Каждый день она мыла и расчесывала мне волосы и даже одевала меня, все это время держа меня прикованной. Она обращалась со мной так, словно я была ее личной куклой. Во второй день я пыталась вести себя прилично, сегодня я пыталась не говорить. С этой женщиной было что-то серьезно не так.

Несмотря на мою тактику вызвать у нее реакцию, она вела себя так, как будто ее ничто не беспокоило. Единственный раз, когда я получила от нее ответ, был, когда я «плохо себя вел». Кроме этого, она не подавала никаких признаков того, что находится здесь, в этом пространстве, кроме физического. Мне нужно было убраться отсюда, но я даже не знала, в какой стране нахожусь.

— Тебе нужно, чтобы кто-нибудь помог тебе, дорогой? — спросила она, нарезая еду своими тонко отполированными столовыми приборами. Нельсон подошёл и, как робот, нарезал мне еду, прежде чем поднести ее к моим губам.

Я думаю, что даже у подхалимов могут быть подхалимы.

Открыв рот, я взяла еду и немного прожевала, прежде чем выплюнуть ему в лицо.

— МЕЛОДИ!

Он сделал шаг назад, когда Авиела вышла вперед. Нельсон медленно вытер лицо, прежде чем впиться в меня взглядом.

Авиела схватила меня за лицо, заставляя встретиться с ней взглядом.

— Я пытаюсь, Мелоди. Я хочу, чтобы ты была счастлива со мной. Я люблю тебя, но ты должна отпустить его и этого ребенка. Они — твое прошлое, которого у тебя никогда бы не было, если бы мы были вместе. Я люблю тебя, поэтому, пожалуйста, веди себя прилично, потому что я не хочу причинить тебе боль.

— Единственное, что мешает мне свернуть твою гребаную шею прямо сейчас, — это эти чертовы наручники. Так что пошла ты…

Она ударила меня так сильно, что мои зубы порезали нижнюю губу. Слизывая кровь, я посмотрела на нее, улыбаясь.

— Ты ужасная мать, всегда была… и всегда будешь.

Она ударила меня дважды, затем в третий раз, прежде чем отстранилась.

— Прекрати заставлять меня причинять тебе боль!

Мое лицо горело, и я знала, не глядя, что на моей щеке останется отпечаток ее руки.

Я невесело рассмеялась и на мгновение задумалась, была ли ее разновидность сумасшествия заразной или наследственной. Выбросив эту мысль из головы, я сосредоточилась на женщине, хрипло дышащей передо мной.

— Это то, что тебе говорил дорогой дедушка?

— Ты ничего не знаешь.

— Я знаю достаточно и это не помогает. Ты думаешь, что это так, но это не так. Отпусти меня, скажи мне, кто такой Иван, и мы все сможем освободиться от него.

Она покачала головой, проводя руками по своим коротким волосам.

— Нет, нет. Ты его не знаешь. Ты ничего не знаешь. Просто позволь мне защитить тебя, милая. Ты не можешь победить его, никто не может. Все в порядке…

— Ты, я и Лиам, мы можем…

— НЕТ! Я сказала «нет»! Я буду защищать тебя, хорошо? Я, твоя мамочка. Ни Лиам, ни кто-либо другой. Теперь ты пропала. Иван не будет беспокоить твою семью. Просто будь умницей, Мелоди. Будь добра ко мне, ладно?

Это было все равно что пытаться урезонить ребенка, впавшего в истерику.

— Иван — просто человек.

— ХВАТИТ! — Сделав глубокий вдох, она вернулась к прежнему выражению лица. — Ты испортила наш ужин. Ты была так хорошо воспитана, когда я тебя растила.

— Ты никогда не воспитывала меня, Авиела.

Тогда она посмотрела мне в глаза, и они показались мне пустыми; в ней не было глубины, просто пустая оболочка женщины, которая когда-то была моей матерью. Выпрямившись, она подошла к камину, который располагался под картиной, изображавшей ее молодую версию. Достав шприц с каминной полки, она вздохнула, прежде чем повернуться ко мне.

— Авиела, — прошипела я, зная, что последует. Я попыталась отстраниться от нее, но она просто продолжала приближаться.

Она погладила меня по щеке, и если бы не то, что она собиралась сделать, я бы подумала, что она пытается быть нежной.

— Это облегчит твою боль.

— АВИЕЛА, НЕ НАДО! — Она задрала мой рукав, и я попыталась отбиться, но робот пришел ей на помощь, схватив меня за плечи.

