Я всё молился, а потом пытался убедить себя, что её нужно отпустить. Отрицал это, и снова молился. Поднялся, поцеловал её, и шепнул ей на ухо:

— Я люблю тебя, Ангелина… И я не готов тебя отпустить. И никогда не буду готов… — я всмотрелся в её безмолвное, безмятежное лицо, то ли пытаясь запомнить его, то ли гипнотизируя её на пробуждение. Но её лицо так и осталось умиротворённым. Я снова сел. Положил голову щекой на её ладонь. Снова ревел и снова молился.

Я закрыл глаза и думал о том, как мне её отпустить. О том, что это правильно и уже пора. Бесконечно возмущался этим, отрицал, винил себя, молился, просил её. Я никак не мог заставить себя отказаться от неё. Никак.

Не знаю, сколько прошло времени. Потому что я не находил себе места. Я, то пытался быть рядом с ней, то пытался уйти, не уходя. Я метался в палате, в своих мыслях, чувствах… Когда мне стало казаться, что время вокруг остановилось, и, что я так навсегда и останусь здесь, рядом с ней, эта идея стала греть мне душу и сердце, я сел на стул у её кровати, положил, уже привычно, голову рядом с ней, и её руку на свою голову.

Я так хотел задержаться в этом моменте навсегда. Я шептал, что люблю её, и никогда не смогу отпустить. Я закрыл глаза, представляя её улыбку, её смех, её голос, испытывая чудовищные страх и боль, от того, что больше никогда не увижу, и не услышу их. Я почувствовал, как её рука проскользила по моим волосам, и скатилась с моей головы.

Я открыл глаза. Думал её рука соскользнула, как бывало и раньше, но её не оказалось у моего лица. Вместо этого, моей головы что-то коснулось, и задвигалось в волосах. Движения были плавными, нерешительными, даже слабыми. Я стал поднимать голову и её рука упала с моей головы. Я чуть не задохнулся от счастья, увидев её открытые глаза и руку, что пыталась поймать назад мои волосы. Я быстро встал и впился в её губы таким поцелуем, коротким, но самым горячим, пока этот мираж не исчез.

— Ох-ре-неть… — прохрипела она. А я улыбался, и даже нервно смеялся от счастья. В это не верилось, но она говорила!

— Господи, очнулась… — я не мог это осознать. Я влепил себе пощёчину. Смачно. — Больно! И ты тут! В сознании! — чуть ли не голосил я.

— Вы кто? — я растерялся и уставился на неё, наверное, с шоком на лице. А она заулыбалась. Я смеялся, как ненормальный идиот. А потом стал её обнимать.

— Ты же ведь помнишь меня? Знаешь кто я? — спросил я, выпрямившись, и посмотрев на неё.

— Старый друг? Цветочек? — если первое меня не удивило, то второе — очень.

— А имя моё как?

— Цветков Алексей Николаевич. Ты хочешь, чтобы у меня голова заболела?

— Нет, — и я снова обнимал её и целовал. В щёку.

Кипишь, что я поднял, привёл к нам сначала медсестёр, а потом врачей. Начался настоящий хаос. Когда тётя Аня и Олег зашли, то увидели толпу. И тётя Аня так испугалась, я поспешил её успокоить:

— Ангелина очнулась! — она заплакала. И Олег тоже. И даже врач Олега был переполнен чувствами.

Ангелину осматривали, проверяли, изучали. А я вспомнил о Максиме. И снова набрал его.

— Ало, — думаю, он ждал от меня совсем других новостей.

— Она очнулась… — хотел добавить приезжай. Но всё стало сложно. Он снова её оставил, в третий раз уже. На этот раз, лучше, чтобы насовсем. Он молчал. — Я не шучу, и я в своём уме. Её сейчас обследуют.

— Я сейчас приеду… — и он отключился.

Когда я пробился к ней, сквозь стену людей, она была немного растеряна.

— Всё нормально?

— Вроде, да. Просто, слишком шумно и много людей… — я смотрел на неё и не мог поверить. Она вернулась…

— Им нужно убедиться, что ты в порядке, — Олег и тётя Аня стояли рядом, держа её за руку. Они ревели.

— Чего вы плачете?

— Ты вышла из комы спустя почти год. Ты не представляешь какое это счастье.

— Год?

— Да, — я говорил, а сам улыбался, как идиот.

