— Потерять меня навсегда? Слишком поздно, Лекс. Ты потерял меня давным-давно. Я просто была настолько глупа, что думала, что это можно исправить.

Извинения поглощаются яростью, которая снова поднимает свою уродливую голову, обида и боль от ее слов вонзаются мне в сердце свежезаточенным ножом. Мне нужно выпустить это наружу, то, что я действительно, черт возьми, чувствую. Но люди смотрят, ждут моей реакции. Это не какая-то мыльная опера. Это наша жизнь, и я не хочу, чтобы они услышали слова, которые я собираюсь произнести.

— ¿Quieres lastimarme por lo que te hice, Charlotte? (прим. испанский: «Ты хочешь причинить мне боль за то, что я сделал с тобой, Шарлотта?») Хорошо, ты выиграла. Хочу сказать, что я закончил. Ты победила. Цитируя тебя, я закончил.

Это единственный способ сказать, что я действительно чувствую, что глубоко внутри разъедает меня. Это не моя вина. Называйте меня высокомерным, называйте как хотите. Я знаю, когда я облажался, но это не один из тех случаев. Я потерял к ней доверие. Я больше не хочу играть в эту больную, извращенную игру. Лекс Эдвардс никогда не сдается, но и не соглашается на второе место. Если бы только она не побежала к нему, если бы только он не прикоснулся к ней, и если бы только я не увидел искру в ее глазах, когда он наклонился, чтобы поцеловать ее.

Шарлотта продолжает стоять и душить Джулиана, пока он сердито не уходит. Она начинает идти следом, но останавливается и снова поворачивается ко мне лицом: — Я вообще-то пришла сказать ему, что все кончено.

Ее угрюмое выражение лица выдает слова, которые мне нужно было услышать всего несколько минут назад.

Пока она уходит от меня, посетители ресторана заняты тем, что делают вид, что не замечают сцену, которую я устроил. Мистер Беркшир стоит передо мной с выражением растерянности на лице. Черт! Теперь мне придется разбираться с этим. К счастью, Кейт берет на себя большую часть встречи за ужином, потому что я едва могу мыслить здраво. Она знает, о чем говорит, и каждый раз мистер Беркшир задает мне вопрос, на который я, к счастью, могу ответить. К концу вечера Кейт заставляет его подписать контракты, что для Lexed является огромной сделкой.

Когда мы закончили, было уже немного за девять, и мистер Беркшир пожал мне руку, поздравляя с тем, что я нанял такого умного помощника.

За пределами ресторана я знаю, что Кейт наконец-то спросит меня о том, что я сказал.

— Что ты ей сказал?

— Кейт, брось это. Это больше не имеет значения.

— Ты, блядь, серьезно, Лекс? — не тон сбивает меня с толку, ее оскорбительные слова и то, что она называет меня Лексом в одном предложении. С каких пор мы перешли грань от босса к другу? — Последний месяц я наблюдала, как вы оба мучаетесь. Она так сильно тебя любит. Все это время она говорила только о тебе. Если бы я знала, возможно, все сложилось бы иначе. Вы действительно любите друг друга, но ни одна из ваших упрямых гребаных голов, похоже, не может этого понять. Я не знаю, что ты там говорил, но поверь мне, если ты хочешь ее, то добивайся ее. Вам нужно посрать или слезть с горшка и драться до посинения в глазах. Покажи ей, что ты не можешь жить без нее.

— Что, блядь, по-твоему, я пытался делать последние недели? Сидел, смотрел телевизор, чесал задницу? Все кончено, Кейт… С меня хватит. Во мне больше не осталось борьбы.

Я захожу в винный магазин по соседству и покупаю самый крепкий виски, который у них есть в наличии. Продавец смотрит на мои окровавленные руки, пока я не достаю свой черный Amex. Без единого слова он сканирует мою карту и передает мне чек на подпись, после чего кладет бутылку в коричневый бумажный пакет.

Когда я выхожу из магазина, Кейт стоит и смотрит, как я делаю глоток из бутылки. Виски гладкий, с сильным ударом.

— Зачем ты делаешь это с собой?

— Потому что я чертовски люблю ее, и это чертовски больно.

— И эта бутылка все исправит?

Я не отвечаю ей, поднимаю руку в воздух, чтобы попрощаться, и направляюсь к своему отелю в квартале отсюда.

