Ресторан, который ребята арендовали на этот вечер, просто потрясающий. Здесь собралась вся хоккейная команда, а также сотня незнакомых лиц, которых я не узнаю.

Я выбрала маленькое черное платье с туфлями на шпильках. Просто и, смею сказать, изысканно. Это наш с Хейзом первый публичный выход в качестве пары, поэтому, когда мы появились на площадке, все взгляды были устремлены на нас, а камеры слепили сетчатку глаз, куда бы мы ни повернулись. Я видела фан-камеры, публикации с догадками, даже резкие высказывания некоторых исключительно озлобленных людей. Я просто рада, что большинство фанатов, похоже, принимают наши отношения.

Поначалу это было пугающе, но когда мы перешли к главному… это все равно было чертовски пугающе. Я никогда не понимала, насколько важным человеком был Хейз. Люди не переставали осыпать его комплиментами, и я благодарна им за то, что они почти не обращали на меня внимания, потому что я не была приучена к СМИ так, как команда. Я просто знаю, что сказала бы что-нибудь неловкое.

Лайла также сопровождала меня сегодня вечером, в основном потому, что я умоляла ее быть моим убежищем от всего хоккейного, а также потому, что она, очевидно, общалась с кем-то из команды. Она все еще отказывается говорить мне, утверждая, что «сглазит», если раскроет его личность. У меня такое чувство, что я не узнаю об этом, пока они не расстанутся или не поженятся.

Место выглядит невероятно. Круглые столы застелены белой тканью, в центре стоят маленькие свечи с запахом жасмина и самодельные букеты из полевых цветов, сирени и зеленых веточек. Освещение лишь слегка приглушенное, большая часть света исходит от сине-оранжевого пламени, горящего на фитилях. На фуршетном столе расставлено столько еды, что ею можно накормить небольшую деревню: тарелки с фруктами, шоколадный фонтан, посуда с переполненными блюдами. А еще — башня из бокалов с шампанским, призывающая меня.

Не знаю, почему я так нервничаю. Я никогда раньше не была на такой шикарной вечеринке. Пока гости мелькают вокруг, я рассматриваю их платья за тысячу долларов и столь же дорогие украшения. Я также беру фужер с шампанским и одним глотком опустошаю его. Надеюсь, это мера предосторожности, чтобы успокоить нервы.

Маленький ребенок с липкими руками и растрепанными волосами подбегает к нам, дергая Хейза за пиджак.

— Мистер Хейз, можно мне взять ваш автограф? — спрашивает он, протягивая сложенную салфетку и шариковую ручку.

— Конечно, малыш. — Хейз нагибается так, что оказывается на одном уровне с ребенком, берет салфетку и ставит на ней свой автограф.

— Как тебя зовут?

— Грейсон!

— Необычное имя. Ты большой поклонник хоккея, Грейсон?

Мальчик молча кивает, как глупыш.

— Самый большой!

— Нам нужно больше таких фанатов, как ты. Благодаря вам команда развивается, — говорит он, рисуя смайлик рядом со своим именем. — Ты будешь на предстоящей игре?

— Да, я и мой папа! — Мальчик указывает на мужчину в пудрово-голубом костюме с гордой улыбкой на лице.

Хейз взъерошивает волосы ребенка.

— Обязательно найди меня, чтобы я мог подарить тебе шайбу.

Ребенок взволнованно подпрыгивает, прижимая к груди салфетку.

— Спасибо! — визжит он.

Его отец подходит к нам, ухмылка с мегаваттной мощностью озаряет изможденные временем черты лица, в волосах проступают седые пряди. Он гладит мальчика по голове, пытаясь успокоить его восторг. Липкие руки сжимают в кулак измазанную салфетку и тянутся вверх в безмолвной мольбе к отцу, чтобы он спрятал ее в надежный карман своего костюма.

— Хейз, я ваш большой поклонник. — Мужчина протягивает руку, и Хейз крепко ее пожимает.

— Спасибо, — отвечает Хейз. — У вас тут довольно энергичный маленький непоседа.

— О, разве я не знаю. Весь прошлый год он только и говорил о том, что хочет играть в юношеском клубе.

Наблюдая за тем, как Хейз так хорошо ладит с детьми, мое сердце бьется, как старая масляная машина. Когда-нибудь он станет прекрасным отцом. Я не большой поклонник детей, понятно? Но после такого взаимодействия их уровень раздражения немного снизился.

