Кровать казалась намного холоднее, чем когда я спала в ней одна, и я украдкой взглянула на мужчину, который был причиной этого. Холод, казалось, исходил от его тела постоянно. Он был похож на Короля ночи из «Игры престолов». Я была удивлена, что он не получил обморожения собственного сердца.

Он взял с тумбочки книгу — ту, которую я сама просматривала во время карантина. Это была книга самых мрачных стихов Эдгара Аллана По, которые я когда-либо читала.

Сэйнт начал читать вслух, и мое сердце перестало биться, когда его бархатный мягкий голос сплел паутину гипноза, из которой я не могла вырваться.

— «Я из других пределов ждал… Мою печаль; не пробуждал… В душе восторг под общий слог;… В любви всегда был одинок.» — Он взглянул на меня, ожидая комментария, но мой голос был заперт глубоко в ящике в моей груди. — В боли есть красота. По знал это, — сказал он задумчивым голосом, протягивая руку и заправляя прядь волос мне за ухо, оставляя ледяной след на моей коже. — Вот почему ты самое красивое существо, которое я когда-либо видел, Татум Риверс.

Я ничего не сказала, его слова ранили мое сердце.

Часы пробили полночь, и он положил книгу на прикроватный столик, лампа автоматически выключилась, и он рухнул на простыни. Он закрыл глаза, его руки неподвижно лежали по обе стороны от него, и я уставилась на него в растерянности.

Я поглубже зарылась под одеяло, положив голову на подушку и наблюдая за ним в мягком свете луны, который проникал сквозь витражное окно над его кроватью, окрашивая нас в темно-зеленые тона.

Я была не в силах отвести взгляд, прослеживая каждую деталь моего злобного похитителя, моего жестокого спасителя, моего одинокого зверя.

— Спокойной ночи, Сэйнт, — прошептала я, но он не ответил. Его распорядок был железным. Но и моя воля тоже. И я собиралась найти способ уничтожить его, даже если это будет последнее, что я сделаю.

Я стоял перед студентами в актовом зале в понедельник утром, небрежно напоминая им о внеклассных мероприятиях и советуя им не пытаться покинуть кампус. Это было так, как будто мы только что не пережили восстание внешнего мира и в настоящее время не отсиживались в этой школе, как кучка крыс, цепляющихся за спасательный плот в штормовом море.

Я официально был директором Монро. Сэйнт Мемфис щелкнул своими идеально наманикюренными пальцами, и так оно и стало. Директор Браун был всего лишь поблекшим воспоминанием. Тот факт, что я был одним из самых молодых сотрудников, не упоминался. Казалось, никто не возражал против того, что я был недостаточно квалифицирован для этой работы. Я встал и боролся за безопасность нашей школы, когда это имело значение, и благоговение в глазах как учеников, так и персонала сказало мне, что для них этого было более чем достаточно. И я предположил, что в эти времена опасности и смятения, когда мы боролись за выживание от вируса «Аид', в этом был какой-то извращенный смысл.

Теперь мы были больше, чем просто школа для избранных. Мы были группой выживших, объединившихся, чтобы пережить этот шторм.

Я рассказал о дополнительных мерах безопасности, которые теперь были установлены вокруг школы в любое время. Губернатор Мемфис выделил небольшую армию частных охранников с собаками и оружием для патрулирования внешней стены и обеспечения нашей безопасности. Он даже распорядился привезти несколько трейлеров и установить их за стеной для проживания, чтобы им не приходилось покидать безопасную территорию и не рисковать заразиться вирусом и принести его к нашей двери.

Как бы мне ни хотелось посмеяться над небрежной демонстрацией богатства, я должен был признать, что в данном случае это было вполне оправдано. В подготовительной школе Еверлейк по-прежнему училась почти тысяча учеников, и их родители ожидали, что они будут в безопасности, пока будут получать образование, за которое они заплатили.

Мы предприняли несколько дополнительных попыток установить социальную дистанцию. Все остальные места на трибунах передо мной оставались свободными, чтобы студенты могли держаться на расстоянии друг от друга. Все, кроме четырех студентов, которые сидели в центре самого последнего ряда.

