Поведение задержанного озадачило нас. На злоумышленника или диверсанта он не похож: нас не видел, при задержании не пытался бежать. На мой немецкий язык отреагировал как-то «по-коллегиальному». Я спросил, где находится служебное помещение «старшего лесничего» в Цоссене. Он подробно описал отдельно стоящую двухэтажную виллу, назвал улицу. Тогда я попросил его описать внешность «старшего лесничего» и назвать его фамилию. Он сказал: «Товарищ Кениг». Все точно.

Описание внешности «старшего лесничего» полностью совпадало с внешностью начальника райотдела МГБ ГДР в городе Цоссене товарища Кенига, улица и описание особенностей здания райотдела тоже совпадали. Ясно, что это свой человек. По заданию райотдела МГБ ГДР он контролировал обстановку с внешней стороны. Но если второй отдел договорился о координации действий с органами госбезопасности ГДР, то для таких случаев отрабатывается хотя бы пароль для связи. Этого не было сделано. А то свой своего не опознавши!

Мы уже раздумывали до этого разговора, что будем делать с задержанным. Не привязывать же его к ближайшей сосне. А покидать пост для конвоирования задержанного мы не имели права. Связи у нас не было.

Я убедил задержанного, что лично знаком «по охотничьим делам» со «старшим лесничим», на что он понимающе отреагировал. Я попросил передать ему привет от меня и назвал свой телефонный псевдоним, под которым я несколько раз разговаривал по служебным вопросам с Кенигом. Используя ситуацию, мы дали денег объездчику, человеку, нам совершенно незнакомому до этого случая, попросили его вернуться в Цоссен, доложить «старшему лесничему», что в лесу все в порядке и что мы надеемся на его помощь, так как хотим есть и пить.

Пусть он нам привезет бутербродов, сосисок, пива и воды.

Наш задержанный с энтузиазмом взялся выполнить это ответственное поручение: накормить своих голодных советских коллег.

Время шло. Мы уже было стали терять надежду на удачный исход нашей затеи. Смотрим, катит по дороге наш знакомый с корзинкой перед рулем. Вернул сдачу с переданных нами денег. Мы разложили на плащ-палатке доставленные им продукты. Все, что мы заказывали. Он даже предложил нам маленькую бутылочку «Корна». Мы вежливо отказались: нельзя, на службе. Кениг сказал ему, что доставку нам продуктов он должен рассматривать как задание. Мы поблагодарили нашего добровольного помощника и отпустили его домой.

В тот день нас сняли с наряда уже под вечер. Тут же объявили, что завтра в это же время — повторение задачи.

В тот день были сытыми и не страдали от жажды только трое из всего наряда: мы с товарищем, благодаря своему невольному помощнику, и Саша Лапшин на посту № 1.

Его буфетчица заставила поедать заготовленные вкусные бутерброды, которые она разложила в павильоне у озера в ожидании приезда гостей.

На другое утро не было напрасного и томительного ожидания. Около 9 часов утра мимо нас проследовал правительственный ЗИС. Интересные события происходили у поста № 1. После прибытия к озеру Н. С. Хрущев и маршал Гречко сразу сели в одну из приготовленных для них лодок. В ней уже лежали удочки.

На посту № 1 было также отмечено, что ботинки у Н. С. Хрущева были не чищены, один шнурок развязался, а сапоги маршала Гречко блестели, как зеркало. Было опасение, что маршал может заметить в зеркале голенищ своих сапог белую рубашку и парадный мундир охранника, демаскирующие его даже в густой зелени, росшей позади павильона.

Лодка с рыбаками плавно вышла на середину озера. Гречко снарядил удочку Хрущеву, забросил. Тут же лодку «обступили» стаи голодных карпов: их в ожидании рыбаков не кормили двое суток, чтобы гарантировать клев. Для неосведомленного читателя следует сделать небольшое отступление от повествования и рассказать, что культурное рыборазведение, особенно карпа, предусматривает двухразовое кормление рыбы — утором и вечером, в строго определенное время суток. Пища разбрасывается с лодок, тоже в определенных местах.

