Через некоторое время птица появилась снова. На этот раз она принесла Чангэ палочку чёрных благовоний.

Промежутки между появлениями птицы становились всё дольше, но она всегда прилетала с каким-нибудь даром для своего спасителя. Некоторые были настолько редки и необычны, что Чангэ даже не знал, к чему их применить. Из каких миров она их ему приносила? В мире смертных точно не было ничего подобного.

Будь у птицы аура, он бы решил, что это какой-то птичий дух или демон, исполненный благодарности. Существовали негласные правила, которые потусторонние существа не могли нарушить: за спасение полагалось платить добром, чёрная неблагодарность сурово каралась Высшими силами. Он ещё помнил, как казнили Змеиного бога за то, что он до смерти ужалил крестьянина, положившего змею себе за пазуху, чтобы согреть её и тем самым спасти от неминуемой смерти. Теперь на Небесах новый Змеиный бог, а шкура старого висит на воротах в назидание другим. Но всё это было ещё при его отце, прошлом Небесном императоре. Столько воды утекло с тех пор…

Даже прожив тысячи лет в мире смертных, Чангэ так и не стал человеком. Его восприятие многих вещей разительно отличалось от человеческого восприятия. Было в этой птице то, что шло вразрез с законами мира смертных. Люди бы заметили, а он воспринимал это как должное, поскольку его время текло иначе, чем человеческое время.

Птица прилетала к нему вот уже восемь десятков смертных лет.

– Хоть убейте, не знаю, – сокрушённо говорил Сюэ Цзан, когда его начинали расспрашивать.

Она появилась неожиданно, как из-под земли выросла. Обольстительная красотка, каких он и в столице не видывал, в роскошных одеждах и причёсанная, но сразу видно, что распутная женщина, приличные так лицо не раскрашивают и не держатся так вызывающе.

На него она и внимания не обратила, прижалась лицом к щели в ставнях на окне Речного храма и принялась подглядывать, а потом, кажется, вошла внутрь. А может, и не вошла, Сюэ Цзан умудрился проморгать столь важный момент, но подумал: «А к нашему-то даосу и такие захаживают».

Впрочем, что удивительного? Их даос молод и хорош собой, и не все даосы – монахи, некоторые ведут весьма вольный образ жизни, но это не мешает им оставаться честными и уважаемыми людьми. Что же такого в том, что и к их даосу заглянула столичная красотка? Живот у всех чешется, почему бы и не потереться о кого-нибудь?

Когда она вышла и выходила ли, Сюэ Цзан не видел.

– Хоть убейте, не знаю, – сокрушённо говорил он, когда его начинали расспрашивать.

Даос вышел из Речного храма и весь день провёл у водопада, стоя под ледяными столпами воды, низвергающимися со скал. Вид у него был усталый.

– А оно и понятно, – со знанием дела говорил приятелям Сюэ Цзан, – когда она вышла-то, я и не заметил, а ведь долгонько, должно быть, у него пробыла!

Когда он покидал увеселительные дома, вид у него был точно такой же, так что он знал, о чём говорил. Столичные красотки – ненасытные, бёдра у них крепкие и так раскачают, что кажется, будто попал в качку на корабле посреди бурного моря.

– Хоть убейте, не знаю, – сокрушался Сюэ Цзан, когда его спрашивали, но сам прикинул, что обольстительная красотка ходила в Речной храм, наверное, вот уже вторую неделю.

Он видел её то у окна, то у дверей, а потом она пропадала, как он решил – пробиралась внутрь, пока он на что-то отвлекался. Жаль, не удавалось увидеть, как она уходит. Пойти бы за ней следом и… Хвала Небесам, что он этого не сделал!

Даос стал спрашивать у людей, не видели ли они чего-нибудь странного в последнее время. Сюэ Цзан мог бы сказать, но смолчал. Разве ж это странно, что к молодому мужчине на огонёк заглядывает обольстительная красотка?

– Случилось что-то, даочжан? – спросил староста, видя, что даос хмурится, спрашивая это.

– Ко мне повадился ходить злой дух, – изрёк Чангэ. – Демоница приходит и пытается увести с пути Дао на путь Скверны.

