— Ваша работа действительно создана для вас, — сказала Мина, выключая телевизор, и повернулась к нам лицом.

— Что? Они все любят меня, — ответил сенатор Коулмен, ухмыляясь в телевизор со своего места. — Я одержал победу.

Я же тебе говорил.

Отец покачал головой, наливая себе стакан бренди.

— Это потому, что все остальные кандидаты были идиотами.

— Или недостаточно богаты, чтобы превзойти тебя в кампании, — добавил Деклан.

— Да, все это правда, — сказала Мина, обойдя диван и остановившись прямо за креслом Оливии. — Люди действительно любят вас, проблема здесь в ее королевском высочестве.

— Я ничего не сделала, — Оливия уставилась на нее.

Мелоди и я изо всех сил старались держаться подальше от этого. Чем меньше мы были вовлечены в выборы, тем меньше вероятность того, что люди будут подвергать сомнению любые оказанные нам услуги. К сожалению, Коулмены были кучкой политических идиотов, которые понятия не имели, как работает система. Я бы удивился, если бы они вообще знали, где находится этот чертов Белый дом. Именно по этой причине я лично нанял Мину Сон, американку корейского происхождения во втором поколении, с IQ почти таким же высоким, как у меня. Я боролся с ней за первое место в классе, когда учился в Дартмуте. Она была политическим животным, которое сделало бы все, чтобы победить. Она была невысокого роста, в очках с толстой оправой, с шелковистыми черными волосами, которые всегда были собраны в пучок. Я не мог уволить никого, кто знал, как выполнять свою работу. За последние шесть месяцев она чуть ли не продала свою душу, чтобы уничтожить любого кандидата, вставшего у нее на пути. Мелоди и я называли ее «наш маленький питбуль».

— В этом-то и проблема, — я вздохнул. У меня не было времени на эту глупость. — Люди думают, что ты холодная и бессердечная, с богатым мужем и могущественным папочкой. Ты им не нравишься и будешь продолжать не нравиться до тех пор, пока ты не перестанешь показывать им, кто ты есть на самом деле, и не начнешь быть тем, кем они хотят тебя видеть.

— Я бы и сама не смогла сказать лучше, — сказала Мина, поправляя очки. — Люди выбирают не просто президента, они выбирают первую семью. Им нравится твой отец, им нравится твоя мать, но ты паршивая овца, которую нужно перекрасить в белый цвет.

— Прекрасно, — сказала Мелоди, выступая вперед, — я разберусь с Оливией. Просто продолжай работать над всем остальными.

— Ты? — спросил Нил обеспокоенно, но с намеком на веселье.

— Да, я, — отрезала она, садясь. — Женщина, которую любит публика. Женщина, которая хлопает ресницами перед камерами, которая примеряет дурацкие короны из воздушных шаров от надоедливых клоунов и жертвует кучу денег стольким детям, что они хотят назвать гребаную школьную библиотеку в честь меня. Я знаю, как вести себя на публике. С другой стороны, твоей жене нужно дать несколько уроков. Ты должен быть рад, что я не сбросила ее с моста из жалости на голосовании.

— Ты бы не стала, — голубые глаза миссис Коулмен расширились, когда она быстро встала. Стоя рядом с ее дочерью, они выглядели жутко похожими, с той лишь разницей, что у миссис Коулмен была морщинистая кожа и седые светлые волосы до плеч.

— Она бы так и сделала, — ответила моя мать. Она ненавидела, когда мы ссорились. Но можно было бы подумать, что она уже привыкла к этому. Когда мы не ссорились?

— Ей бы это определено понравилось, — Коралина усмехнулась. Мелоди «исправила» Кору, как она любила говорить. Другими словами, Коралина теперь жила с нами на темной стороне Луны.

Миссис Коулмен встала.

— Мы все здесь семья…

— Нет, мы семья, — я указал на себя и своих ближайших родственников. — Вы — шахматная фигура, ступенька к нашим целям, миссис Коулмен. Жестоко, я знаю. Но это правда, и будет лучше, если вы услышите ее сейчас, чтобы у нас не было недоразумений в будущем. Вы не представляете для своего мужа никакой ценности, кроме развлечения. Я думал, мы ясно дали это понять, когда просили вас снова выйти замуж ради этой кампании. Это та сделка, которую вы заключили. Так что спасите свою жизнь и сядьте обратно, пока у вас не исчезли ноги, на которые можно было бы опереться. В мире полно хорошеньких блондинок, которые заменят вас.

