Шагать под склон между грядок на хмельных ногах было не так уж и просто. Быстро темнело. Переступая через очередную грядку, Коренев не рассчитал и, зацепив сапогом земляной бугорок, кубарем скатился вниз, оглашая окрестность отборными столичными ругательствами, вперемежку с выражениями из XXI-го века от Рождества Христова, от которых у любой порядочной девицы сразу же бы уши завяли.

По счастью, вокруг было ни души. Грядки утопали в зелени, которая смягчила падение, и наш герой совсем не пострадал. Не считая перепачканных порток и рубахи. Тихо чертыхаясь и топча сочную ботву, мужчина поднялся на ноги и огляделся. Никого. То – что нужно. Но едва он развязал шнуровку на портках и стал спускать штаны, как на тропинке невдалеке показались вдруг три отчётливые тени и послышались шаги.

Семён, среагировал почти автоматически. Поддерживая приспущенные портки, он метнулся за ближайший куст ракиты, густо раскинувши свои ветви на самой границе огорода, примыкавшей к тропинке. Там он моментально растаял в полумраке, притаившись, словно в засаде. Благо выручила старая армейская закалка и быстрота реакции. «Вот так. Опыт и мастерство не пропьёшь», - с удовлетворением подумал он.

Очень вовремя. Быстро сгущавшиеся вечерние сумерки сделали его совершенно незаметным за большим разлапистым кустом. Ему надо было лишь дождаться, когда прохожие пройдут мимо и смело справлять подпиравшую вовсю нужду. Но те, словно издеваясь над ним, остановились аккурат по другую сторону куста. Было слышно даже их тяжёлое дыхание. Коренев хотел было крикнуть им, чтобы убирались ко всем Богам, но осёкся, внезапно услышав знакомый бас первого боярина. Будай тихо наставлял своего спутника на сунейском языке. Эх-х, жаль Семён этого языка не знал…

Но тут, как по заказу, раздался скрипучий старческий голос местного скимника:

- Хватит, вам, боярин, меж собой на своём басурманском языке шептаться, - возмущённо прошипел он, - Чай, вы тут не одни совет держите.

- Прости, отче, забылся в компании соплеменника, - виновато проговорил Будай, снова переходя на склавинский язык, - Так вот, уразумей, ярл, имя князя нельзя будет нигде поминать. Ни слово, ни дело, ни вещица какая, упаси Святой Дух, не должны даже намёка на него давать. Всё должно быть тайно. Свидетелей, кои вдруг будут – всех до единого порешить. Никто не должен ничего рассказать. Никогда. Дело весьма как важное. Смекаешь, друже? А ещё….

- Стой, боярин. Мне казаться – мы не одни! - ответил на ломаном склавинском языке низкий голос с сильным сунейским акцентом.

Коренев без труда узнал голос ярла Агонара. Тут же послышался знакомый звук тихо извлекаемого из ножен меча.

- Там, что-то есть, в кустах. Может – шпион? Я надо смотреть быстро.

**********************************************

Глава 50.

От неожиданности Коренев замер на месте, не смея даже дышать. Словно ледяная рука больно сжала его сердце. Он понял, что невольно подслушал часть безусловно тайного разговора.

Семён вовсе не был трусом и смерти не раз смотрел в глаза, но он не хотел умереть вот так глупо и бесславно, сидя с голым задом на земле без оружия и даже без порток. Положение было опасное. Последние остатки хмели мигом вылетели из его головы. Ни в коем случае нельзя было выдать своего присутствия. Но что делать? Бежать некуда. Да и бесполезно. Он буквально вжался в землю, затаив дыхание и готовый ко всему. Казалось, минуты ожидания длились целую вечность. Наконец, он с облегчением услышал приглушенный голос Будая:

- Да нет, Агонар, тебе почудилось. Должно быть птица какая аль заяц на огороде шалят. Повадились тут. Смерды ужо столько силков понаставили. Да толку то.

- Я надо смотреть от греха, - настаивал упрямый суней.

- Да никого там нет, говорю ж тебе - вот смотри. Сейчас камнем туда запущу.