Так и в этом случае карпы после двухдневной голодовки, завидев лодку на привычном для них месте, дружно всплыли в ожидании корма. Они набросились на насадку, началась рыбалка. Н. С. Хрущев, торжествуя, вытащил первую добычу и после освобождения крючка на своей удочке удивленно спросил Гречко, глядя на рыбу, обложившую лодку со всех сторон:

— Слушай, что это с ними? Почему они окружили нашу лодку?

В это время рыбака так же дружно атаковали и комары, и он безуспешно пытался их разогнать. Гречко прокомментировал «странное» поведение рыбы в озере примерно такими словами:

— Да здесь, в Германии, почти во всех озерах так — полно рыбы!

Поскольку комары беспокоили Хрущева больше, чем его могли бы заинтересовать стаи карпов, навязчиво плававших вокруг лодки, он вдруг громко заявил:

— Да ну ее, эту рыбалку! Рыба какая-то ненормальная, от лодки не отходит, комары вздохнуть не дают! Поехали к тебе домой!

На этом отдых высоких гостей на озере закончился.

Они вскоре уехали, отведав у буфетчицы в павильоне свежей зельтерской водички, не притронулись ни к одному бутерброду и оставили в лодке запутанную удочку и одного еще живого карпа.

Нашему коллеге на посту № 1 опять пришлось помогать буфетчице. Не пропадать же добру: дорога домой — лесом, пыльная, а военторговский газик имел только потрепанный тент — бутерброды с икрой запылятся, потеряют товарный вид.

На этом воспоминания о службе в условиях ГДР по охране высокопоставленных лиц исчерпаны.

Но мои отрицательные впечатления о сомнительных личных качествах как организатора оперативной работы бывшего начальника второго отдела управления, направленного в ГСВГ из центрального аппарата в Москве, только усугублялись от мероприятия к мероприятию. Эти его качества проявились еще позже и значительно хуже, уже в условиях оперативной деятельности.

Поразительно было другое: когда мы стали открыто говорить об отсутствии у него необходимых организаторских качеств и его должностной некомпетентности в работе как руководителя, то он перешел в контратаку, заявляя, что эти «пиджаки» не привыкли переносить элементарные трудности военной службы. Оказалось, что допускаемые им по причине личной неорганизованности или некомпетентности «трудности военной службы» — явление для руководителя вполне терпимое. А мы-то — «пиджаки» — думали иначе. Тогда я еще не понимал, в силу небольшого опыта службы, что прав всегда тот, у кого на данный момент больше прав.

Никакого уважения со стороны подчиненных такой тип руководителя не вызывал, и тягостно было находиться в его подчинении, пусть даже временно.

Первый опыт решения личных перспектив дальнейшей службы. Пример руководителя, вдохновляющего на дело. Работа в г. Лейпциге по делу «Инженера». Контрабандисты из военных спортсменов. Особая роль для ГСВГ железнодорожного узла в г. Карл-Маркс-Штадт и арест агентурной пары американской разведки. Окончание первой загранкомандировки и направление в г. Пермь.

Несколько слов о кадровой политике в те годы, с которой мне пришлось столкнуться на грани интересов двух ведомств: военной контрразведки и территориальных органов комитета госбезопасности.

В августе 1958 года у меня заканчивался пятилетний срок загранкомандировки. По этому поводу я обратился с рапортом в отдел кадров Управления особых отделов в Потсдаме с просьбой о замене и откомандировании в Советский Союз в связи с истечением предусмотренного приказами срока службы за границей.

Разговор в отделе кадров по этому вопросу принял для меня неожиданный оборот. Кадровик, принимавший от меня рапорт, спросил, в какой внутренний военный округ я хотел бы замениться. На что я ответил, что согласен на любой внутренний округ при условии, если там предоставляется работа с использованием моих знаний немецкого языка и с учетом того опыта, который я приобрел на службе в ГДР.

В ответ кадровик в категорической форме заявил, что такой работы в особых отделах внутренних округов нет.