— Юношеский хоккей — отличная идея. Если малыш серьезно настроен, это отличный способ познакомить его с этим видом спорта. Я играл, когда мне было восемь, и это положило начало моей любви к хоккею.

Мальчик смотрит на отца с энтузиазмом в широко раскрытых глазах.

— Пожалуйста, папочка. Можно я поиграю?

— Надо будет посмотреть, что есть в Орегоне, Бельчонок, — говорит он, прижимая сына к своей ноге.

— Вы из Орегоны? — спрашивает Хейз, любопытство пробирает его до костей.

— Да. Родился и вырос. Мы приехали сюда вчера.

— Только ради этой вечеринки?

— Мы большие поклонники «Жнецов». И когда мы получили приглашение, то не могли упустить такую возможность. Это намного отличается от наблюдения за происходящим из-за стекла.

На щеках Хейза появляется едва заметный румянец в слабом свете свечей, и он снова опускается на корточки.

— Что ж, я рад, что познакомился с тобой, Грейсон.

Грейсон, который, как я полагаю, уже оправился от адреналинового переизбытка, теперь прижимается к отцу и прячется за его телом.

— Похоже, кому-то не мешало бы вздремнуть, — усмехается мужчина, приглаживая непослушные локоны своего сына, которые слиплись в колючки от потных, испачканных шоколадом ладоней.

Хейз вскидывает руку.

— Что ж, было приятно познакомиться…

— Джошуа, — заканчивает он, энергично пожимая руку Хейза.

Я наблюдаю за тем, как они обмениваются любезностями, а затем Джошуа направляет Грейсона к выходу, и эти двое, словно буйки, покачиваются в море гостей вечеринки, прежде чем их уносит вдаль.

— Не знала, что ты так хорошо ладишь с детьми.

Хейз одаривает меня ухмылкой до дрожи в коленях.

— Ты многого обо мне не знаешь.

— Правда? — спрашиваю я.

— О, да. Я как одна из тех конфет, которые нужно лизнуть, чтобы добраться до центра.

— То есть ты хочешь сказать, что я в конце концов доберусь до твоего оооочень вкусного центра, если буду долго лизать?

— В нужных местах, — промурлыкал он, обхватывая мое лицо ладонями и приникая к моим губам мягким, медленным поцелуем. Он облизывает шелк моего рта, пробуя на вкус едкий цитрус на моем языке от шампанского, а мои руки поднимаются, чтобы обвить его шею.

Когда мы отстраняемся, мои глаза удивленно распахиваются.

— Зачем это было нужно?

— Я не могу поцеловать свою прекрасную девушку? — поддразнивает он, поглаживая ткань моего платья. — Кроме того, это платье — мой новый фаворит. Я хочу, чтобы ты носила его и впредь. По любому поводу.

— По любому поводу, да?

— По любому поводу, — повторяет он, заставляя раскаленные угли гореть в моей груди. — Хотя я уверен, что ты сможешь возбудить меня даже в мешке из-под картошки.

Клянусь, Хейз, должно быть, наделен бесконечной харизмой, потому что каждый раз, когда он делает мне комплимент, мои яичники одновременно взрываются. Они мне нужны целыми и невредимыми, ясно? Нам не нужен миниатюрный Хейз, который бегает вокруг и сеет хаос.

Сделав несколько кругов, я нуждаюсь в перерыве от светской беседы и вежливых рукопожатий. Такое чувство, что у меня навсегда слиплись губы от всех моих улыбок. Я определенно не вспомню никого из этих людей утром.

— Понятия не имею, как тебе удается делать это целый день, — ворчу я, потирая виски, усталость начинает накатывать на меня.

— Это определенно не самая захватывающая часть работы, — смеется он, и его смех звучит в моих ушах как волшебная мелодия. — В основном мы приходим за едой.

— Я бы не отказалась от еды, — говорю я.

Мне нужно занять свой рот, желательно едой, а не разговорами. Даже после некоторого времени адаптации мое сердце не перестало колотиться от нервов. Не думаю, что мое тело полностью различает реальную угрозу и вызывающую тревогу вечеринку, которых я пережила немало благодаря своим впечатлительным студенческим годам.