— Как жаль, что конгресс не в Майями, — обреченно вздыхает Мария. — Мы бы каждый день купались, загорали.

— А тебе только загорать и мечтать о небесных кренделях, — раздраженно восклицает Изабелла. — Когда бы мы купались? А на доклады кто ходить будет?

Мы вшестером сидим за круглым пластиковым столом на лужайке напротив кафедры и обсуждаем наш план поездки в Орландо. Мы уже заказали билеты на самолет туда и обратно. Отель тоже забронирован, и мы все рады тому, что он примыкает к конгресс-холлу, где и будет проходить само мероприятие. Таким образом, нам не придётся вставать слишком рано и тратить время на дорогу на конгресс, и можно будет подольше поспать. Мы можем все вместе позавтракать и направиться прямиком на чтение докладов. Нам остается только запланировать, где именно и во сколько мы встречаемся в аэропорту, а также как мы доберемся из аэропорта в отель.

— Белла, ты сама вообще никогда и ни о чем не мечтаешь? — Мария обиженно насупливает брови. — Никогда не поверю, что ты рада безвылазно просидеть все дни конгресса в четырех стенах в таком месте, как Флорида.

— Ну конечно же, у меня есть мечты, Ма-ри-я, — Изабелла произносит имя Марии нарочно медленно и внятно, будто говорит с трехлеткой. — Но, в отличие от тебя, я уже защитила диссертацию и могу мечтать, о чем мне вздумается.

Я, Вун и Бруно, как всегда, переглядываемся между собой, без слов понимая, что наша поездка будет веселой. День, когда Изабелла перестанет «душнить», будет истинным праздником для всех нас. Не знаю, чем ей не угодила Мария на этот раз: последняя сидит все оставшееся время обсуждения надувшись и больше не произносит ни слова.

Окончательно договорившись и распланировав оставшиеся до отъезда дни, включая выходные, поскольку перед конгрессом на счету каждая минута, мы расходимся по офисам. По дороге в наш офис я решаюсь задать Изабелле волнующий меня вопрос. Я в курсе того, что она не самый добрый человек в моем окружении, но ее компетентность в вопросах сплетен и последних новостей поистине впечатляет. Интересно, каким образом и от кого ей удается добывать столько полезной информации?

— Изабелла, а кто еще собирается в Орландо? — невинно интересуюсь я. — Неужели только мы вшестером поедем? Наша группа очень большая, и странно, если хотя бы половина из нас не воспользуется такой уникальной возможностью побывать на конгрессе такого масштаба, — пытаюсь я оправдать свое непраздное любопытство не столько перед Изабеллой, сколько перед самой собой.

— Поедем только мы, — Изабелла говорит с полной уверенностью в голосе, и мое сердце предательски замирает. — Наши магистры заняты в лаборатории, а аспирантам нужно закончить написание статей до сентября, и Лорэн был в этом непоколебим. Кстати, Марию тоже никто не звал, но она сама напросилась.

Я игнорирую последнюю реплику о Марии и цепляюсь за упоминание о Лорэне.

— Неужели Лорэн тоже пропустит такой важный конгресс? — как бы между прочим спрашиваю я.

— Ну, Лорэн, может, и соизволит приехать, но этого никто точно не знает. Хотя… он разве не пленарный докладчик? — мы как раз заходим в наш офис, и Изабелла открывает программу конгресса на своем рабочем компьютере. В моем сердце поселяется надежда. — Если да, то он точно должен быть.

Она листает программу, и в ней действительно оказывается имя Лорэна в почетном списке пленарных докладчиков.

— Тогда почему он не летит вместе с нами? — уточняю я, хотя, впрочем, уже догадываюсь, в чем может быть причина.

— Кто? Лорэн? — Изабелла округляет глаза, будто я сказала несусветную чушь. — Зачем ему лететь с нами, если он может лететь без нас? Ты бы, небось, сама не торопилась лететь с нами, будь у тебя свой собственный джет.

— У него что, есть собственный самолет? — теперь приходит моя очередь удивляться.

