глаз.

И тут мальчишка поднял руку. Из его пальца вырвался зелёный язычок пламени, с шипением, он собрался в небольшой шарик, и пульсируя и вращаясь оставался висеть над тоненьким пальчиком. Это было достаточно, чтобы они остановились, достаточно, чтобы самый здоровенный из них положил руку на плечо пострадавшего днём пройдохи, достаточно чтобы они так же втихую ушли, как и пришли, обратно к своим лёжкам.

И как только это случилось – Шэн лёг обратно, очень быстро отключившись, потому что растратил за пару мгновений весь свой невеликий резерв.

Но вот люди, делающие вид, что спят, те самые люди, что лежали вокруг Шэна. Они ещё долго блестели глазами во тьме, переваривая увиденное. А по утру шли угрюмые и через каждый десяток шагов протяжно с вывертом и слезами зевали.

И вот этот чёртов лес. Проклятая лесная дорога с двумя колеями от повозок, со следами лошадиных копыт, с пылью и острыми корнями растущих рядом деревьев.

Пыль оседает вокруг клубами, от повозок с припасами и оружием. Лошадей погоняют хлыстами, а люди мерно бредут сами не зная куда.

Среди них идёт и Шэн, он вдруг задумался о том, как проживает свою жизнь, и… пустая мысль тут же покинула его голову. Он живёт – и это главное. А ещё он голоден, с утра никто не разводит костры, никто никому не даёт еды, обделили и его.

***

Привал. Солнце село. В ногах зуд и боль, мозоли за день успели проявиться и лопнуть. Сапоги страшно снимать, пусть и ноги в них горят, но есть неприятное чувство, что если снять обувь, то на кровь и лопнувшую кожу слетится орда насекомых и станет ещё хуже. Лучше пусть рана останется не видна под кожей сапога.

К нему на привале подошёл наёмник. Лысый, чисто выбритый.

— Я Ханс. Оружейник диких кабанов. Пойдём за мной. Дам тебе оружие, салага.

Шэн молча встал, и молча пошёл получать оружие. Он вообще решил всё принимать с терпением и стойкостью. Хотя мог бы и сбежать из отряда наёмников и отправиться странствовать, но какого это? Неизвестно, что его ждёт на тёмных дорожках. У него есть фляга с водой, но нет еды. Нет денег. Одежда вскоре износится, а желудок опустеет, и какой-нибудь дикий зверь… или не дай светлый дух, какая-нибудь тёмная хренотень отыщет его в ночи и погрузит в его худощавую плоть острые зубы. Что он будет делать тогда? Лучше двигаться в пути с теми, кто уже давно находится в пути, кто уже знает дорожки и умеет за себя постоять, а также и его защитить, и накормить, и предоставить работу и за неё заплатить… предложение не такое уж и плохое, нужно только выжить, и стерпеть.

Пока Шэн думал об этом, они успели к повозке с оружием подойти. Лошади распряжённые рядышком пасутся, источая вокруг целые клубы пара и вонь от дерьма и пота. Ханс заскочил в повозку, Шэн остался стоять рядом, не зная стоит ли ему последовать за лысым оружейником. Послышался лязг металла и тихая ругань, голова Ханса выглянула из-за полога повозки.

— Что предпочитаешь?

— Ам… а что есть?

Тишина. Ханс смотрит на Шэна как на полнейшего идиота.

— Есть колющее, режущее, дробящее. Одноручное. Двуручное. Метательное. Защитное экипирование. Дохрена всего есть! На целую армию хватит, а я у тебя спросил – чем ты пользоваться умеешь?

— А… ну…

— Ясно. Ничем не умеешь… и откуда вас таких только берут, а? Молчи… ничего не говори… лучше руку вперёд вытяни.

Шэн молча подчинился.

— Ага, рука дрожит, значит лук тебе доверять бессмысленно, ещё своих в спину подстрелишь… руки в стороны растяни… ага, плечи крепкие, но руки короткие, меч не сгодится, никто так перед тобой открываться не будет… хм, а рубашку приподними-ка.

Шэн подчинился, обнажив крепкий сухопарый пресс.

— А вот это уже неплохо, и на ногах ты стоишь крепко, несмотря на день проведённый в пути… дам ка я тебе булаву и латные перчатки, вот какой я молодец, не пропил талант определять мудакам оружие… славно-славно…

Ханс скрылся за пологом и вновь послышался металлический лязг.

«У него с головой какие-то проблемы… или очередной пьяница?» — подумал Шэн, но мысль оформить в голове окончательно не успел, как лысый Ханс ловко выпрыгнул из повозки и свалил под ноги Шэну ворох всякого.

— Надевай, не стой!

Шэн принялся облачаться, с интересом оглядывая обновки. Первое, что в руки попалось – кольчуга, тяжёлая, но с небольшими дырками кое-где и следами ржавчины. Накинул её сверху на кожаную куртку с помощью Ханса, дядька оказался неплохим и следом за кольчугой поднял с земли толстый кожаный пояс с ремешками для оружия, показал как надевать и затягивать, крепко опоясав Шэна поясом, принялись за следующий элемент брони – он же последний из имеющихся, стельные перчатки от латного доспеха, без шипов, скрипучие, тоже древние как говно дракона, но пальцы защитить способные.