Единственный промах, который она совершила, – это надела как-то личину птицы. Ей хотелось узнать, что такое полёт. А узнала она, что такое когти дикого кота. Смерть Шу Э не грозила: если порвать личину, она примет свою истинную теневую форму и ускользнёт в Великое Ничто. Но ей не хотелось терять с таким трудом созданную личину птицы: филигранная работа, она, подгоняя пёрышко к пёрышку, потратила на неё несколько сотен лет, если мерить время человеческими мерками.

А потом её спас проходящий мимо даос.

Шу Э была на службе у Вечного судии уже давно и помнила имя Чангэ. Юн Гуань рассказывал о династии Небесного императора, с которым был дружен, вернее, о его сыновьях, один из которых сменил отца на Небесном троне, а другой был изгнан в мир смертных. Расписал он их самыми чёрными красками.

Сама Шу Э небожителей не видела ни разу, но по рассказам Юн Гуаня знала, чем они промышляют: веселятся и развратничают круглыми сутками, манкируя своими прямыми обязанностями.

«Кого-то мне это напоминает», – невольно подумала Шу Э при этом, глядя на своего начальника, который хоть и не предавался разврату, но работу делал спустя рукава.

Чангэ, бывший небожитель, а теперь даос мира смертных, проходил мимо и спас её. С каким бы предубеждением Шу Э не относилась к небожителям, по правилам она должна была отблагодарить своего спасителя.

Она присматривалась к даосу несколько десятков смертных лет и сделала определённые выводы. Ей даже стало жаль Чангэ: его изгнали в мир смертных, лишив при этом и сил, и привычных удовольствий. Здесь Чангэ всего лишь нищий даос, ходит в обносках, ест всякую дрянь, у него нет денег, чтобы позволить себе купить какую-нибудь красотку и усладить плоть, привыкшую к небесным удовольствиям. Потому-то он, бедный, круглыми сутками стоит под холодной водой, медитируя, чтобы унять инстинкты.

И Шу Э подумала: «Почему бы не помочь ему в этом?»

Образ, вылепленный в сознании Шу Э её ошибочными выводами и подкреплённый рассказами Юн Гуаня, ничего общего с Чангэ не имел. Шу Э даже растерялась, когда её личина обольстительной красотки оказалась бесполезной. Даос на неё не реагировал. Вообще никак: сердцебиение его не участилось, плоть не отозвалась, хотя обольстительная красотка использовала такие женские уловки, от которых мужчины обычно голову теряли.

Кажется, Чангэ нисколько не радовала возможность развлечься, как он делал это в Небесном дворце. В скобках стоит заметить, что как раз не делал: небожителем он был довольно-таки благочестивым и больше интересовался книгами, чем пирушками и прелестницами-феями. Женщины у него были, но он никогда не задирал подол с первой встречной, предпочитая обстоятельные ухаживания и неспешное развитие отношений. Брат его, Тайцзы, относился к нему с пренебрежением из-за этого и нередко подсылал красоток, чтобы те ему докучали.

Отец подобрал для Чангэ невесту, дочь одного из небесных чиновников, но помолвку пришлось расторгнуть: брат смеха ради соблазнил её, надеясь, что Чангэ после этого пустится во все тяжкие. Девушка потом покончила с собой, не выдержав позора: прикладывавший нефритовый жезл направо и налево Тайцзы и не собирался на ней жениться. Отношения между братьями, и так далёкие от совершенства, после этого окончательно разладились.

Чангэ не любил об этом вспоминать. Незваная гостья разбередила старые раны, которые он полагал давно зажившими.

А Шу Э продолжала недоумевать и старалась вызвать у даоса хоть какие-то эмоции.

«Что ж он меня не прогонит тогда?» – гадала Шу Э.

Она могла бы спросить у Чангэ прямым текстом, почему тот остаётся равнодушен, но выдавать ей себя не хотелось: Шу Э могла контролировать личину, но голос оставался её собственным голосом, а он на голос обольстительной красотки нисколько не походил. Голос у неё был мягкий, журчавший ручьём, но это не был голос смертного: заговори она – и Чангэ сразу догадается, что обольстительная красотка не человек.

