Пока мы заказываем кофе, Элайджа нервно играет с пакетиками сахара, пока не находит в себе смелость заговорить.

— Рак вернулся.

Я с легким трепетом опускаю свой горячий кофе, пытаясь понять, правильно ли я его услышала. Его гробовое молчание говорит о том, что да.

— Как? И где?

Он делает паузу, затем говорит: — Простата, снова. Мне сказали, что он был локализован, и химиотерапия помогла, но мой тест на прошлой неделе показал аномальные клетки, и вот, он вернулся.

— Адриана знает?

— Нет. Я ей еще не говорил. Она делает ЭКО, и у нее большой стресс.

— Элайджа, я не думаю, что сейчас лучше пытаться завести ребенка. Что если…

Черт! Я хочу отказаться от этих слов.

Я не хотел, чтобы это вышло так болезненно, но какого черта они вообще думают о создании семьи сейчас?

— Я знаю, и я не уверен, как об этом говорить.

— Послушай, если тебе нужна моя помощь…

Мой телефон напугал меня. Это Шарлотта. Я нажимаю отбой, зная, что она меня поймет.

— Есть одна клиника в Австралии. У них есть передовые методы химиотерапии, но там очередь на год.

— Элайджа, конечно. Напиши мне подробности, и я займусь этим как можно скорее, но послушай, тебе действительно нужно рассказать Адриане, а также маме и папе.

Телефон звонит снова. Я плохо соображаю, поэтому нажимаю «отбой». Рак Элайджи — это худшая из возможных новостей, и я не могу избавиться от того, как мне плохо и грустно. Мне достаточно взглянуть на Элайджу, чтобы вспомнить, что то, через что он проходит, в миллион раз хуже.

— Спасибо, брат. Ты можешь в это поверить? Кто-то там наверху имеет на меня зуб, — Элайджа вздыхает.

— Мы пройдем через это. Мы сделали это однажды, и мы можем сделать это снова.

Когда я произношу эти слова, мой телефон вибрирует.

— Кто-то очень хочет привлечь твое внимание, — он смеется.

Я достаю свой телефон и читаю сообщение, мое сердце выпрыгивает изо рта.

Шарлотта: ОТВЕТЬ НА ГРЕБАНЫЙ ЗВОНОК, У МЕНЯ ТОЛЬКО ЧТО ОТОШЛИ ВОДЫ!

Время шоу.

Черт, я не готов.

Я собираюсь стать отцом.

Я, Лекс Эдвардс, должен заботиться о ребенке. Что, черт возьми, я знаю о детях?

— Лекс, ты в порядке? Ты выглядишь… бледным.

— Ребенок… он рождается.

Глаза Элайджи расширяются, когда он встает и бросает несколько купюр на стол.

— Говоря словами Рокки, давай убираться отсюда, чувак.

Двадцать девятая глава

Чарли

Все начинается как обычный вечер пятницы.

Я смотрю фильм с Эриком и Кейт. Это наш третий вечер «Волшебного Майка», первые два были показами в кинотеатре. На журнальном столике перед нами стоит шведский стол с жареной курицей, пиццей, мексиканской кухней и десертами. В поддержку моего беременного состояния мы все пьем коктейли, но я клянусь, что у Эрика воняет водкой. Когда я спрашиваю его, это фляжка у него в штанах или он просто рад меня видеть, он отвечает: — И то, и другое.

Когда Никки и Уилл уехали к маме, Лекс оставил нас, чтобы пойти к Рокки, несомненно, смотреть порно. Никки однажды сказала мне, что каждый раз, когда их нет, коробки с салфетками каким-то образом исчезают из их квартиры.

Этот образ мгновенно выветрился из моего сознания.

Итак, смотреть, как чрезвычайно горячие мужчины танцуют на сцене, — верный способ разжечь огонь внизу. Я удивляюсь, когда чувствую, насколько промокли мои трусики. Боже, гормоны беременности вышли из-под контроля. Я пишу Лексу, чтобы он тащил свою задницу домой, потому что если я такая мокрая, то ему точно нужно позаботиться об этом.

Где-то ближе к концу я начинаю чувствовать себя неловко. До сих пор мой третий триместр проходил гладко, и у меня еще есть несколько недель до того, как этот ребенок сделает свой торжественный вход. Я не могу точно понять, почему, и, смущенная своим затруднительным положением с трусиками, я не уверена, как объяснить это Эрику и Кейт.

