После этого была проведена специальная оперативка с руководящим составом. В своем выступлении Михаэлис заявил, что он больше не намерен слышать от них оправданий при выявлении фактов нарушения режима, что режим — это забота не только первого отдела — ответственность за его несоблюдение несут в первую очередь руководители подразделений.

Такой постановкой вопроса, опираясь на авторитет директора, мы стали постепенно менять отношение к проблеме обеспечения сохранности государственной тайны на фабрике. В целом взаимопонимание было достигнуто: без моей письменной визы не проходили никакие распорядительные документы по режимной тематике. А при необходимости я напоминал директору о поддержке с его стороны предложений по укреплению режима на предприятии.

Почувствовав ответственность, руководители цехов и отделов стали просить провести с ними занятия по основным требованиям новой инструкции. В течение полугода отдел режима занимался этим по отдельному плану, согласовав предварительно эту работу с главком.

Предприятие стало получать значительные объемы международных заказов секретного характера. Обстановка требовала конкретных мер по упорядочению пропускного режима на фабрику и допуску в режимные цеха.

В обстановке планомерного укрепления статуса режимного предприятия неожиданно для нас прозвучала критика этих усилий со стороны Индустриального райкома КПСС. На районной партийной конференции первый секретарь райкома Уваров вдруг заявил, что «…режим на Гознаке мешает проведению политико-воспитательной работы в коллективе».

Удивительно: усилия по наведению государственной дисциплины не понравились партийному руководству!

Его слова мне передал директор фабрики, поскольку сам я в конференции участия не принял по причине болезни. Инструкторы райкома прокомментировать причины такой критики мне не смогли. Тогда я отправился на прием к первому секретарю РК КПСС. После двух часов демонстративного игнорирования моего присутствия в приемной я все-таки прорвался на прием к нему и попросил объяснить, чем вызвана такая оценка моей работы.

В ответ я услышал:

— Раньше все, кому нужно, кого посылал райком, ходили к вам на предприятие. А теперь не пускают!

Из обороны я перешел в наступление. Объяснил Уварову разницу между старыми и новыми требованиями инструкции по соблюдению режима, заострив внимание на том, что это решение правительства, а не КГБ. Поэтому мой долг — обеспечить ее неукоснительное выполнение.

Обратил также внимание Уваров на то, что инструкция согласована с ЦК КПСС, и я вправе рассчитывать на поддержку партийной организации в решении этой задачи, а не наоборот.

Несмотря на нежелание первого секретаря райкома смотреть «эти красные книжки из КГБ», он все-таки вынужден был ознакомиться с параграфом, регламентирующим порядок посещения фабрики. Тогда он спросил:

— А что же ваш секретарь парткома? Почему он этого не знает?

Я заметил, что объяснял ему это дважды, что он расписался за ознакомление с инструкцией, но, видимо, не считает ее документом для руководства в работе. А поскольку он в штате райкома, то райкому КПСС и удобнее спросить с него за несоблюдение требований документов, рекомендованных ЦК КПСС для руководства в работе.

И все же ответа на свой вопрос о причинах огульной критики я так и не получил. При прощании заметил, что такая инструкция имеется в спецчасти обкома КПСС.

Через неделю на приеме у начальника управления КГБ я узнал, что секретарь райкома Уваров, не доверяя моим толкованиям инструкции, посетил спецчасть обкома партии и ознакомился с ее содержанием. Затем он был на приеме у одного из секретарей обкома. Там состоялся разговор о причине моего визита к нему. Однако извинений за необоснованность публичного обвинения в создании препятствий партийной работе мне никто так и не принес, но и критики в свой адрес я тоже больше не слышал. Партия всегда была у нас права! Мое предложение заслушать меня на заседании райкома о состоянии работы по укреплению режима на фабрике также услышано не было.