Лицо Сюэ Цзана покрылось потом. Демоница? Он тайком сотворил священный знак.

Люди переглядывались, начали шептаться. Ничего подозрительного или странного в деревне они не замечали. С тех пор как даос поселился в деревне Синхэ, злые духи обходили эти места стороной.

Чангэ, продолжая хмуриться, спросил, не находили ли они неопознанных женских трупов поблизости. Он полагал, что это могла быть неупокоенная душа. Деревенские не находили, но на другой же день прочесали окрестности. Ни свежих трупов, ни старых они не нашли. И в соседних деревнях молодые женщины не пропадали и не умирали в последнее время, они разузнали специально, чтобы успокоить даоса.

Чангэ прикусил губу.

Она появилась в хижине, когда он медитировал, зашла сзади и обвила его руками, лаская его плечи и грудь. Он слышал её дыхание и чувствовал спиной её тёплую мягкую грудь, но не ощущал её присутствия. Она не была человеком, он это сразу понял. Вибрации, исходящие от неё, не были живыми. Значит, злой дух или демоница. Но почему он и почему именно теперь?

Чтобы восстановить духовное равновесие, Чангэ уходил к водопаду. Смущали его не её ласки. Он не реагировал на них: усмирённый тысячелетиями медитации корень жизни мог противостоять любым искушениям плоти. Непонимание происходящего – вот что приводило его Ци в возмущение и вызывало смятение мыслей.

Что этой демонице от него нужно? Если бы она хотела его совратить, не исчезала бы на полпути, не доводя дело до конца. И разве демоны не нашептывают на ухо сладкие речи, чтобы обольстить людей? Он ни звука от неё не слышал, только чувствовал её дыхание на своих волосах.

Она была достаточно сильна, чтобы проникнуть в Речной храм: на стенах и у окон были талисманы, на алтаре всегда горели палочки благовоний – и не замечать, что он шевелит губами, читая священные сутры, пока она извивается за его спиной. Этими сутрами он изгонял злых духов и развоплощал демонов, но на неё они не действовали.

Разумеется, не действовали, ведь это была всего лишь личина, которую накинула на себя Шу Э, спускаясь в мир смертных.

«Так дальше продолжаться не может», – подумал Чангэ.

Коварная обольстительница являлась ему уже вторую неделю. Другие могли её видеть, но она не стеснялась их и продолжала льнуть к его спине, даже когда люди входили в Речной храм. Чангэ сидел, как каменная статуя, не прерывая медитации, а она вилась вокруг бесстыжей змеёй. Люди отводили глаза и плевали через плечо. Некоторые пытались самостоятельно её прогнать, швыряя в неё жжёной солью, но демоница лишь заслонялась рукавом и всегда следила, чтобы соль не попала и в глаза Чангэ, выставляя руку так, чтобы рукав падал и на его лицо. Пытается его осквернить и одновременно защищает? Это было очень странно и непонятно. Но в любом случае стоило от наваждения избавиться.

Чангэ подметил, что демоница всегда появляется из тёмных уголков хижины, и решил заманить её в ловушку.

Прежде всего, он начертил на полу магическую формацию. Раз не действуют священные сутры мира смертных, он попробует техники небожителей. Он не пожалел духовных сил на её создание.

Далее он произвёл в уме сложные вычисления и расставил в хижине светильники и духовные световые сферы так, чтобы не осталось ни одной тени, кроме той, что падала от поставленного в самый центр магической формации деревянного колышка размером с ноготь.

Если демоница попадётся в эту ловушку, то не сможет из неё выйти, а он прицепит ей на лицо заготовленный заранее талисман подавления злой воли и тем самым очистит её и отправит куда следует. Чангэ не слишком ясно представлял, куда отправляются злые духи и демоны после развоплощения, но ведь куда-то они должны отправляться?

Подготовив ловушку, он сел и стал медитировать, поджидая незваную гостью.

Шу Э нравилось менять личины и бродить по миру смертных. Законами Великого Ничто бывать в других мирах не запрещалось, если пребывание в них не нарушало законов трёх миров. Шу Э всего лишь удовлетворяла собственное любопытство. У людей были вкусные лакомства и интересные изобретения, ей нравилось исследовать мир смертных и находить что-то новое.