— Ну, ты-то довольно миниатюрный оригинал, — мы хохочем.

Я наконец возвращаюсь в настоящее время и переодеваюсь. Мне необходимо как можно скорее связаться с Бетан, для этого нужно забрать свой телефон и написать ей, так как с чужого телефона я не позвоню — не помню ее номер наизусть.

Вновь проходя по этажу, чтобы спуститься в гостиную-столовую, я решаю рассмотреть холл, пользуясь тем, что я одна. Я прохожу вдоль стеллажей, разглядывая сувениры, фотографии, книги, медали, сертификаты и всякие другие жизненные достижения, которые принято показывать обществу.

И тут я замечаю что-то действительно интересное: на одной из полок в самом углу стоит фотография молодой, очень красивой женщины с ребенком. У нее светлые волнистые волосы, которые очень напоминают мне мои. Она держит на руках маленького мальчика, который прижимается к ней. Молодая женщина на фотографии лучезарно улыбается мне, и у меня где-то в районе солнечного сплетения разливается тепло. Наверное, здесь и находится наша душа, иначе почему именно в этом месте я чувствую боль в моменты своих потерь и обид. У меня возникает желание взять белую рамку с фотографией в руки, но мне вдруг приходит в голову, что в холле могут быть установлены камеры видеонаблюдения. «Но ведь я не делаю ничего противозаконного», — убеждаю я сама себя и протягиваю руку к фотографии. Я подношу фотографию ближе и с удовольствием разглядываю тонкие черты красивого лица, потом машинально переворачиваю рамку и замечаю на картоне написанные от руки стихи. Текст написан шариковой ручкой с бледно-голубыми чернилами, а поверх них некоторые буквы обведены темно-фиолетовыми чернилами:

The Angel that presided 'oer my birth

Said, «Little creature, form'd of Joy and Mirth,

Go love without the help of any Thing on Earth» 19 .

Я аккуратно возвращаю фотографию на ее место на полке и как раз к назначенному времени спускаюсь в гостиную-столовую с длинным обеденным столом.

К моему удивлению, стол уже накрыт на двоих, одни приборы разложены с торца стола, а приборы для второго человека — с длинной стороны стола, так, чтобы сидеть лицом к окну. Я радуюсь, что нам с Эммануэлем не нужно будет сидеть напротив друг друга.

Эммануэль выходит из кухни: в его руках два пустых бокала и бутылка красного вина, которая, вероятно, стоит больше, чем аренда моей студии за месяц. Он останавливается и с удивлением разглядывает огромного морского конька на моем платье. Еще бы — в его окружении женщины, скорее всего, так не одеваются. Мои глаза встречаются с его ярко-голубыми глазами, и Эммануэль выдает мою самую любимую из его улыбок, и я смущаюсь, потому что не могу не ответить ему тем же. Он ставит бутылку и бокалы на стол, подходит ко мне, чтобы помочь сесть: отодвигает для меня стул и подвигает его, когда я сажусь. Сам он садится в торце, как будто во главе стола.

— Как ты относишься к грибному ризотто? — интересуется он. И это, вероятно, наименее ожидаемый вопрос, который я была готова от него услышать.

— Это мое любимое блюдо. Вы что, сами готовите? — озвучиваю я свое предположение.

— Сегодня — да. Как я уже говорил, обычно готовит Анна, но я уже несколько дней практически не появляюсь дома, поэтому отпустил ее, — он смотрит мне прямо в глаза, и я замечаю лукавые искорки, которые я так люблю. — Почему тебя это так удивляет?

Его вопрос ставит меня в тупик. Как же я могу ему объяснить, что для меня он и все обыденно-житейское — это две непересекающиеся вселенные?

— Никогда не подумала бы, что вы умеете готовить, — я стараюсь звучать как можно более естественно. — Вы не производите впечатление такого человека, — добавляю я в ответ на его немой вопрос.

— Ну что ж, тогда я рад тебя удивить, — Эммануэль расплывается в улыбке, а я, как всегда, заливаюсь румянцем. — Я надеюсь, ты будешь пить вино? Хотелось бы отпраздновать твое возвращение в мир живых.