Когда я вхожу в вестибюль, я сталкиваюсь с Викторией, которая регистрируется в отеле.

— Что тебе нужно, Лекс? Не волнуйся, «Нью-Йорк Таймс» отказывается от этого заявления, так что можешь оставить свои порнографические снимки меня при себе, — шипит она.

Я делаю еще один глоток виски. На этот раз жжение прекратилось, и жидкость становится гладкой, проходя по моему горлу. Виктория прилично выглядит, я имею в виду, когда она не такая коварная, я вижу, что она привлекает внимание. Развратный черный номер, который она носит, достаточен, чтобы заставить меня напрячься, если я попытаюсь сосредоточиться. Кто знает, о чем я думаю? В голове все кружится, и я просто хочу забыть все, что произошло сегодня вечером.

— Меня больше не волнуют фотографии. Пойдем со мной.

Я тяну ее за руку, а она смотрит на меня, озадаченная моей внезапной переменой настроения. Я нажимаю на кнопку лифта, и когда двери открываются, я затаскиваю ее внутрь, нажимая на кнопку пентхауса.

— Что, черт возьми, с тобой происходит, Эдвардс?

Когда мы достигаем уровня пентхауса, двери открываются, и я тяну ее за руку к своей двери. Пока я ввожу карточку, она еще раз спрашивает меня, что, черт возьми, не так.

— Ты хочешь меня трахнуть? Ну, заходи внутрь, пока я не передумала.

С широкой ухмылкой на лице она проводит пальцами по моей щеке, после чего следует за мной внутрь и закрывает за нами дверь.

На этот раз я удостоверюсь, что мы с Шарлоттой полностью закончили.

Ты хочешь причинить мне боль за то, что я сделал с тобой, Шарлотта? Что ж, ты победила.

Цитируя тебя: с меня хватит.

Восьмая глава

Чарли

Я сижу напротив Джулиана в ресторане в центре города. Напряжение ощутимо, и как бы я ни обрисовывала ситуацию в своем воображении, оно всегда возвращается к одному и тому же.

Лекс.

В ресторане многолюдно для субботнего вечера, и только когда я оглядываюсь вокруг и замечаю, что почти все столики заняты, меня осеняет, что нам следовало бы выбрать что-то более интимное для важного разговора о нашем будущем.

Сжав колени под столом, я не могу смотреть Джулиану в глаза. Я понятия не имею, как начать разговор, который станет концом наших отношений. Мой разум — это крушение поезда из эмоций, вызванных ужасной неделей без сна и слишком большим количеством алкоголя.

Когда моя рука ложится на белоснежную скатерть, он кладет свою поверх моей, в его глазах сверкает надежда, когда наши взгляды наконец встречаются.

— Джулиан, нам нужно поговорить о нас.

Он наклоняется и касается моей щеки. Знакомое теплое прикосновение, но больше не то, которого я жажду. Чувство вины за мою неосмотрительность позволяет его руке задержаться дольше, чем нужно, зная, что это будет последний раз, когда он прикасается ко мне, и, скорее всего, последний раз, когда он смотрит на меня с любовью.

Сейчас или никогда.

Я должна сказать ему, что все кончено.

Я знаю, где находится мое сердце, несмотря на боль и унижение, терзающие меня каждый раз, когда я вспоминаю, когда мы с Лексом были вместе в последний раз.

Я изучаю его лицо, почти как будто мы больше никогда не пересечемся, любуюсь его ореховыми глазами, тем, как они успокаивают меня и заставляют чувствовать себя в безопасности. Все между нами было так просто до того, как Лекс вернулся в мою жизнь. У нас нет прошлого, которое преследовало бы нас, и до того дня в ресторане между нами не было никого, кто вмешивался бы в наши отношения. Мы были только вдвоем, и если бы вселенная работала по-другому, то, возможно, мы бы и сейчас были только вдвоем.

Когда он наклоняет голову и наклоняется вперед, чтобы поцеловать меня, на моих губах играет слабая улыбка, и я позволяю себе немного успокоиться. Джулиан всегда будет прекрасным мужчиной, который сбил меня с ног, и что бы ни случилось с этого момента, у нас всегда будут эти воспоминания.

Он заслуживает лучшего, и даже если я причиню ему боль, положив конец нашим отношениям, однажды он оглянется назад и поблагодарит меня. Может быть, не сейчас, но однажды один человек будет любить его и только его.