Чангэ быстро сложил пальцы, хижина вся осветилась духовным светом. Шу Э прикрыла глаза рукавом. Ей не нравились вспышки света или перепады цветов, она была сыта этим по горло в Великом Ничто.

– Это уже слишком, – сказала она, разворачиваясь к Чангэ и сердито на него глядя.

Глаза Чангэ широко раскрылись. Световая вспышка заставила демоницу проявить физическую форму, как он и думал. Она нисколько не походила на демонов, Чангэ даже не был уверен, он это или она. Траурное белое одеяние сидело по фигуре, золотой пояс цепко вился вокруг точёной талии, вышивка на рукавах и подоле поблескивала, отражая световые вспышки. Духовный свет никакого вреда демонице не причинял.

– Ну всё, всё! Показалась же я тебе… Приглуши уже сияние.

Чангэ сжал пальцы в кулак. Свет в хижине померк, она вновь наполнилась солнечными бликами и тенями. Шу Э наконец отвела рукав от лица и поморгала глазами, ей пришлось даже потереть переносицу, чтобы восстановить остроту зрения.

– Почему ты не сбежала, украв свою одежду? – хмурясь, спросил Чангэ.

Шу Э удивлённо вскинула брови:

– Я ведь обещала, что отвечу на твои вопросы. Несказанно невежливо было бы не сдержать слово, ты не считаешь?

Видя, что Чангэ держится настороженно, Шу Э сказала, помахав рукой:

– Не беспокойся. Я ничего не замышляю. Если ты меня не подзовёшь, я и не подойду. А впрочем, даже если ты меня подзовёшь, я не подойду. Задавай уже свои вопросы.

Чангэ несколько покоробил насмешливый тон, каким это было сказано.

– Я не боюсь тебя, – буркнул он. – Но я тебе не доверяю. Демонам доверять нельзя.

– Людям тоже, – заметила Шу Э.

– Зачем ты пыталась меня осквернить? – прямо спросил Чангэ.

– Я… что?! – до глубины души поразилась Шу Э.

– Ты приходишь и пытаешься сбить меня с истинного пути. Тебе велено осквернить мою душу?

Шу Э подняла палец:

– Минуточку. Ничего подобного у меня и в мыслях не было. Я просто хочу тебя отблагодарить.

– Ты… что?! – в свою очередь поразился Чангэ.

– Ну как же, таковы правила: за добро нужно платить добром, – пояснила Шу Э. – Если я этого не сделаю, Высшие силы вынесут мне порицание. Ты спас меня, и я хочу тебя отблагодарить.

– Я тебя спас? – переспросил Чангэ недоверчиво. – Не припомню.

Шу Э терпеливо объяснила:

– Несколько сотен человеческих лет назад ты спас меня от дикого кота. Забыл?

Чангэ помнил, что спас птицу. Он придирчиво оглядел Шу Э и спросил:

– Хочешь сказать, что это ты?

Шу Э кивнула и, приподняв подол одеяния, указала на свою голень, где виднелся шрам. Лицо Чангэ вспыхнуло. Стыда у неё совсем нет, показывать голые ноги мужчине?!

– Я спас обычную птицу, – возразил Чангэ, справившись со смущением.

– Ну конечно, – фыркнула Шу Э. – Нехилый возраст для обычной птички! Прямо-таки птица-долгожитель…

Чангэ раскрыл рот, но ничего не смог сказать. Восприятие его вновь подвело. Для небожителя нет ничего сверхъестественного в том, что небесные птицы живут веками. Но для мира смертных это случай из ряда вон выходящий: жизнь мелких пташек коротка, всего один или два смертных года. Как же «обычная» птица могла прилетать к нему целую сотню лет? Выходит, это птичий дух?

– И ты хотела осквернить меня в благодарность за спасение? – уточнил Чангэ, хмурясь.

– С чего ты взял? – удивилась Шу Э. – Мне стало жаль тебя. Ты ведёшь жалкую жизнь, у тебя нет денег, чтобы развеяться и сбросить с плеч навязанную тебе непосильную ношу…

– Что? – свирепо протянул Чангэ. – Мне чужды мирские развлечения. И моя жизнь не жалка!

Шу Э прикусила кончик ногтя. Разве Вечный судия не говорил, что сыновья Небесного императора охочи до плотских утех?

– То есть тебя устраивает, что ты почти ничего не ешь, не пьёшь, ходишь в обносках и не знаешь женской ласки? – уточнила Шу Э. – Не потому, что у тебя нет денег?