— Откуда я могу знать? Но не удивлюсь, если есть. И по парочке любовниц в каждом городе в придачу, — добавляет Изабелла уже вполголоса. Она щурит глаза, в которых застыло любопытство вперемешку со свойственной ей подозрительностью, и продолжает изучать меня. — Может, тебе лучше спросить его секретаршу? Та, небось, знает о Лорэне больше меня. Наверное, и в джете его не раз побывала. Во всех его джетах. И не только, — добавляет Изабелла, и я покрываюсь испариной от косвенного упоминания Эмилии. Интересно, присутствие этой девушки когда-нибудь перестанет меня донимать?

В течение этой недели я видела Эммануэля только пару раз, и то мельком, и кто-то обязательно оказывался рядом, поэтому я так и не смогла обсудить с ним все еще волнующее меня внезапное повышение моей зарплаты. Я решаю пока не беспокоить его — он выглядит взволнованным и даже, не побоюсь этого слова, растерянным, а последнее ему, как я полагаю, и вовсе не свойственно. Какой же он все-таки неординарный и непредсказуемый человек. И это — его талант в управлении лабораторией, его гений в научной сфере, а также его умение разглядеть потенциал в своих студентах и всеми возможными способами вынудить их развивать в себе этот потенциал. Все, что я наблюдала за все пока еще короткое время моего постдока — это невероятный ум Эммануэля, его харизма и упорство в достижении целей. Но ох как мне жалко того несчастного, который осмелится перейти дорогу такому человеку. Интересно, на что способен Эммануэль для достижения своих целей? Этого я никогда не узнаю, но могу с уверенностью сказать одно: я еще никогда в жизни не встречала таких людей, как он. И как же я могу после этого не думать о нем? И что еще важнее: как же мне себя не выдать? Я будто сталкер, наблюдающий за предметом моего наваждения украдкой: тогда, когда меня не видно, тогда, когда никто не смотрит, тогда, когда он не наблюдает за мной. И что сказала бы Бетан, узнай она об этом? Может быть, она права, и я действительно попала в ловушку его неотразимого обаяния?

К счастью, подготовка к докладу для выступления на конгрессе немного отвлекает меня от неуместных навязчивых мыслей о моем начальнике. Как только я думаю о выступлении перед огромной аудиторией ученых, меня охватывает озноб, и я уже начинаю жалеть о своем решении читать доклад. Почему я просто не зарегистрировалась на презентацию постера? И зачем я вообще собралась на этот конгресс? Всему виной мои амбиции. А еще в этом есть вина Рустерхольца, который замолвил за меня словечко перед Эммануэлем, и последний согласился профинансировать мое участие в конгрессе. Проблема в том, что все, что я могу презентовать на конгрессе — это результаты моей диссертационной работы, которая никак не связана с моим постдоком и, соответственно, с лабораторией Эммануэля. У меня просто-напросто еще не может быть никаких результатов за время моей работы в его лаборатории, потому что я еще не успела ничего проанализировать и опубликовать. Обычно профессора ни за что не соглашаются финансировать презентацию работы, которая никак не связана с достижениями их лаборатории, но не в случае Эммануэля. В итоге мои мысли все равно возвращаются к Эммануэлю, который, по всей видимости, представляет исключение из всех правил, установленных не только в научном, но и в ненаучном мире.

В день нашего вылета в Орландо я все еще надеюсь увидеть Эммануэля в аэропорту. Я представляю, как он путешествует с нами: стоит на стойке регистрации, показывает билет, сдает багаж, и делает абсолютно тривиальные вещи, которые делают все обычные люди в аэропорту. Да, пусть он летит бизнес классом, но ведь даже богатые люди иногда пользуются общественным транспортом.

Когда я приезжаю в аэропорт в назначенное время, Вун и Бруно уже ожидают меня в заранее условленном месте, которым для нас служит местный «Старбакс». Ребята сидят за столиком и что-то оживленно обсуждают. Перед ними стоят две огромные, но уже пустые кофейные чашки, что приводит меня к мысли о том, что ребята находятся в аэропорту уже продолжительное время. Рустерхольца, Изабеллы и Марии нигде не видно. Я замечаю, что на чемоданах парней лежат два черный тубуса, в которых, скорее всего, находятся стендовые постеры с их презентациями. В эту же минуту я начинаю жалеть о том, что зарегистрировалась на устный доклад — выступать со стендовым докладом гораздо проще, и, несмотря на то, что его увидели бы гораздо меньше ученых, я чувствовала бы себя намного спокойнее.