— Ты думаешь, я не хотела быть на его месте? Думаешь, я бы не сделала ничего, чтобы вернуться в прошлое и изменить то, что случилось той ночью? Ты даже не плакал, когда он умер, или во время его похорон. Мне пришлось нести всю эту боль. В одиночку.

Я не узнаю свой голос. Я не узнаю себя.

— Мне надоело терпеть это дерьмо от тебя. Я больше не позволю тебе принимать участие в моей жизни. Я пыталась поддерживать общение ради мамы, но больше так не могу. Ты жалкое оправдание мужчины и еще более смехотворное оправдание отца. Мне надоело ненавидеть себя за то, что ты ненавидишь меня. Мне надоело винить себя за твои ошибки. Это ты подтолкнул Родена к самоубийству, — рычу я, и если бы не адреналин, я бы уже сходила с ума. Я никогда так не разговаривала с отцом. У меня никогда не хватало смелости.

Я ожидаю, что он набросится на меня, но он не набрасывается. Я заталкиваю его в дверной проем и провожаю взглядом его удаляющуюся фигуру. Он отступает назад, когда я хватаюсь за край двери.

— На твоих руках всегда будет кровь. И я надеюсь, что когда ты будешь на последнем издыхании, в одиночестве, желая сладкой смерти, ты поймешь, что оттолкнул от себя всех. Тебе чертовски повезло, что я совсем не похожа на тебя, иначе твоя кровь была бы на моих руках.

Я закрываю дверь, как только он освобождает мне пространство, и в ушах раздается гулкий стук пульса и сердцебиения.

Как только я слышу его шаги по коридору и вижу, как его тень исчезает из-под двери, я тащу себя к кровати, позволяя плотине за глазами прорваться. И тогда я плачу так сильно, как не плакала со дня смерти Родена.

***

Мама все утро тычет мне в лицо своей выпечкой. Думаю, в основном это пирожные «с извинениями», но вкус у них, тем не менее, восхитительный.

Отец ушел по делам, а я планирую уйти до его возвращения. Мне нужно было поговорить с мамой, чтобы он не присутствовал при нашем разговоре.

Серые глаза Элейн смотрят на меня, как будто она видит всю глубину моей боли.

— Этот мужчина, с которым ты встречалась… он разбил тебе сердце, не так ли?

— Он разбил не только мое сердце. Он сломал мое доверие. Он лгал мне о наших отношениях. Я сомневалась в нем. Однако в конце концов мне следовало прислушаться к своей интуиции. Я могла бы избежать всего этого, — признаюсь я.

Она тянется через стол, чтобы взять меня за руку. Ее рука холодная, несмотря на то что в доме довольно тепло, а пальцы костлявые. Она вцепилась в меня так, словно боится отпустить, словно знает, что я уйду, как только мне дадут шанс.

— Мне так жаль, Айрис, — утешает она, свободной рукой натягивая свитер на плечи. — Ты любила его?

В моих глазах появляется влага, и я уставилась на лимонный квадратик, который откусывала.

— Любила. Я любила его больше, чем считала возможным, мама.

— Ты хочешь все исправить? Хочешь дать ему второй шанс?

— Если я дам ему второй шанс, я просто дам ему еще одну возможность разбить мне сердце. — Мне нужен висячий замок на сердце, так как оно вот-вот выскочит из груди.

— Я поддержу все, что ты решишь сделать. Но ты не должна бояться любить. Настоящая любовь — истинная любовь — стоит того, чтобы за нее бороться, независимо от ран, которые ты получишь в процессе, — говорит она, проводя рукавом по моим мокрым щекам.

Десерты моей матери превращаются в осадок в моем животе.

— Я не могу сражаться. Я не… я не могу, — сокрушенно шепчу я.

— О, милая. — Она подходит ко мне и опускается на колени рядом со мной. — Я знаю, что ты устала. Твое сердце столько пережило.

Дыхание вырывается из меня, сменяясь болезненной икотой.

— Возможно, ты не захочешь этого слышать, но если ты действительно любишь этого человека, тебе нужно бороться за то, что у тебя было. Подумай о своем брате. Твой брат не боролся за любовь, и он проиграл свою битву. Я не хочу, чтобы ты пошла по тому же пути. Ты боец, Айрис. Я знаю, что ты такая. Ты была им всю свою жизнь.

