— Великолепная, пожалуйста, останься. Мне это нужно, — просит он, его руки крепко обхватывают мою талию, не желая отпускать меня.

Я тянусь вниз, убирая их: — Я не могу… Я люблю его, Джулиан.

— Не надо… пожалуйста, просто останься.

Я отстраняюсь, пока он держит меня за руку, а я неохотно отпускаю его.

С каждым шагом, который я делаю, мое сердце зарывается все глубже в мою грудь. В истинном стиле Лекса, его слова будут черствыми и ранящими, что решит судьбу нашего брака. Я никогда не чувствовала себя такой одинокой, несмотря на то, что меня окружали семья, друзья и коллеги. Этот путь к освобождению от мужчины, который больше не любит меня, станет началом бесконечных страданий, но, возможно, бесконечное страдание в одиночестве лучше, чем это страдание во плоти каждый раз, когда ты просыпаешься.

— Ты опоздал.

— Разве это имеет значение? — рычит он, ноздри раздуваются, а глаза расширяются, — Старые «привычки» умирают тяжело.

— Конечно, умирают, не так ли, Лекс?

Он делает глоток бурбона, затем хватает меня за запястье и тянет к выходу. Я тащусь следом, умоляя его остановиться, так как я на грани того, чтобы споткнуться, но он не слушает. Вместо этого он ведет меня по дорожке сада, пока мы не оказываемся на парковке. Я сразу узнаю его машину, припаркованную в темном углу.

— Отпусти меня!

Он отказывается слушать, он просто стоит, его глаза пылают от ярости.

— Что, Лекс? Теперь ты ревнуешь? Скажи мне, тебе больно? Больно ли знать, что кто-то еще хочет меня? Больно ли, что на мгновение это заставило меня ожить, слова другого мужчины заставили меня почувствовать себя живой? Тот самый мужчина, которого ты ненавидишь всеми фибрами своего существа?

— Шарлотта… — рычит он.

— Что? Ты отказалась от нас… наш брак на грани, и я даже не знаю почему! — вскидываю руки вверх, расстроенная тем, что он решил провести этот разговор сегодня, — Ты, блядь, не хочешь со мной разговаривать… ты даже не хочешь видеть мое лицо.

Он достает из кармана листок бумаги, и я сразу же узнаю его.

— Скажи мне, что это за херня? — кричит он.

— Ты умеешь читать, — спокойно говорю я.

— Ты хочешь гребаный развод?

Я хватаюсь за живот, склоняю голову, желая, чтобы боль, пронзающая каждый дюйм меня, прекратилась. Это не та жизнь, которую мы планировали, и я отказываюсь соглашаться на что-то другое.

— Лекс, я больше не могу. Это убивает меня.

Его ноздри раздуваются, как у быка, готового к атаке. Быстрым движением он толкает меня на капот машины, металл касается моей кожи, когда от шока у меня перехватывает дыхание.

С силой его губы прижимаются к моим, и я изо всех сил пытаюсь оттолкнуть его. Он заслуживает того, чтобы его оттолкнули, но я так по нему скучаю. Я не знаю, что это значит, но в этот момент, не все ли мне равно? На мгновение он снова мой, и я воспользуюсь этим, пока могу.

Лекс отстраняется, и я сажусь, пытаясь отдышаться.

Его глаза, этот пристальный взгляд.

Я жду, кажется, целую вечность.

Неужели это конец? Неужели между нами все кончено?

Он разворачивает меня за долю секунды и толкает обратно на капот. Я издаю небольшой хнык, сила пугает меня. Это неправильно на стольких уровнях. Я должна чувствовать себя униженной, но я так далека от этого. Он мой муж, черт возьми.

Раздается щелчок ремня, и без предупреждения он впивается в меня. Я прикусываю губу, пытаясь заглушить свои стоны. Я не уверена, воспринимает ли он это как приглашение, но он делает это сильнее. Я плачу слезами, смесью счастья и печали, чувствуя, как соленая жидкость стекает по моему лицу, потому что я скучаю по нему во всех возможных смыслах. Это наслаждение и боль, все свернуто в один чертов шар.

— Ты принадлежишь мне, Шарлотта. Ты понимаешь? Каждый дюйм этого тела принадлежит мне. Я твой муж. Ты принадлежишь мне.

Я борюсь, боль в животе нарастает. Я уже близко, возбуждение быстро нарастает, и я знаю, что если он заговорит снова, я не выдержу.