Внезапно послышался характерный шорох и крупный камень, пущенный сильной рукой, со свистом пролетел сквозь куст прямо рядом с Семёном. Коренев действовал рефлекторно, лишь на инстинктах и какой-то интуиции. Буквально в самую последнюю секунду ему удалось чуть уклониться и этого оказалось достаточно, чтобы каменюка просвистела у него над плечом не задев его, и шлёпнулась где-то в глубине огорода. Вспорхнули несколько перепуганных птиц. Семён мысленно благодарил Мать-судьбу, а также своего давнишнего инструктора, в своё время безжалостно гонявшего курсантов и развивавшего до автоматизма все их инстинкты. Попади сейчас этот камень в него, вряд ли удалось бы остаться незамеченным.

- Вот видишь, никого, только птицы - пробасил боярин, - Да и кому здесь взяться то в такой час?

- А люди из Святоград? Вдруг узнать что-то?

- Да что они, по-твоему, следят что ли за нами? На кой им? Простые гонцы, - усмехнулся Будай, - Аникей сказывает - пили они сегодня цельный день. Я велел ему приглядывать за ними по-тихому. Сейчас небось храпят в своей избе.

- Старший видеть возы на дворе, ты сам сказать.

- Так что с того? Сия княжеская расправа к нашему делу касание не имеет. Это старградцам печаль. А столичным людям какое дело до наших разборок? Да и уедут они скоро и не будет их здесь. Никому ничего не расскажут.

- Добро, - нехотя согласился Агонар.

- Так вот, ярл – продолжил прерванную тему Будай, - Главное - Бурислава нужно немедля убрать с дороги нашего князя. Ни к чему сия помеха будет. Но только сделать всё по-тихому надобно. Тут у меня на тебя надежда большая, ярл.

- Коназь Ярумьир не приказывать нам убивать свой брат Бурислав, - возразил суней.

- Ясное дело, - усмехнулся Будай, - И не прикажет никогда. Для чего же ему свое имя братоубийством марать. Ему - будущему правителю всей Склавинии сие не гоже. Он в стороне будет. Мы без него всё решим, ко всеобщей выгоде.

- А коли коназь Ярумьир узнать? Что тогда?

- Об том не беспокойся, ярл. Он и так уже всё знает, но в стороне остаться желает. Народу ни к чему всё знать. Меньше знают – больше чтят!

Послышался короткий возглас сунея. Он бросил какую-то фразу на родном языке, очевидно смачное ругательство. И они с Будаем громко рассмеялись. Затем ярл снова заговорил на ломаном склавинском языке:

- О да, хитро, как лиса! Но я слышать, что коназь, будет писать грамота для Бурислав. Может всё будет хорошо?

- Нет, ярл. Хорошо не будет. Знаю я Бурислава, да и других тоже. Не встанут они супротив Севолода. Убоятся. А вот объединиться с ним против Яромира вполне могут. Вот этого нам допустить никак нельзя.

- А что наш коназь думать?

- Князь наш больше всего честь свою замарать боится. Потомками в летописях охаянным быть не желает. На то он и государь наш будет. Лик его светлым и чистым должен всегда оставаться. А вот об нас, малых людишках, в летописях сказывать не станут. Вот и надобно нам самим противников нашего господина извести здесь и сейчас. Да так, чтоб никто об том не проведал. Даже сам князь. Тем службу ему изрядную сослужим, а хоть даже и без его ведома. Смекаешь?

- Да, верно говоришь, боярин, - снова послышался скрипучий голос волхва Иллиазора, - Посадить Яромира на святоградский стол надобно к всеобщей выгоде. Это – богоугодное дело! За это Светлый Дух нам всё простит.

- Вот именно, - подхватил Будай, - И тебе, ярл, тоже от этого прибыль вельми изрядная прибудет. Да ты и сам об том ведаешь. Плату изрядную сполна получишь. Разбогатеешь. Вернёшься домой – конунгом стать сможешь. А захочешь, можешь и здесь остаться. Тебя новый Каган удельным князем сделает.

- Я всё понять, боярин. Мы убивать коназь Бурислав.

- И не токмо его, а заодно и всех других его братьев, кои откажутся поклониться Яромиру, как Великому Кагану. А начать проще всего с Григора, князя изорского. Они с Буриславом – два сапога пара, заодно мыслить будут. Это уж точно. Знать и его убрать надобно. Сие будет не трудно. Молод он ещё и беспечен. Одно только и знает – книжки всякие читать, да Богу своему новому молиться. С другими братьями сложнее. С ними позже решим. Не должно оставлять ни единого соперника Яромира, кои на престол могут позариться. А как сотворите сие, ворочайся немедля в Стар-град. Тогда тебе поведаю, что далее делать станем.