— Я приехал сюда за кадрами. А то наш отдел в Берлине совсем обезлюдел, оголились целые участки работы!

Я, естественно, спросил, куда же делись сотрудники. Оказывается, их бросили дальше на Запад, ближе к Америке. Он назвал ряд фамилий тех, кто уже был на Кубе или на пути туда. Упреков в том, что я «окопался» в тылу, я не принял, сказав, что в этом «заслуга» отдела кадров.

Полковник Захаров был хорошо знаком с моей оперативной биографией по прежней командировке, рассказал о судьбе моих бывших немецких соратников, обрисовал в общих чертах предстоящие задачи. Я заметил, что пока еще служу в Перми. У меня там не закончено одно интересное дело; я не должен бросать все на полпути. В ответ я услышал, что все уже решено. До конца марта я должен сдать дела в Березниках, в апреле сходить в отпуск, а в первых числах мая меня ждут в Берлине. Коллектив Третьего отдела уже знает о моем предстоящем возвращении.

По прибытии в Березники я узнал, что местные кадры принимают организационные меры для изменения моего должностного статуса и для присвоения мне очередного воинского звания. Дела я сдал быстро, передал начальнику аппарата ордер на свою квартиру, потому что возвращаться обратно под начало этих руководителей у меня не было ни малейшего желания.

В апреле 1962 года я был отозван из аппарата КГБ в г. Березники и направлен во вторую загранкомандировку в Берлин для дальнейшего прохождения службы в разведотделе Управления военной контрразведки в Германии.

Опять в Берлине. Вторая загранкомандировка (май 1962 — апрель 1967 года).

Сборы в дальнюю дорогу всегда хлопотны. Квартиру в Березниках я сдал по месту службы, остатки имущества распродали. Желания возвращаться в этот город не было. Зима кончалась. Начались обычные для этого времени весенняя распутица и бездорожье. Мы с трудом перебрались из Березников в поселок Ильинский, на родину. Там, как обычно, мы и провели свой отпуск. С огромным удовольствием я занялся весенней рыбалкой: подледный лов на Обвинском заливе в конце зимы, перед началом ледохода, всегда удачен. Правда, когда лед начинает подтаивать, удовольствие это становится весьма рискованным, но не менее увлекательным. Время пролетело очень быстро. Распрощавшись с родными, после майских праздников мы были уже в Москве.

7 мая поезд Москва — Бюнсдорф доставил нас в Брест. Знакомый вокзал, привычная процедура таможенного досмотра и проверка выездных документов пограничниками. Вдруг через некоторое время в купе вернулся капитан, старший пограничного наряда, и попросил у меня предписание к новому месту службы:

— Вы ведь едете в хозяйство Матвеева?

Я подтвердил. Тогда он предложил выйти из купе и пройти с ним. По его просьбе я осмотрел противоположную платформу: там толпились в основном женщины и дети, ожидающие поезд на Москву. Мужчин среди них не было. Капитан сказал, что большинство из них из хозяйства Матвеева. Видя мое недоумение по поводу его сообщения, он продолжил:

— Вы что, действительно ничего не знаете? Ведь по группе войск в ГДР есть приказ по возможности отправить в Союз на лето женщин и детей. Войска освобождаются от их присутствия. Этого требует международная обстановка. Напрасно вы везете туда беременную жену и сына! Вскоре вам придется возвращать их на родину.

Капитан предложил мне свое содействие, если я соглашусь отправить их обратно. Он был готов без лишних формальностей проводить мою семью на соседнюю платформу, и через час поезд мчал бы их обратно в Москву.

Я поблагодарил пограничника и объяснил, что на родине у нас фактически нет своего жилья, поэтому мы с женой решили быть вместе. Хотя сложная международная обстановка вполне может внести коррективы в наши планы.

Утром 9 мая 1962 года мы прибыли в Берлин. На Восточном вокзале нас встречали сослуживцы, знакомые нам еще по прошлой командировке в ГДР. Карлсхорст был в праздничном убранстве, военнослужащие — все в парадной форме, при орденах и медалях. Мы с женой молча переглянулись. С дорожными хлопотами и переживаниями мы совсем забыли, какой сегодня день. Только торжественный вид военного городка напомнил нам о Дне Победы.