Следующим этапом явилась работа с исполнителями секретных документов и лицами, допущенными к сведениям, составляющим государственную тайну. Мне было ясно, что только сознательное отношение к сохранности секретов может явиться залогом успеха в деле защиты и сохранности государственной тайны. У меня еще свежи были в памяти горькие уроки провала этой работы (точнее — результат ее отсутствия) с носителями секретов на оборонных комплексах в Мотовилихе, вскрытые моим отделением в работе по делу «английского партизана из Чехословакии». Мы также организовали учебу с этой категорией инженеров и служащих с последующим принятием зачетов по знанию требований инструкции.

Для повышения качества работы по укреплению режима были переработаны старые должностные инструкции контролеров первого отдела. Их предстояло учить работать на упреждение событий. Акцент был сделан на повышение требований к мастерам на производстве и усиление внимания контролеров к намечающимся изменениям в технологии работы цехов с секретными изделиями и продукцией строгого учета. Стали требовать от них предложений по упреждающим мерам, необходимость в которых могла быть вызвана предстоящими изменениями.

В целом стали просматриваться определенные положительные сдвиги в сознании сотрудников.

Стали давать результаты совместные усилия руководства фабрики, начальников цехов и отделов, исполнителей секретных работ и отдела режима, направленные на решение единой задачи — сохранность выпускаемой продукции и защита государственной тайны.

Соблюдение режима перестало быть делом только первого отдела. Хочу отметить в своих воспоминаниях одну важную черту, присущую коллективу гознаковцев: люди четко осознавали всю ответственность и свою причастность к решению задач государственной важности. Я бы назвал эту черту наличием государственного сознания в трудовом коллективе. Фабрика периодически получала внезапные правительственные задания, требующие срочного исполнения. В выходной день, а иногда и в праздничный, в связи с поступившей телеграммой срочно собирали руководящий состав, необходимый для решения поставленной задачи.

Ввиду срочности таких заказов сразу вводился трехсменный рабочий день. Я порой удивлялся постоянной мобилизационной готовности людей. Я никогда не слышал жалоб по поводу работы в три смены и не помню случаев отказа выхода на работу в выходной день.

Эту особенность основного костяка трудового коллектива фабрики я также остро чувствовал при решении своих специфических задач. Например, при подборе и подготовке лиц, сопровождающих грузы, направляемые за границу.

Их задачей было сопровождение и доставка продукции, изготовленной на фабрике для иностранных заказчиков. Возвращаясь из таких ответственных загранкомандировок, исполнители часто шутили: «Это как целовать львицу: страху и ответственности много, а удовольствия мало!»

Люди ехали в эти командировки несмотря ни на что; они понимали, что выполняют задачу государственной важности, которую нельзя доверить постороннему.

Международная тема, которой была посвящена почти вся моя предыдущая служба, стала для меня одной из основных и на Гознаке. Работа по подбору и подготовке кадров для заграничных командировок была мне хорошо известна. Только теперь мне нужно было еще учитывать и то, что их отвлечение на загранкомандировки не должно отрицательно сказываться на выполнении производственных планов.

В конце семидесятых — начале восьмидесятых годов фабрика получила ряд ответственных международных заказов по изготовлению бумажных денег и документации для ряда развивающихся стран. По условиям соглашений советская сторона должна была доставить изготовленную продукцию в страну заказчика и там осуществить ее передачу.

Все долгие годы военного конфликта в Афганистане пермская фабрика Гознака печатала для него деньги и доставляла их в Кабул. Там груз передавался представителям министерства финансов. «Афгани» были в ходу и у наших военных, проходивших там службу. За эти годы Кабул посетили с миссией сопровождения немало гознаковцев. Факт изготовления афганской валюты, пути и средства ее доставки, место передачи хранились тогда в секрете. Единственный действующий аэродром в Кабуле периодически подвергался ракетному обстрелу и был под постоянным наблюдением. Во время командировок возникали иногда и «нештатные» ситуации, свидетельствующие о рискованности этих поездок.