Я хихикаю. — Это твоя фишка, не так ли?

— Что? — он поворачивается ко мне.

— Винить себя за то, что ты не идеален.

— Если хочешь помыть за мной посуду, милости прошу.

— Цыц, — я слегка толкаю его плечом, как я делаю с Сереной, когда она тупит. Он напрягается, застывает на мгновение в каком-то бездыханном напряжении, затем медленно расслабляется, когда я отстраняюсь. — Так вот, насчёт доминирования. Кэл — второй по доминированию оборотень в стае? — Это звучит чужеродно, словно подбираешь слова наугад. Как магнитная поэзия.

— Мы не военная организация. В стае нет строгой иерархии. Кэл просто оказался тем, кому я доверяю.

Не может быть ничего более неэффективным, чем произвольные Советы, чьё членство определяется первородством. А люди выбирают себе лидеров вроде губернатора Дэвенпорта. Очевидно, идеального решения здесь нет. — А ему тоже пришлось бросать кому-то вызов, чтобы стать заместителем? Может, Кену?

— Хреново, что я знаю, о ком ты говоришь.

Я хихикаю. — Эй, он так и не представился.

— Людвиг. Его зовут Людвиг. И в нашей стае больше дюжины заместителей, которых выбирают внутри своей своры с помощью системы голосований.

— Свора?

— Это сеть взаимосвязанных семей. Обычно географически близких. Каждый заместитель подчиняется Альфе. После Роско были избраны новые заместители, что означает, что большинство из них такие же новички, как и я. Только Мик сохранил свою должность.

— Ты хочешь сказать, единственный, кто не пытался тебя убить?

— Ага, — его смех мог бы быть пропитан горечью, но сейчас он искренен. — Он и его пара были близкими друзьями моей матери. Шэннон тоже раньше была заместителем.

— Ты её убил? — спросила я будничным тоном, ожидая, что он сейчас меня сбросит с крыши.

— Мизери.

— Это справедливый вопрос, учитывая твои прецеденты.

— Нет, я не убивал пару того, кто раньше менял мне пелёнки, — процедил он, массируя висок. — Чёрт, они оба это делали. Они научили меня кататься на велосипеде и выслеживать добычу.

— Что с ней случилось?

— Она умерла два года назад во время стычки на восточной границе. С людьми, как мы думаем, — он сглотнул. — Как и сын Мика. Ему было шестнадцать.

Мои, конечно, тоже на такое способны, но я всё равно вздрогнула. — Вот почему он всегда такой меланхоличный.

— От него пахнет горем. Всё время.

— Ну, он мой любимый оборотень, — я обняла колени. — Он всегда так добр ко мне.

— Потому что он питает слабость к красивым женщинам.

— И какое это имеет отношение ко мне?

— Ты же знаешь, как выглядишь.

Я тихо рассмеялась, удивлённая сомнительным комплиментом.

— Почему ты всегда так делаешь? — спрашивает он.

— Что делаю?

— Когда смеёшься, ты прикрываешь губы рукой. Или смеёшься с закрытым ртом.

Я пожимаю плечами. Я не знала, но не удивлена. — Разве это не очевидно? — судя по его недоумению, нет. — Ладно. Сейчас я буду предельно откровенна с тобой, — я делаю глубокий театральный вдох. Сцепляю руки в замок. — Возможно, ты не знаешь этого обо мне, но я не такая, как ты. На самом деле, я другой вид, называемый…

— Мизери, — он резко хватает меня за запястье. У меня перехватывает дыхание. — Почему ты прячешь клыки?

— Ты сам мне велел.

— Я просил тебя не отвечать агрессией на агрессию, чтобы, вернувшись домой, не обнаружить мою жену разорванной на части, а рядом с ней — кого-то разорванного на ещё более мелкие части, — его рука всё ещё не отпускает моё запястье. Тёплая. Он усиливает хватку. Его прикосновение одновременно смущает и волнует меня. — Это другое.

Разве? Ты не разорвёшь меня на части?

— Да ладно тебе, Лоу, — я высвобождаю руку и прижимаю её к груди. — Ты же знаешь, какие у меня зубы.

— Да ладно тебе, Мизери, — передразнивает он. — Знаю, именно поэтому не понимаю, почему ты их прячешь.

Мы сверлили друг друга взглядом, словно играя в гляделки, пытаясь перехитрить соперника.

— Хочешь их увидеть? — я пытаюсь спровоцировать его, но он лишь торжественно кивает.

— Да, мне бы хотелось знать, с чем мы имеем дело.

— Прямо сейчас?