– Я даос, – возмутился Чангэ.

– А-а-а… – протянула Шу Э с некоторым смущением. – Выходит, я ошиблась… Прошу прощения. Понятно, это выглядело как совращение… Понятно. Я всего лишь хотела тебя отблагодарить.

– Никого нельзя отблагодарить подобным образом, – сурово сказал Чангэ. – Вообще никого. Это бесстыдно и… просто возмутительно! За добро вообще не предполагается благодарности, оно совершается из лучших побуждений.

– Тут я поспорю. Высшие силы меня по головке не погладят, если я не отплачу тебе за спасение моей жизни. Я непременно должна сделать для тебя что-нибудь взамен.

– Ты приносила мне редкие травы и коренья, – напомнил Чангэ.

– Это не равноценный обмен, – качнула головой Шу Э. – Моя жизнь стоит дороже, чем жалкие корешки и стебельки.

– Мне ничего не нужно, – твёрдо сказал Чангэ. – Но я был бы признателен, если бы ты прекратила являться сюда в неподобающем виде и искушать меня. И вообще, входить следует через дверь, а не… неведомо как.

– Через дверь не слишком удобно, – миролюбиво сказала Шу Э. – А за неподобающее поведение прошу прощения. Этот вид тебе не кажется неподобающим? – Она указала на себя.

– Это твой настоящий облик? – спросил Чангэ.

Шу Э кивнула. За тысячи и тысячи лет она настолько вжилась в эту личину, что считала её своей настоящей кожей.

– Могу я спросить? – начал Чангэ, хмурясь. – Это не слишком приличный вопрос, но я должен это выяснить, чтобы знать, как дальше вести себя с тобой.

Шу Э вопросительно выгнула бровь.

– Ты женщина или мужчина? – прямо спросил Чангэ.

Лицо Шу Э вспыхнуло. Она бросила на Чангэ возмущённый взгляд, дёрнула воротник своего одеяния и спросила сердито:

– Так достаточно ясно?

Она фыркнула и провалилась в тени.

Чангэ остался один. Лицо у него тоже было красное, а грудь отчего-то зашлась частым, неглубоким дыханием. Он растерянно слушал, как пульсация сердца в груди превращается в громогласный стук, отдающийся даже в ушах. За тысячи лет он и позабыл, отчего так бывает.

Чангэ открыл глаза. Ни сон, ни пробуждение не принесли ему покоя. Телом владело странное напряжение. Он лежал в своём углу, пытаясь определить, что с ним не так. Пульс хорошо прощупывался, недуг его застать врасплох не мог.

Чангэ машинально провёл руками по телу, ладонь споткнулась о твёрдое горячее препятствие чуть ниже живота, тело ответило дрожью и пробежавшим под кожей холодком.

Чангэ растерялся. Трепет тела был вызван утренним напряжением корня жизни. Чангэ тысячи лет умерщвлял свою плоть и достиг определённых успехов. И вдруг – внезапное пробуждение? Сны ему не снились в эту ночь, ни о чём сомнительном, проснувшись, он не думал, почему же корень жизни ожил? Напряжение в нём стало болезненным, Чангэ прижал обе ладони к животу, стараясь выровнять дыхание и вернуться в отрешённость даосизма.

Чтобы отвлечь себя, он стал думать о событиях прошлых дней.

Демоница оказалась птичьим духом. Безоговорочной победой над силами зла это не назовёшь, но ему всё же удалось заставить птичьего духа отказаться от неприличных затей благодарности за спасение ради. Птичьи духи – сродни демонам, так считалось в мире смертных. Чангэ следовало изгнать его. Но ведь птичий дух не причинял вреда людям, только посягнул на его, Чангэ, святость, но и то по незнанию или недоразумению…

Конечно, это не злой дух, но… беспокойный и бесцеремонный. Чангэ припомнил, как Шу Э распахнула перед ним одежду. Корень жизни неожиданно встрепенулся на это воспоминание, напряжение усилилось, Чангэ перевернулся на бок, скорчился, крепче зажимая низ живота. Почему именно сейчас? Почему именно на это воспоминание? Казалось, он потерял способность мыслить ясно, мысли крутились лишь вокруг пламенеющего позывами плоти корня жизни.

Он выбрался из постели, добрёл до водопада и встал под ледяные струи. Обычно это приносило ему облегчение, мозг прояснялся. Но сейчас Чангэ лишь дрожал от холода, буквально стуча зубами, а огонь внизу живота разрастался, будто падающие ледяные капли подпитывали его.