Ночные Стражи и их приз. Они вчетвером пренебрегли моими правилами с непринужденной несносностью элиты. Татум сидела между Кианом и Блейком, ее спина была прямой, голубые глаза были сосредоточены на мне, пока я говорил, как будто все, что я говорил, было действительно важно для нее.

Рука Киана была перекинута через спинку ее стула. Ноги Блейка были широко раздвинуты, так что его бедро прижималось к ее, и когда он сменил позу, ее юбка задралась на несколько дюймов, обнажив бронзовую кожу бедра над верхом носков. Я наблюдал за тем, как они прикасались к ней, с какой-то голодной ревностью, от которой у меня по коже побежали мурашки, а челюсти заскрежетали. Не то чтобы я имел какое-то право испытывать к ней что-то подобное. Но с ночи нападения мои мысли все чаще возвращались к ней, мое беспокойство о ее безопасности граничило с одержимостью. Было трудно отделить свои эмоции от нее, когда я убил ради нее так же легко, как дышал, и знал, что сделал бы это снова в мгновение ока. Этот поступок был похож на предъявление на нее каких-то прав. Но если я верил в это о себе, то я должен был поверить и в Ночных Стражей. И мысль о том, что они могут испытывать к ней подобные чувства, заставила мою кровь вскипеть.

Я заставил себя снова посмотреть на остальных студентов в комнате и продолжил свою речь, сделав акцент на мытье рук и социальной дистанции.

Теперь, когда у нас снова начались занятия, я решил вернуть школу к обычному расписанию. У шестнадцати студентов и двух сотрудников во время карантина обнаружились признаки заражения вирусом, и они покинули территорию, чтобы отправиться в больницу. Уборщики неустанно работали над дезактивацией всего кампуса, и я был уверен, что вирус «Аид» был изгнан так же тщательно, как и мародеры, которые пришли обокрасть нас.

Я закончил свою речь, и студенты захлопали немного с большим энтузиазмом, чем я ожидал. Я догадывался, что они все еще наслаждались изгнанием мародеров, и я не собирался пренебрегать их энтузиазмом. Я все еще не был уверен, что лучше всего подхожу для этой работы, но я был уверен, как герпес на шлюхе, что буду работать над тем, чтобы превзойти все ожидания.

Ученики начали выходить из зала, направляясь на свой первый урок, и я подождал, пока Ночные Стражи подойдут поближе, прежде чем окликнуть их.

— Роско, Боумен, Мемфис — на пару слов.

Они отвернулись от потока студентов и подошли ко мне со всем небрежным высокомерием элиты. Киан все еще обнимал Татум одной рукой, и он подвел ее ко мне вместе с ними, как будто я звал и ее.

Я наблюдал, как она шла между ними троими, ее пристальный взгляд искал мой с вопросом в синих глубинах ее глаз.

— У нас тренировка сегодня вечером в семь, Риверс, — сказал я, когда они подошли и встали передо мной, а остальные сотрудники и студенты направились к выходу. — Тогда и увидимся.

Челюсть Сэйнта сжалась, когда я отпустил ее, и на мгновение показалось, что Киан не собирался ее отпускать. Он притянул ее ближе, щетина на его подбородке царапнула ее ухо, когда он наклонился, чтобы заговорить с ней.

— Увидимся позже, детка, — пробормотал он, и она надолго заглянула в его темные глаза, и краска залила ее щеки, прежде чем высвободиться из его объятий и уйти, не сказав ни слова.

Мы вчетвером молча смотрели, как она уходит, и мои мышцы напряглись от внимания, которым они ее одаривали. Когда она двигалась, они реагировали. Даже глаза Сэйнта загорелись, когда он сосредоточился на ней.

Она оглянулась, открывая дверь, водопад светлых волос скользнул по изгибу ее спины, когда она посмотрела в мою сторону. Ее пристальный взгляд встретился с моим, и она одарила меня едва заметным намеком на улыбку, от которой у меня сжалось горло. Если она и была удивлена, обнаружив, что мы вчетвером смотрим ей вслед, то виду не подала, просто приняла внимание, как должное, и отвернулась от него, как будто оно ничего для нее не значило.