Потрясенная, она снова села.

Добро пожаловать в нашу семью.

Может быть, теперь то, на что она подписалась, наконец-то поразило ее. Она хотела быть первой леди, чтобы стать лицом изменений в окружающей среде и образовании. Таков был уговор. Мелоди и я были руками, которые кормили ее, и если бы она укусила нас, мы бы вырвали все ее зубы до единого.

— Что ж, сенатор, мы должны еще раз повторить вашу речь, — сказала Мина мистеру Коулмену, печатая на своем планшете.

— Я думаю, что я тоже пойду с вами, — сказала миссис Коулмен. Она нервно улыбнулась, прежде чем выйти.

— Они мои родители, не могли бы вы, пожалуйста, воздержаться от угроз им? — Оливия зашипела сквозь зубы, заставив Нила схватить ее за руку.

— Почему? Мы угрожаем тебе, но ты член семьи, — сказала Мелоди, и я улыбнулся.

Оливия посмотрела на Эвелин и Седрика, которые, казалось, вели свой личный разговор, и топнула ногой, как соплячка, которой она и была. Мои родители ни хрена не могли сделать, да и не стали бы. Эвелин… Ну, моя мать была счастлива, когда был счастлив мой отец, и пока она могла устраивать столько вечеринок, сколько хотела, с ней тоже все было в порядке. Мой отец был вне этого «бизнеса»; он держал свои руки чистыми и вместо этого сосредоточился на наших более законных делах. Семья Каллахан контролировала не только торговлю наркотиками. Отели, рестораны, спа-салоны, клубы…у нас их было так много, что я, честно говоря, сбился со счета. Не говоря уже о количестве акций, которыми мы теперь владели в некоторых крупнейших мировых корпорациях благодаря семье Джованни, которая теперь состояла только из Мел. Каллаханы скрывали наш секрет за небольшими коммерческими предприятиями на протяжении поколений, но поскольку Мелоди почти полностью восстановила бизнес Джованни сама, ей нужен был более быстрый способ спрятать свои кровавые деньги. Между нами двумя, мы действительно владели этим городом… этим штатом, и Оливия, спустя столько времени, все еще, казалось, не понимала этого.

— Эта семья в полной заднице и такая дисфункциональная, — огрызнулась Оливия, направляясь к двери. — Мы должны прикрывать друг друга и защищать друг друга. Но все, что ты когда-либо делал, это напоминал нам, что без колебаний убил бы любого из нас.

— Очевидно, мы недостаточно напоминаем тебе, — мои глаза сузились, когда я двинулся к ней. Ее глаза расширились, и Нил немедленно встал между нами.

— Отойди в сторону, брат, — тихо сказал я. — Я не причиню ей вреда.

Челюсти Нила сжались, и он сделал лишь небольшой шаг вправо, позволяя мне встать перед Оливией.

— Каждый день ты ноешь и ноешь, и каждый день тебе удается проснуться. Это не удача, это даже не воля Божья; это потому, что ты — семья. Это единственная причина, по которой твой язык не вырвали из горла. Ты жива, потому что мой брат, о котором я забочусь, был настолько глуп, что влюбился в тебя. На протяжении многих лет тебе была предоставлена свобода слова, но теперь я отменяю это право. — Я обхватил ладонями ее лицо и почувствовала, как Нил вздрогнул рядом со мной. — Больше ты никогда не будешь говорить мне, какой должна быть эта семья, Оливия Каллахан. В мире недостаточно любви, чтобы защитить тебя от меня.

Когда я отстранился, она была бледнее, чем платье, которое на ней было.

— Может быть, нам всем следует отдохнуть перед гала-концертом, — сказала моя мама, подойдя ко мне и взяв меня за руку. Она оттащила меня назад, давая Нилу возможность побыть с Оливией.

— Блестящая идея, мама, — я поцеловал ее в щеку, прежде чем повернуться к Мелоди. Увидев выражение похоти в ее глазах, я забыл обо всем остальном.

Я потянулся к ее руке.

— Жена.

Она покачала головой.