И она понятия не имела, что обольстительную красотку Чангэ уже принял за демоницу, явившуюся совращать душу даоса во имя десяти владык ада, так что её предосторожности запоздали.

Для Шу Э это уже стало делом принципа, она едва не позабыла, что затеяла всё это, лишь чтобы отблагодарить Чангэ за спасение. Ну что это такое, в самом деле? Она старается-старается, а даос на неё ноль внимания!

Доведённый Чангэ устроил ловушку, чтобы поймать незваную гостью, – вот к чему привело усердное желание Шу Э отблагодарить своего спасителя.

Хорошенько всё проверив, Чангэ уселся на своё обычное место и сделал вид, что медитирует. Ловушка непременно должна сработать!

В его плане была брешь, о которой он и не подозревал. Да, Шу Э обычно появлялась из теней, но это не предполагало априори, что она в этих тенях и должна оставаться всё время своего «визита». Просто так совпадало, что она продолжала оставаться на теневой стороне хижины: Чангэ так сидел.

Шу Э нисколько не пугал солнечный свет и уж конечно его прямое попадание не могло развоплотить личину, которую она сшила собственными руками из редчайшей кожи нефритовых теней и дорогого сорта шёлка, который напряли для неё шелкопрядные тени.

В подчинении у Шу Э были самые разные тени, практически на все случаи жизни (и смерти, разумеется).

К магическим формациям у Шу Э тоже был иммунитет. Она ведь не являлась ни злым духом, ни демоном в понимании смертных, а значит, талисманы и заклинания на неё не действовали. Небесные техники вряд ли могли стать исключением, поскольку строились по тем же принципам, что и любая магия в любом из миров, основываясь на духовных силах заклинателя. Но Чангэ ничего не знал об этом.

Планы Шу Э ему всё же немножко спутать удалось. Обольстительная красотка появилась в хижине не сразу позади Чангэ, как рассчитывала Шу Э, а напротив него, прямо в центре хижины, вернее, того свободного пространства, что оставалось после разделения хижины на три части. Это несколько озадачило Шу Э.

Хижина была залита светом, и он оказался в маленьком клочке тени в центре магической формации. Начерченные на полу линии Шу Э сразу заметила и принялась их разглядывать, медленно поворачиваясь вокруг своей оси, чтобы составить впечатление о формации в целом. Она неплохо разбиралась в них.

Чангэ, видя, что незваная гостья не пытается выбраться из начерченного круга, а лишь поворачивается вокруг себя, решил, что ловушка сработала: демоница покинуть магическую формацию не может!

Шу Э разглядывала каждый иероглиф, не скрывая любопытства. Какая интересная формация начерчена на полу! Прежде её здесь не было. Интересно, для чего она? О том, что она призвана поймать её, она даже не подозревала. Для неё она выглядела как занятная мандала. Она насчитала восемь уровней, накладывающихся один на другой.

Двойственность восприятия, которой Шу Э владела в совершенстве, позволила ей увидеть все восемь одновременно и в той последовательности, в какой они рисовались. Она чуть нахмурилась. Формация была выстроена по принципу ловушек, какими некогда пользовалась она сама, чтобы отловить беглые души.

«Он ведь не решил меня поймать?» – подумала Шу Э и поглядела на Чангэ.

Блеск торжества в серо-голубых глазах даоса она уловила. Чангэ держал руку перед собой, сложив все пальцы, кроме указательного и среднего, но это были не медитативные мудры, они поддерживали возведённую формацию.

«И зачем ему понадобилось меня ловить?» – недоумевала Шу Э.

– Попалась, демоница! – сказал Чангэ, и в его руке появился талисман. Видно было, что он заряжен духовными силами: бумага чуть трепетала, как от сквознячка, точно хотела вырваться из пальцев.

– Демоница? – не сдержалась Шу Э.

От звука её голоса светильники в хижине на мгновение затеплились. Сомнений в потустороннем происхождении незваной гостьи у Чангэ не осталось.

Шу Э не нравилось, когда её называли демоном. Она спрашивала у Юн Гуаня, чем им полагается себя считать, и Вечный судия сказал, что они высшие сущности, стоящие особняком от других форм жизни и посмертия.