— Эй, разве она не для меня? — спросила она, наблюдая, пока я подходил к ней.
— Нет, эта вода была для жены, которая в меня не стреляет, — ответил я, свирепо глядя на «глок» в ее руке.
Она нахмурилась.
— Сколько у вас жен, мистер Каллахан?
— Как бы мне ни нравилось это наше подшучивание, что вы здесь делаете, миссис Каллахан? — Я не понимал, почему она просто не перестроила его. После того как дом сгорел дотла, она никому не позволяла к нему прикасаться. Здесь не было ничего, кроме ржавого металлолома, битого фарфора и нескольких стен, изо всех сил пытающихся устоять на земле.
— Ты знал, что именно здесь я решила, что буду управлять семейным бизнесом?
— Нет, я не знал, что ты проводила много времени в Чикаго. — Я не был уверен, откуда мне было знать.
— Обычно я приезжала по двум причинам: у моего отца были дела или у него был прием у врача.
— В Калифорнии не было врачей?
— Конечно, были, задница, — сказала она, закатывая на меня глаза. — Однако доктор Андерсон был здесь. Я никогда не могла предположить, почему у них была такая связь. Но он был тем, кто помог мне появится на свет, так что я предполагаю, что он никогда не говорил полиции, что Орландо позаботился о том, чтобы Авиела не уехала. Верность была для него большой ценностью, но у него ее не было. Однажды, обхватив руками мое горло, он сказал мне:
— будь верна только самой себе. Люби только себя.
— Он обхватил руками твою шею? — Теперь я был более чем рад, что воткнул иглу ему в руку.
— Успокойся, мачо. Мой отец не издевался надо мной, это все рак. Когда он был на химиотерапии, он становился таким жестоким, таким холодным. Он умирал, и не хотел принимать это. Мы еженедельно ссорились из-за этого. Он заперся, чтобы не срываться на мне. И когда мне было семнадцать, я была готова уйти. С меня хватит. Я устала. Я поступила в Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе, мой отец был почти на грани банкротства, и люди покидали корабль быстрее, чем мы моргали.
— И ты все перевернула. — Все в нашем «мире» верили, что именно ее отец снова вдохнул жизнь в фамилию Джованни. Она была потрясающей.
Когда она улыбнулась мне, ее глаза остекленели от взгляда, который, я знал, приносил только неприятности.
— Ты хочешь знать, как?
Я не был уверен.
— Да? — Ответил я, садясь рядом с ней.
— У моего отца были припрятаны деньги для тебя. — Она засмеялась, проводя руками по своим темным волосам. — Он беспокоился, что ты не женишься на мне, если у меня не будет денег и, что еще хуже, не будет власти. Он вел черную книгу каждого судьи, полицейского и политика, которые были в долгу перед семьей. Не говоря уже о нескольких участках полей с сорняками на юге. Я была так взбешена, когда увидела их. Во-первых, я стою намного больше семи миллионов.
— Ага, сейчас, — пошутил я, на что она просто наставила на меня пистолет.
— Серьезно?
Я не смог удержаться от смеха.
— Значит, ты взяла мои семь миллионов и…?
— Я взяла свои семь миллионов и купила товар через одного из диллеров Бо.
— Бо? То есть офицер Брукс?
— Да, он был бездомным, когда я встретила его. Я до сих пор не знаю, был ли он наркоманом или нет.
— Что тебя привлекает в бомжах? Сначала Джинкс, теперь Брукс? — Ей определенно нравились бездомные. Надеюсь, помощь бомжам не входит в ее планы на жизнь.
— Я не собираюсь спрашивать, как ты узнал о Джинкс, потому что я могу пристрелить тебя. — Ее карие глаза сузились, глядя на меня. Это заставляло меня хотеть ее еще больше, когда она вот так смотрела на меня.
— В любом случае, Бо знал солдата в Южной Америке, который провозил контрабанду. Я предложила ему работу, он предложил мне все, что у него было: связи, рабочих, контрабандистов. В свою очередь, я дала ему шанс. У него было двое детей, которых нужно было кормить, и он не хотел всю свою жизнь быть наркоторговцем. Семи миллионов было достаточно; я владела всем этим, и в тот момент, когда я это сделала…
— Золотая лихорадка, — прошептал я, ухмыляясь. — Ты стояла за золотой лихорадкой. Она разозлила папу до чертиков. Каждый наркоман и дилер в этой чертовой стране хотел только золотой лихорадки. Ты продавала его дешевле, чем мы когда-либо могли. У нас из под носа утекали деньги, и мы понятия не имели, кто за этим стоит.