По правде говоря, я не уверена, что вино для меня является таким уж хорошим решением, особенно учитывая, что я в чужом доме и совсем не умею пить. А еще я только что вышла из больницы, хотя лекарства я закончила принимать еще вчера. Усилием воли я останавливаю бесконечный поток тревог в моей голове.

— Да, с удовольствием. Только полбокала. Я не очень хорошо переношу алкоголь.

— О, я уже заметил, — игриво подмигивает он мне. И от воспоминаний я готова провалиться сквозь землю.

Эммануэль наливает мне и себе по половине бокала вина. Вкусное вино с богатым букетом обволакивает мое горло, и я наконец-то немного расслабляюсь. Я замечаю, что Эммануэль не спускает с меня глаз, и от неожиданности я громко сглатываю.

Напряжение между нами нарушает звонок на телефон Эммануэля, и он выходит из гостиной. Я вздыхаю с облегчением. Пока он отвечает на звонок, я залпом допиваю свой бокал, надеясь, что алкоголь придаст мне хоть немного храбрости.

Пока Эммануэль отсутствует, я решаю рассмотреть гостиную подробнее: у противоположной стены расположен камин, который я при беглом взгляде приняла за низкий стол и трубу над ним, а еще мне почему-то вспомнилась вытяжка в химической лаборатории. Рядом с камином стоят светлые диваны, под ними расстелены два светлых ковра, причем ковры почему-то разного размера и с разным рисунком. Справа и слева от каминной группы есть две неприметные двери, в одну из которых вышел Эммануэль. Также на этой стене висят две большие картины в стиле модерн. Я не очень хорошо разбираюсь в современном искусстве, но не сомневаюсь, что они стоят целое состояние.

Эммануэль возвращается, заходит в кухню, раскладывает еду на тарелки и подходит к столу с двумя порциями ароматного ризотто. От запаха грибов и сыра у меня начинает урчать в животе, и я понимаю, что ужасно голодна. Я набрасываюсь на еду и с завидным аппетитом уплетаю всю порцию за считанные минуты. Эммануэль не произносит ни слова, но и не спускает с меня глаз.

— Ризотто получился очень вкусным, — наконец прерываю я затянувшееся молчание.

— Я заметил, что тебе понравилось, — Эммануэль прикладывает палец к своим губам. — Хороший аппетит способствует скорейшему выздоровлению.

От его слов я чувствую себя еще более неловко.

— Я действительно проголодалась. Извините за то, что так неподобающе накинулась на еду.

— В тебе не может быть ничего неподобающего, моя дорогая.

Медленно, смакуя каждое слово, Эммануэль поднимается со стула и подходит к моему краю стола. Слишком близко ко мне. И всего лишь на одно короткое мгновение мне кажется, что он хочет протянуть руку к моим волосам.

— Время десерта. Я уверен, тебе понравится.

Эммануэль так и не прикасается ко мне. И мое сердце обрывается. Эммануэль забирает мою тарелку и направляется в кухню. От неопределенности моего положения или, может быть, от всей недосказанности мое воспаленное воображение рисует несуществующие картины. Видимо, я постепенно теряю рассудок.

Эммануэль возвращается, в руках у него две маленькие тарелки с кусками шоколадного пирога.

— Это уже не моя работа, — Эммануэль окидывает взглядом шоколадный десерт. — Я передал Анне, что ты какое-то время поживешь у меня. И вчера вечером она занесла этот торт.

В этот момент я чувствую облегчение от того, что хоть одна живая душа знает о моем пребывании в этом огромном доме. Когда я ловлю себя на этой мысли, мне становится не по себе.

Я доедаю это восхитительное шоколадное удовольствие. Анна поистине талантливая кулинарка. Интересно, сколько ей лет, она молодая, красивая? Связывают ли ее и Эммануэля какие-нибудь другие, помимо рабочих, отношения? Боже, что за бред лезет в мою голову? Если честно, я уже жду не дождусь, когда окажусь в моей (на данный момент!) комнате. Ощущение его близости и одновременное осознание того, насколько огромная пропасть лежит между мной и Эммануэлем, смертельно пугает меня.

— Расскажи, о чем ты задумалась, — его голос отвлекает меня от целого роя мыслей, заполнивших мое сознание.