Отец пробирается сквозь охранников с лёгкостью вкладывает мою руку в свой локоть, словно не прошло и десяти лет с момента нашего последнего физического контакта. Я заставляю себя не отшатнуться.

— Ты готова, Мизери?

Я наклоняю голову набок. Изучаю его суровое лицо. Спрашиваю, больше из любопытства:

— А имеет ли это значение?

Должно быть, нет, потому что вопрос остаётся без ответа. Оуэн молчаливо наблюдает за нашим уходом, затем кричит нам вслед: «Надеюсь, ты взяла валик для ворса. Слышал, они линяют».

Один из агентов останавливает нас перед двойными дверями, ведущими во внутренний двор. — Советник Ларк, мисс Ларк, минутку. Они к вам ещё не совсем готовы.

Мы стоим бок о бок несколько неловких мгновений, затем отец поворачивается ко мне. На каблуках, указанных стилистом, я почти достигаю его роста, и его взгляд легко встречается с моим.

— Улыбнись, — приказывает он на Языке. — По мнению людей, свадьба — самый прекрасный день в жизни невесты.

Мои губы дёргаются. Во всём этом есть что-то абсурдно смешное.

— А как насчёт отца невесты?

Он вздыхает. — Ты всегда была излишне непокорной.

Мои недостатки ни от кого не скроешь.

— Назад дороги нет, Мизери, — добавляет он беззлобно. — После завершения обряда обручения ты станешь его женой. (прим. пер.: данный обряд подразумевает собой связывание шнуром, лентой или тканью скреплённые руки пары, таким образом символизируя их обязательства друг перед другом)

— Знаю, — меня не нужно успокаивать или подбадривать. Я была непоколебима в своей приверженности этому альянсу. Как и не склонна к панике, страху или внезапным переменам чувств. — Я уже делала это раньше, помнишь?

Он изучал меня несколько мгновений, пока не открыли двери в то, что осталось от моей жизни.

Это идеальная ночь для проведения церемонии на открытом воздухе: гирлянды, лёгкий ветерок, мерцающие звёзды. Я делаю глубокий вдох, задерживаю его и слушаю свадебный марш Мендельсона в исполнении струнного квартета. Согласно сообщениям энергичной организаторши свадеб, которая закидывала мой телефон ссылками, по которым я не переходила, альтист является членом филармонии у людей. «Входит в тройку лучших в мире», — написала она мне, добавив больше восклицательных знаков, чем я использовала во всех своих сообщениях с рождения. Должна признать, звучит неплохо. Даже несмотря на то, что гости растерянно оглядываются по сторонам, не понимая, что делать, пока перегруженный работой сотрудник не показывает им жестом, чтобы они встали.

В этом нет их вины. Свадебные церемонии, начиная с века эдак назад, стали исключительно человеческой традицией. Вампирское общество вышло за рамки моногамии, а оборотни… понятия не имею, что у них там происходит, поскольку я никогда даже не была в присутствии одного из них.

А если бы и была, то меня бы уже не было в живых.

— Пойдём, — отец хватает меня под локоть, и мы начинаем идти к алтарю.

Лица гостей со стороны невесты знакомы, но смутно. Море стройных фигур, немигающие сиреневые глаза, острые уши. Сомкнутые губы, прикрывающие клыки, и наполовину жалостливые, но в основном брезгливые взгляды. Я замечаю нескольких членов из ближайшего окружения отца, советников, которых я не видела с детства; могущественные семьи и их отпрысков, большинство из которых лебезили перед Оуэном и издевались надо мной, когда мы были детьми. Никого из присутствующих нельзя было бы даже отдалённо назвать другом, но в защиту того, кто составлял список гостей, моё отсутствие значимых отношений, должно быть, стало небольшой проблемой при заполнении мест.

А ещё есть сторона жениха. Та, от которой исходит жар, чуждый моему виду. Та, что желает моей смерти.

Кровь оборотней несётся по венам быстрее, громче, её запах медный и незнакомый. Они выше вампиров, сильнее вампиров, быстрее вампиров, и никто из них, похоже, не в восторге от идеи, что их Альфа женится на одной из нас. Их губы презрительно кривятся, когда они смотрят на меня, вызывающе, злобно. Их ненависть настолько сильна, что я чувствую её привкус на своём нёбе.