— Что ещё я пропустила? — ох ты ж, чёрт! Она же не в курсе, что Максим жив…

— Горский соврал насчёт смерти Максима и его семьи, — думал, она будет счастлива. И она обрадовалась, но не так, как я ждал.

Тут наш балаган стали выгонять, чтобы врачи могли её обследовать. А я позвонил отцу и сообщил самую счастливую новость.

*** Повествование от лица Алексея ***

Ангелина провела в больнице ещё неделю. Её полностью обследовали. Слух, зрение, речь — были в порядке. Выявили нарушения моторики и памяти. Ещё, врачи предупредили, что возможно возникновение психологических проблем из-за продолжительной комы, и трудностей в адаптации и реабилитации. Ей рекомендовали не жить одной после выписки, так как некоторые функции и память будут восстанавливаться поэтапно, и ей понадобится помощь. Я подумал, что Максим будет жить у неё, или она у него. Но она об этом ни разу не упомянула за неделю.

Я не присутствовал при их первой встрече. Только знал, что пробыл он не слишком долго, вышел от неё немного печальным, но всё же радостным. Потом он навещал её ещё, но я тоже при этом не присутствовал. Что в их отношениях, не знаю.

В день выписки его не было. Я подумал, что, может быть, он приедет забрать её после выписки.

— Лёш? — позвала она меня. Она собиралась, а я помогал.

— Да, — я повернулся к ней.

— Хотела тебя попросить. Надеюсь, не слишком нагло будет с моей стороны… — я молча ждал. — Мама не может со мной жить. Хоть, она почти самостоятельна. Но она привычна к своей комнате в клинике… — я, наверное, сплю?!! Она просит меня пожить с ней, пока она не восстановится?! — Ты можешь пожить у меня? Пока…

— Конечно. Без проблем, — она засмеялась. Видимо, мой торопливый ответ выдал меня. Я мысленно снова, наверное, в миллионный раз поблагодарил Бога, что он вернул её, что услышал меня, и я теперь вижу её улыбку и слышу её смех.

Мы собрались, а потом было долгое и трогательное прощание с персоналом клиники. Ангелину знали все: врачи, медсёстры, уборщицы. Она, конечно, всех их знала всего лишь неделю, но она очень тепло со всеми попрощалась.

Также на выписке были Олег, с врачом, тётя Аня, и мой отец. Они поздравили Ангелину, подарили цветы, и провожали нас, пока мы не уехали от клиники. Максим так и не появился.

Когда подъехали к дому Ангелины, она выглядела немного взволнованной, но радостной. Мне было очень интересно, что творилось в её голове, но я не стал лезть с расспросами.

Мы зашли в квартиру, она, правда, немного замешкалась с замком. Пальцы плохо слушались, и поворот ключа дался с трудом. Я поставил её сумки, и мы сняли верхнюю одежду.

— Ну, если я правильно всё в помню, то ты всё знаешь… — она посмотрела на меня, улыбаясь. В её глазах отражалась радость, наверное, от возвращения домой. И я радовался вместе с ней.

— Да. Знаю.

— Хорошо, — она кивнула, и пошла в спальню. А я, проводил её взглядом, и пошёл на кухню.

В её холодильнике, естественно, ничего не было. Да, и вообще из еды дома мало, что было. Я пошёл за ней, с предложением поехать в магазин за продуктами. Мы встретились в коридоре, идя друг другу навстречу.

— Тут…

— Надо… — начали мы почти одновременно. — Говори, — сказал я.

— Уборку надо сделать. Пылища годичной давности.

— И еды нет…

— Ты — за едой, я — уборку делать, — предложила она.

— Нет. Всё вместе. Сначала за едой. Поедим, потом уборку, — думал, она станет сопротивляться, как всегда. Но нет, она согласилась.

По пути в магазин, она всё смотрела в окно, с таким умиротворённым, и счастливым видом… Молчала всю дорогу, правда, но я всё равно радовался, видя её рядом, и улыбающуюся.

Мы выбрали продукты. Она даже шутила и болтала с кассиром, пока та пробивала продукты. А потом Ангелина не смогла вспомнить пин-код от своей карты, разозлилась и расстроилась. Предложил расплатиться моей, думал, она станет упрямиться, но нет, она спокойно позволила мне оплатить покупки, даже улыбнулась мне. У меня от этого мурашки по затылку пробежали.