— Только если тебе не нужны специальные инструменты или у тебя нет более важных дел. Время принять ванную?

— Ты хочешь увидеть мои клыки. Сейчас.

В его взгляде мелькнула жалость.

— Просто… — не знаю почему меня так беспокоит мысль о том, что он их увидит. Может, я просто вспоминаю себя девятилетнюю и то, как мои опекуны переставали улыбаться, стоило мне начать. Крестящийся водитель. И миллионы других случаев за эти годы. Только Серену это никогда не волновало. — Это ловушка? Только не говори, что хочешь понаблюдать, как мои внутренности удобряют свинчатку?

— Было бы крайне неэффективно, ведь я мог бы просто толкнуть тебя, и никто в стае не стал бы меня расспрашивать.

— Ну и выпендрежник!

Он демонстративно прячет руки за спину. — Я безобиден.

Он такой же безобидный, как мина. Он мог бы уничтожить целые галактики суровым взглядом и рычанием.

— Ладно, но если твои волчьи инстинкты возмутятся видом моих вампирских клыков, помни, ты сам этого просил.

Даже не знаю, как подступиться к этому. Оскалиться, оттянуть верхнюю губу пальцами, как люди-стоматологи в рекламе зубных щёток, укусить его за руку для наглядной демонстрации — всё это кажется непрактичным. Поэтому я просто улыбаюсь. Когда холодный воздух касается моих клыков, мой древний инстинкт вопит, что меня поймали. Меня раскрыли. Я…

В порядке, вообще-то.

Зрачки Лоу расширяются. Он изучает мои клыки с его обычным пристальным вниманием, не отстраняясь и не пытаясь меня съесть. Постепенно моя улыбка становится искренней. А он всё смотрит.

И смотрит.

И смотрит.

— Ты в порядке? — мой голос возвращает его к реальности. Его мычание неясное, не совсем утвердительное.

— И ты их не… — он прочищает горло. — Не используешь?

— Что? Ах, клыки? — я провожу языком по правому, и Лоу закрывает глаза, а затем отворачивается. Или слишком противно, или он боится. Бедняжка, Альфа. — Почти все кормятся пакетами с кровью, за редким исключением.

— Каким исключением?

Я пожимаю плечами. — Кормиться из живого источника — это как-то устарело, главным образом потому, что это огромная морока. Я, правда, думаю, что взаимное питье крови иногда включается в секс, но помнишь, как меня изгнали ребёнком, и все считают меня никудышним вампиром? — Стоит вытрясти из Оуэна все подробности, но… уф. Хотя вряд ли мне когда-нибудь снова доведётся быть рядом с другим вампиром. — Я не собираюсь тебя кусать, Лоу. Не волнуйся.

— Я и не волнуюсь, — говорит он хрипло.

— Отлично. Теперь, когда я показала тебе своё страшное оружие, ты возьмёшь меня с собой к Эмери? В конце концов, это медовый месяц, который ты должен своей невесте. Приятно иметь с тобой дело. Я побегу собираться, и… — я пытаюсь встать, но он хватает меня за руку и усаживает обратно.

— Неплохая попытка.

Я вздыхаю и откидываюсь назад, морщась, когда черепица впивается мне в позвоночник. Звезды усеивают небо, окутывая нас тишиной.

— Хочешь узнать секрет? — спрашиваю я устало. — То, в чём, как мне казалось, я никогда никому не признаюсь.

Его рука касается моего бедра, когда он поворачивается, чтобы посмотреть на меня.

— Удивлён, что ты хочешь рассказать мне.

Я и сама удивлена. Но этот секрет так долго тяготил меня, а ночь казалась такой спокойной.

— Мы с Сереной сильно поссорились за несколько дней до того, как она исчезла. Сильнее, чем когда-либо, — Лоу молчал. Именно это мне и нужно было. — Мы часто сорились, в основном из-за ерунды, иногда из-за вещей, на которые потом требовалось время, чтобы остыть. Мы с детства вместе, и, конечно, друг друга жутко бесили — ну, ты понимаешь, как это бывает между сёстрами? Она плевала в карманы опекунам, которые были грубы со мной, а я читала ей пошлые книжки, когда она так сильно болела, что ей нужны были капельницы. Но ещё я ненавидела, что иногда она просто днями не брала трубку, а она, наверное, ненавидела, что я могу быть бесчувственной стервой. После той последней ссоры, мы обе кипели от злости. А потом она так и не пришла помочь мне надеть пододеяльник, хотя знала, что это самая адская задача на свете. И теперь её слова постоянно крутятся у меня в голове. Как акулы, которых не кормили несколько месяцев.