— Нет, — сказала я, когда игла нашла мою вену.

— Знаешь, что иронично? — Спросила Авиела. — Я купила эту партию у вашего дилера.

— Мама, — прошептала я, когда все вокруг завертелось в красках.

— Тсс, милая. Мы попробуем еще раз завтра, хорошо? Ты будешь хорошо себя вести. Все будет выглядеть и ощущаться намного лучше. Я обещаю, хорошо, детка? Я обещаю.

Мне казалось, что я плыву, меня несет к Итану и Лиаму. Здесь никто не мог причинить нам вреда. Никто не мог нас найти; мы все дрейфовали. Мы были счастливы, я была счастлива.

ЛИАМ

— Мы с нашим сыном так скучаем по тебе и любим тебя, Мел. Спасибо. — Когда я оторвался от микрофонов, репортеры начали выкрикивать свои вопросы, а вспышки их камер ослепили меня.

— Сэр, машина готова, — сказал Монте, ведя нас в больницу.

Мы должны были выписываться сегодня. Машины уже ждали нас на заднем дворе. Часть меня хотела остаться. Я приехал со своей женой; я должен был бы уезжать со своей женой. Но я не мог остаться, чем быстрее я доберусь домой, тем быстрее смогу поработать.

Моя мать вышла вперед с моим сыном — нашим с Мел сыном, — который крепко спал, завернутый в маленькое одеяло и шерстяную шапочку. Он хорошо спал. Мел разговаривала с ним в своей утробе, требуя, чтобы он привык к ее режиму сна, когда он все еще был в ней. Это было немного безумно, но в основном красиво. Она утверждала, что не будет хорошей матерью, но я видел это каждый день, а теперь у нее даже не было шанса доказать это самой себе.

Прежде чем я успел подойти к нему, офицер заноза в моей заднице уже был у меня на хвосте.

— Мистер Каллахан, мы просили вас не назначать вознаграждение.

— И я проигнорировал вас.

— Мистер Каллахан, с такой записью, как эта, мы получим тысячи и тысячи звонков, отвлекающих нас от реальных зацепок, усложняющих задачу…

— Тогда подключи больше людей к чертовым телефонам, — прорычал я. — Ты хочешь, чтобы я ничего не делал? Моя жена похищена, и я планирую вернуть ее, даже если мне придется отдать все свои деньги, учитывая, что полиция Чикаго не может выполнять свою работу.

— Вы сказали, что вам нужен настоящий агент ФБР. Что ж, я попросил об одолжении, мистер Каллахан, и мы найдем вашу жену. Птички нашептали, что директор ФБР теперь поручил создать команду. Просто дайте нам…

Его прервали, когда Итан начал хныкать в объятиях моей матери.

— Это просто слова, офицер. А теперь, если вы меня извините, мы с семьей хотели бы вернуться домой.

— Мистер Каллахан, есть ли что-нибудь, что вы хотели бы…

— Офицер Скутер, — сказал Деклан. — Мой брат только что попросил вас оставить нас в покое. Пожалуйста, сделайте это, прежде чем мы откажемся больше разговаривать с кем-либо. — Он вкатил Коралину, которая низко опустила голову, уставившись на свои тонкие руки.

Офицер покачал головой.

— Я бы не советовал этого, сэр. Это только заставило бы нас думать, что вам есть что скрывать. Вам ведь нечего скрывать, верно?

— До свидания, офицер, — сказал Деклан, когда я забрал своего сына. От него пахло высушенным на воздухе бельем и цветами.

Никто по-настоящему не разговаривал со мной в нашей семье; это было трудно сделать, когда столько людей подчинялись мне. Нил и Оливия были доме, ждали нашего возвращения и производили зачистку дома… Или, по крайней мере, Нил. Я понятия не имею, что делала его жена, кроме как плевалась ядом.

— О нет, — прошептал я маленькому человечку. Он зевнул, его лицо сморщилось, как чернослив. — Хорошенько выспись.

— Лиам, я купила для него автокресло. Я отдала его Монте, так что оно должно быть в машине, — сказала моя мама, как только мы добрались до переулка. Тот самый переулок, в котором умерла врач Мелоди. Свежий снегопад скрыл все ее следы.

— Спасибо тебе, мама, — ответил я, натягивая шапочку Итана, чтобы прикрыть его уши. Он был более чем готов к погоде со всей одеждой на нем; я беспокоился, что ему будет жарко, но медсестры сказали мне держать его в тепле.