Он наклоняется и втягивает меня в себя все сильнее и быстрее, его мольбы доводят нас обоих до взрывного финала.

— Моя… — кричит он, — Ты моя жена, Шарлотта…

И тут мы кончаем.

Где-то в этот жаркий момент он отстраняется.

Я не могу этого сделать.

Я так скучаю по нему и знаю, что в этот момент, имея возможность почувствовать его снова, я просто знаю, что не могу вернуться к тому, как он обращался со мной. Я скучаю по тому, что я любима и желанна.

Я скучаю по тому, чтобы быть всем его миром.

— Лекс… Я больше не могу. Пожалуйста, просто отпусти меня, — умоляю я, качая головой.

— Ты не можешь меня оставить! — плачет он, в отчаянии проводя руками по волосам, — Я видел его, я видел, как ты смотрела на него.

— Джулиан…

— Это моя вина. Это я во всем виноват. Я боялся, Шарлотта, потерять тебя так же, как Адриана потеряла Элайджу. Ее боль… она непостижима. Поэтому я сделал единственное, что умел… Я отдалился. Я отдалился от тебя, потому что боялся, что если я буду продолжать быть таким счастливым, то боль убьет меня, если с тобой что-нибудь случится. Я бы умер медленной, мучительной смертью, как Адриана.

— Ты мой муж, — всхлипываю я, мое тело содрогается, — Ты причинил мне непостижимую боль, но я не могу представить себе жизнь без тебя. Ты не оставил мне выбора.

— Я не могу выразить, как мне жаль. Я не знал, как справиться с этим. Я был так зол, на всех, на весь мир.

— Горе, Лекс, поглотило всех нас.

Правда ранит больнее всего, и, несмотря ни на что, мы не можем стереть боль, которую все мы чувствуем из-за потери Элайджи.

Он обхватывает меня руками, зарывается лицом в мою шею, но я отстраняюсь, отчаянно нуждаясь в расстоянии, когда гнев проносится сквозь меня, как порыв ветра, оставшийся после самой дикой бури. Я не могу отрицать, что мне больно, но я отказываюсь так легко вернуть ему то, что он хочет.

Всю меня.

— Ты получил то, что хотел, Лекс, тебе нужно было трахнуть меня, и дело сделано.

— Что значит «я получил то, что хотел»? Шарлотта, я…

Я поднимаю руку к его лицу, пресекая его мольбы еще до того, как они начались. Он выразил свои чувства, показал что-то вроде раскаяния за свои действия, но мне нужно время, чтобы разобраться, а не набрасываться на него, как будто теперь все в порядке.

— Мне нужно вернуться в дом, — говорю я ему, не в силах смотреть ему в глаза, пока мой взгляд блуждает по земле, — Ты, может, и выгрузил свой багаж, но мой все еще упакован и готов к отъезду.

— Нет… — кричит он, качая головой и проводя пальцами по волосам в явном отрицании того, во что мы превратились, — Ты не можешь оставить меня! Я не подпишу эти бумаги.

— Мне нужно время, ясно? Ты не можешь просто устроить мне засаду сегодня ночью, после нескольких месяцев такого отношения ко мне и ожидать, что я снова упаду в твои объятия, как будто все в мире хорошо. Ты хочешь исправить то, что ты сломал? Тогда не толкай меня.

Я разворачиваюсь и делаю шаг прочь от него, когда моя грудь сжимается от переполняющих меня эмоций, вызванных его присутствием. Так легко я могла бы упасть в его объятия и сделать вид, что этого никогда не было. Но я хочу, чтобы он почувствовал мою боль, понял, что значит быть в браке. Уважать своего партнера, в болезни и здравии, даже если он состоит из кого-то другого в вашей семье.

— Ты собираешься вернуться в дом, чтобы быть с ним?

Отчаяние в его тоне останавливает мое движение. Ревность — это проклятие, настолько сильное, что может разорвать на части даже самых сильных людей. Она неустанно борется за внимание, хитра как никто другой, манипулируя вашими мыслями в сценарии, которые придумывает ваше воображение, иногда не имея никакого содержания. И я слишком хорошо знаю Лекса. Его мысли ошибочны, потому что он видит в Джулиане угрозу, а не веру в меня, несмотря на мое признание, когда я сказала ему, что Джулиан, возможно, был более легким выбором, но легкий выбор не означает правильный.