Мой отец чуть не сошел с ума в поисках источника этого дерьма.
— Семь миллионов превратились в двадцать восемь миллионов за первый месяц. К концу того лета я вышла в плюс, и все те крысы, которые покинули нас, прибежали обратно.
— Я уверен, у тебя был с ними отличный день. — В конце концов, у Крыс не было преданности.
— Фиорелло позаботился о них. — Она засмеялась и поежилась, не из-за холодного воздуха, а от чего-то, чего я явно не понимал.
— Фиорелло? — Спросил я ее, накидывая ей на плечи свой пиджак.
Она мгновение смотрела на него, затем снова на меня, прежде чем кивнуть, вытянув ноги на обломках.
— Наш главный дворецкий. В тот день, когда ты пришел, он, скорее всего, поклонился.
— А, парень из аббатства Даунтон15.
— Да, — она закатила глаза. — Чтобы отпраздновать, я пригласила всех наших людей на большой банкет на этой вилле. Было показано видео со всеми ушедшими людьми. Чтобы доказать свою преданность, они должны были застрелиться. Никто из них этого не сделал, и поэтому я поручила это сделать снайперам. Остальные были предупреждены Фиорелло.
— Ты не хотела, чтобы Фиорелло был с тобой, когда ты переехала?
Она снова нахмурилась, и я возненавидел это.
— Нет. Он бы не поехал, и я бы не стала его принуждать. Он остался ради моего отца, а после его смерти вернулся в Италию. Я узнала, что Брукс подал заявление в полицию, но получил отказ за год до того, как пришел ко мне. Часть меня верила, что он мог бы разрушить мою семью и получить признание, если бы присоединился. Тем не менее, я воспользовалась черной книжкой моего отца, обналичила несколько услуг, и он был в деле; мой личный крот, работающий на чикагскую полицию. На это у меня ушли годы, но я это сделала. Даже после того, как Валеро сожгли дотла наши поля, Джованни все еще были на высоте. После золотой лихорадки федералы все равно вышли на охоту, поэтому я сосредоточилась на кристалле и героине.
— А болезнь Коралины… — Я даже не мог заставить себя сказать это. Это было так странно. Она была хорошей. Она изо всех сил старалась быть такой же жесткой и плохой, как мы, но она была слишком хорошей. Мне это в ней нравилось.
— Болезнь Коралины вернула все обратно. Это заставило меня задуматься, как бы все было, если бы у моего отца никогда не было этого бизнеса? Пошла бы я в Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе? Кем бы я стала?
— Симпатичной, милой выпускницей колледжа, безусловно, замужней за мной. Моя жизнь, черт возьми, была бы намного проще.
— Ты действительно хочешь, чтобы я тебя пристрелила, не так ли?
Смеясь, я притянул ее к себе, обнимая.
— Я представил это. На самом деле ты была бы такой же невинной, какой казалась бы.
— Все, что я вижу, это то, что ты приходишь ко мне и склоняешь для секса, как свою личную игрушку. — Она оттолкнулась, поставив пистолет на предохранитель, прежде чем убрать его.
Наблюдая, как она обращается со своим пистолетом, мне захотелось наклонить ее сейчас. Это было не то место. Последнее, что мне было нужно, это чтобы ей снова стало плохо, но машина…
— Почему ты так на меня смотришь? — спросила она, на что я только усмехнулся.
Наклонившись, я схватил ее за ноги и поднял в свадебном стиле.
— Лиам гребаный Каллахан, отпусти меня прямо сейчас!
— Нет, пока я не нагну тебя в машине. Ты должна мне новую машину! — Я улыбнулся.
— Ты глупый ирландский грубиян!
ГЛАВА 27
«Все умирает. Таков закон жизни — горький неизменный закон».
— Дэвид Клемент-Дэвис
ДЕКЛАН
Я бежал по коридорам, вверх по коридорам, кругами. Она просто встала и ушла, не потрудившись поговорить с медсестрой или даже написать мне. Я понятия не имел, где она была и куда направляется, и что бесило меня больше всего, так это то, что это была моя вина. Я никогда не должен был оставлять ее одну, но мне просто нужна была чертова секунда, чтобы отдышаться, собрать себя по кусочкам. Я должен был быть с ней; я должен был никогда не покидать ее.