Нам сразу предоставили резервную квартиру КЭЧ гарнизона. В этом доме нам уже довелось жить в прошлый раз. Жена с сыном остались разбирать чемоданы и обживать квартиру, а меня срочно вызвали на работу.

Начальник отдела С. В. Захаров представил меня сотрудникам, со многими из которых я был знаком раньше.

Он коротко ввел в курс дела.

Во время нашей ознакомительной беседы постоянно раздавались звонки по немецким городским телефонам. Дежурный давал справки по поступающим звонкам, приглашал к аппарату сотрудников. Из разговоров было ясно, что звонившие немцы настаивали на немедленных встречах, мотивируя их важностью и неотложностью вопроса.

Я спросил, что за аврал? Ведь сегодня выходной, и немцы отлично об этом знают. Мне терпеливо объяснили суть происходящего. То, что я узнал, было новым и очень серьезным элементом складывающейся оперативной обстановки. Народная палата ГДР приняла закон, согласно которому гражданам ГДР запрещались всякие неслужебные контакты с представителями спецслужб социалистических стран.

Были отпечатаны и разосланы на места тексты подписок, требующих фактически явки с повинной от всех госслужащих, работников крупных госпредприятий и членов СЕПГ. Граждане ГДР должны были сообщать о наличии у них таких контактов. В случае их сокрытия предполагалась уголовная ответственность, увольнение с работы или другие меры наказания. В подписках указывался срок их сдачи в отделы кадров. Естественно, что такие подписки получили и наши помощники. Люди нервничали и хотели поскорее получить рекомендации о линии своего поведения в новой обстановке.

Фактически новый закон наносил правовой удар на государственном уровне по всей системе союзнических отношений соцстран, способный ощутимо дезорганизовать оперативную работу. Народная палата ГДР к этому времени уже дезавуировала данный правовой акт как ошибочный. Немцы объясняли его появление фактом особой позиции румынского правительства по вопросам сотрудничества в рамках Варшавского договора. Якобы к СССР он не имел отношения. Однако сила инерции этого закона еще продолжала действовать, и поползли слухи об особой позиции руководства республики по отношению к СССР.

На предприятия и в госучреждения продолжалась рассылка текстов подписок, из ряда госучреждений их «забыли» отозвать. Неопределенность будущего, естественно, волновала наших помощников, они вправе были получить компетентные ответы из первых уст, а не из путаных объяснений восточногерманских властей. Мне было предложено завтра же подключиться к этой работе.

Вторым важным для отдела событием было намеченное на 12 мая совещание в Потсдаме всего руководящего состава особых отделов КГБ в ГДР по вопросам изменения оперативной обстановки в республике после закрытия в 1961 году границы с Западным Берлином. На совещании предполагалось выступление министра госбезопасности ГДР генерал-полковника Эриха Мильке. Это был его первый визит к работникам советской военной контрразведки. Раньше ему не доводилось бывать в Управлении особых отделов.

В истории нашей группы войск в Германии, как оказалось, этот визит стал единственным и последним визитом министра госбезопасности ГДР. Данная встреча также требовала подготовки оперсостава, а именно: необходимо было определить круг вопросов, которые можно задать приехавшему министру.

Весь следующий день у меня ушел на изучение обстановки. Я встречался с людьми, разъяснял нашу позицию, успокаивал их. Времени на адаптацию к новой действительности у меня не было, и иногда я ловил себя на том, что мысленно я еще в Березниках, а не в Берлине. Но в конце дня я исправно доложил начальнику о результатах встреч. Заслушав меня, он напомнил, что завтра утром мы всем отделом выезжаем в Потсдам на ответственное совещание с министром. Одеты мы должны быть строго по протоколу: черный костюм, белая рубашка, галстук в тон, все должно быть начищено и отутюжено. Осмотрев меня критически, начальник поинтересовался, смогу ли я явиться завтра в подобающем виде. Я ответил, что костюм у меня имеется, только чемоданы еще не распакованы.