Я их не виню. Я никого не виню за то, что они не хотят быть здесь. Я даже не виню за шёпот, ехидные комментарии или тот факт, что половина гостей здесь так и не поняли, что звук разносится дальше, чем кто-то из них думает.

— …целых десять лет она была Залогом у людей, а теперь это?

— Спорим, ей нравится внимание…

— …остроухая кровопийца…

— Ей и двух недель не протянуть.

— Скорее двух часов, если эти животные…

— …либо раз и навсегда стабилизируют ситуацию в регионе, либо снова развяжут полномасштабную войну…

— …думаешь, они действительно будут трахаться сегодня ночью?

У меня нет друзей слева, а справа только враги. Поэтому я беру себя в руки и смотрю прямо перед собой.

На моего будущего мужа.

Он стоит в конце прохода, спиной ко мне, слушая кого-то, кто шепчет ему на ухо — возможно, своего шафера. Я не могу разглядеть его лицо, но знаю, чего ожидать исходя из фотографии, которую мне дали несколько недель назад: красивый, поразительный, неулыбчивый. Волосы у него короткие, насыщенного каштанового цвета, стриженные «под ёжик», черный костюм идеально сидит на его широких плечах. Он единственный мужчина без галстука, и при этом ему удаётся выглядеть элегантно.

Может, у нас общий стилист. Неплохое начало для брака, я полагаю.

— Будь осторожна с ним, — шепчет отец, губы едва шевелятся. — Он очень опасен. Не перечь ему.

Это именно то, что мечтает услышать каждая девушка за три метра от алтаря, особенно когда жёсткая линия плеч жениха уже выглядит недовольной. Нетерпеливой. Раздражённой. Он даже не удосуживается взглянуть в мою сторону, словно я ничего не значу, словно у него есть дела поважнее. Интересно, что шепчет ему шафер? Может, точную копию предупреждений, которые получила я.

Мизери Ларк? Не нужно быть осторожным. Она не особо опасна, так что можешь смело перечить ей. Что она тебе сделает? Бросит в тебя валик для ворса?

Я тихо фыркаю, и это ошибка. Потому что мой будущий муж это слышит и наконец поворачивается ко мне.

Душа уходит в пятки.

Ноги заплетаются.

Шёпот стихает.

На фотографии, которую мне показали, глаза жениха казались обычного, ничем не примечательного голубого цвета. Но когда они встретились с моими, я осознала две вещи. Первая: я ошибалась, на самом деле у него странные бледно-зелёные глаза, почти белые. Вторая: отец был прав — этот мужчина очень, очень опасен.

Его взгляд скользит по моему лицу, и я тут же подозреваю, что ему, должно быть, не показывали фотографий. А может, ему просто не было интересно посмотреть на свою невесту? В любом случае, он недоволен мной, и это очевидно. Только вот жаль, что в разочаровании людей я уже собаку съела, и сейчас меня это не волнует. Его проблемы, если ему не нравится то, что он видит.

Я расправляю плечи. Нас разделяет небольшое расстояние, и я ловлю его взгляд своим, не отрывая, и именно так я вижу, как всё происходит в реальном времени.

Зрачки расширяются.

Брови хмурятся.

Ноздри раздуваются.

Он смотрит на меня, словно я сделана из опарышей, и делает один глубокий, медленный вдох. Затем ещё один, резкий, в тот момент, когда меня подводят к алтарю. Его лицо искажается в гримасе, которая на мгновение кажется необъяснимо потрясённой. Я же знала, я знала, что оборотни не любят вампиров, но это выходит за рамки. Это похоже на чистое, сильное, личное презрение.

«Не повезло тебе, приятель», — думаю я, вздёргивая подбородок. Я снова делаю шаг вперёд, пока мы не оказываемся друг напротив друга, на неприлично близком расстоянии.

Двое незнакомцев, которые только что встретились. Собираются пожениться.

Музыка стихает. Гости садятся. Моё сердце отбивает вялый ритм, даже медленнее обычного, из-за того, как жених возвышается надо мной. Наклонившись вперёд, он изучает меня, словно абстрактную картину. Я наблюдаю, как его грудь жадно вздымается, словно он хочет… вдохнуть меня. Затем он отстраняется, облизывает губы и продолжает пристально смотреть.