Она ошибается. Я не боролась. Я не жила. Я позволяла себе тонуть, волна за волной, мучительная волна за волной. Все, что я делаю, все мои отношения — все это обусловлено травмой из моего прошлого. Словно я не знаю, как функционировать без боли.

— Я не боец.

— Ты боец. Ты самый сильный человек из всех, кого я знаю. За время, проведенное на этой земле, я сделала не так уж много, но единственное, чем я всегда буду гордиться, — это то, что у меня есть ты. Я так горжусь тобой, — плачет она, и судорожные движения ее груди активно борются с ее словами.

По моим щекам текут слезы, а в ноздрях щиплет.

— Я люблю тебя, мама.

Слезы заливают лицо моей матери, в ее печальных глазах мелькает надежда. Она обнимает меня, и хотя с тех пор, как мы обнимались, прошла целая жизнь, я до сих пор отчетливо помню ее прикосновения.

— Я люблю тебя, Айрис. Когда ты уйдешь, я хочу, чтобы ты боролась за ту жизнь, которая была у тебя с ним. Если он будет рядом, отдаст тебе свое сердце, предложит любовь, которую, я знаю, ты заслуживаешь, то подумай о том, чтобы принять ее.

Я вытираю остатки слез, но сил хватает только на то, чтобы кивнуть.

— Я слышала ваш с отцом разговор прошлой ночью. Мне… мне жаль, что я так долго не могла смириться с тем, как ужасно он с тобой обращался, — говорит она, и впервые за целую вечность в ее словах проскальзывает гнев.

Я никогда раньше не видела маму в гневе. Я не думала, что у нее есть хоть одна злая косточка в теле.

— Я должна была бросить его давным-давно. А увидев тебя снова, я поняла, что не могу больше откладывать. Я хочу иметь возможность видеть тебя постоянно. Я хочу иметь возможность общаться со своей дочерью. Майкл, он никогда…

— Все в порядке, мама. Я не виню тебя за то, что папа заставил тебя сделать. Я просто рада, что ты наконец уйдешь. И если тебе когда-нибудь понадобится жилье, ты можешь жить у меня, — говорю я ей.

Она берет мое лицо в руки и прижимается лбом к моему.

— Я собираюсь переехать к старому другу из старшей школы. Но я приеду к тебе, как только устроюсь, хорошо?

В этот момент что-то в моей матери меняется. Ее руки больше не кажутся такими холодными, и на щеках появляется легкий румянец.

Мои губы растягиваются в улыбку.

— Хорошо.

На фоне всего, что произошло, — от ссоры с Хейзом до стычки с отцом — я не думала, что смогу снова почувствовать счастье, пока не пройдут недели или долгие месяца душевного восстановления. Но здесь, с мамой, наверстывая упущенное, я чувствую его.

Я чувствую крошечную искорку счастья, которая напоминает мне, что все будет хорошо.

ГЛАВА 38

Последний шанс на искупление

Хейз

Прошло два дня с тех пор, как Айрис порвала со мной. И я заслужил каждую жалкую секунду этого.

От холода на скамейке запасных моя задница замерзла, и я наблюдал за тем, как мои товарищи по команде тренируются перед предстоящей игрой. Я чувствую себя бесполезным, не имея возможности помочь им — хотя я уверен, что в моем нынешнем психическом состоянии от меня будет больше вреда, чем пользы.

Я облажался. Я солгал. У меня было столько шансов признаться, но я этого не сделал. Я защищал свое эго, когда должен был защищать ее. Я трус.

Но я знал, чем закончится эта история, не так ли? Я знал это с того момента, как согласился на этот план «фальшивых отношений». Я играл роль злодея и не должен удивляться, когда не получаю девушку.

Айрис — весь мой мир, и так будет всегда. Она бальзам для моей раненой хоккеем души. Часть меня всегда будет принадлежать ей, независимо от того, куда мы пойдем и с кем окажемся.

Впервые за двадцать четыре года жизни я прозрел. Я всегда был окружен девушками, у меня были варианты, и мне никогда не приходилось заходить слишком далеко в поисках их. Словно я все это время следовал за сломанным компасом, который указывал мне на восток, запад и юг, но никогда на север. Никогда истинный север. И никогда домой. Айрис — дом.

Я не могу представить, как проведу остаток своей жизни без нее. Я не могу представить, что не увижу ее лица рядом с собой утром. Мне следовало бороться усерднее.