Да, хорошо, Мэтт Бомер в костюме Кена делает внизу вещи, которые должны быть незаконными, но, тем не менее, это всего лишь фильм, и, опять же, вы видели моего мужа? Я не из тех, кто держит свои мысли в себе, но это очень неловко, поэтому в типичной для Эрика манере я промурлыкал: — Так, я сейчас вся промокла, клянусь, цунами только что затопило мои каналы.

Эрик подавился своим буррито: — Боже, Чарли, тебе нужен ТЕНА? Это Ченнинг в том боевом костюме?

Кейт вклинивается: — О, держу пари, это был Микки Рурк.

— Не хочу вас расстраивать, ребята, но я не знаю. Это странно. То есть, да, они все горячие, но я не возбуждалась, глядя на них. Может, мое влагалище расширилось, и я больше не могу чувствовать себя возбужденной?

— Подожди. Твоя вагина расширилась? — спросил Эрик.

— Эрик, неужели ты не выучил это в средней школе? Как еще ребенок может выйти? — спрашивает Кейт.

— Кейт, сколько раз мне нужно повторять тебе, что я не эксперт по вагинам? Все это пугает меня, как паранормальная активность.

— Как вагина связана с паранормальной активностью? — мы с Кейт едва сдерживаем смех, — Тем не менее, я не могу игнорировать легкую боль в животе, которую я испытываю, съев еще один буррито. Серьезно, как каждый раз, когда я ем халапеньо.

— Ну, для начала, есть слизь и месячные, — указывает Эрик.

— Ладно, разговор окончен. Мне нужно переодеться, к тому же у меня живот болит от еды, — я встаю и слышу, как Кейт и Эрик задыхаются.

Я быстро оборачиваюсь, оба они бледно-белые с ошеломленными выражениями на лицах.

— Ммм, Ч-Чарли… — Кейт заикается, — Я думаю, у тебя отошли воды.

Эрик вскрикивает: — Видишь! Паранормальная активность!

***

Я пытаюсь сосредоточиться на его руке, на тепле, на том, как выглядят его пальцы идеальной формы. Я изо всех сил стараюсь не обращать внимания на то, что они белые, что кровь вытекает из них, когда я сжимаю их, чтобы сохранить жизнь. Мой разум мечется и теряется в своих мыслях, я пытаюсь думать о чем угодно, кроме того, что у меня всего тридцать шесть недель, и этот ребенок скоро родится.

Врачи и медсестры входят и выходят из палаты, их слова не доходят до меня. Лекс, напротив, задает вопросы на своем медицинском жаргоне, и врачи удивляются его знаниям. Когда они уходят, он говорит со мной, но я боюсь слушать. Страх потерять нашего ребенка разрывает меня на части.

— Шарлотта, пожалуйста, посмотри на меня, — умоляет он.

Если я посмотрю, я заплачу. Слезы сидят на краю моих век, готовые вот-вот потечь по лицу.

— Все будет хорошо. Пожалуйста, посмотри на меня.

Я напрягаю все мышцы своего тела, чтобы повернуться к нему лицом. Как только мои глаза встречаются с его глазами, шлюзы открываются. Он притягивает меня в свои объятия, насколько это возможно, чтобы не запутаться в шнурах от аппарата, и целует слезы на моем лице.

— Пожалуйста, выслушай меня.

Я киваю, заставляя себя слушать.

— Ребенок в ягодичном предлежании, но сердцебиение идеальное. У тебя повысилось давление, и если оно не снизится в ближайшие двадцать четыре часа, возможно, придется делать кесарево сечение.

— Разрезать меня? — дрожит мой голос.

— Да, но это всего лишь небольшой разрез, и я буду с вами в операционной. Ты не почувствуешь боли, может быть, только давление.

Я внимательно слушаю, пытаясь уловить хоть немного спокойствия, которое чувствует Лекс.

— Двадцать четыре часа?

— Да. И не волнуйся, я буду здесь все это время, а снаружи тебя ждет целая толпа посетителей, если ты не против.

Я крепче сжимаю его руку, желая насладиться тем, что, вполне возможно, является нашим последним моментом наедине в качестве мужа и жены, прежде чем мы официально станем родителями.

Мои веки тяжелеют. Я с трудом удерживаю их открытыми среди звуков паники вокруг меня. Мое сердце начинает учащенно биться, волна паники сменяется тошнотой. Вдалеке я слышу, как меня зовут, знакомый голос. Я сосредотачиваюсь на этом голосе, что-то в нем есть, что я не могу расшифровать. Я слышу его снова. Теперь я плотно закрываю глаза, и каждая моя частичка пытается сосредоточиться на этом голосе.