— Как? Ты четыре года учился. Говоришь, что закончил военный институт и даже с отличием? И тебя выпустили не офицером, а сержантом? — подал мне чистый лист бумаги. — Пиши! Когда и за что тебя лишили офицерского звания, какие взыскания, выговоры были. Пиши все, как есть. Перед партией надо быть честным! А ты к тому же еще и особист!
Я безуспешно пытался разъяснить, что все мои слова — правда. Спохватившись сказал:
— Да вы спросите об этом моего начальника полковника Шаталова. Он подтвердит достоверность моих слов.
Услышал в ответ:
— Зачем нам твой Шаталов? Мы и сами разберемся! Я, несмотря на то, что окончил институт с отличием, ходил все еще сержантом, как и мои сокурсники из ПГУ. Сказалась организационная неразбериха в верхах осенью 1953 года, после смерти Сталина: снятие Берии и его арест в конце июня 1953 года, отсутствие законно утвержденного министра госбезопасности. Такова история, под колесами которой трещали человеческие судьбы. Кстати, первые офицерские звания «лейтенантов» пришли нам только в конце ноября 1953 года, через три с лишним месяца после окончания ВУЗа!
Инструктор политотдела предложил мне выйти в коридор и подождать его решения. Нас разделяла тонкая перегородка. Слышу разговор по телефону этого инструктора видимо с руководителем:
— У меня тут на приеме один «бериевец»… Да… Да. Он, видите ли, плетет тут мне, что учился четыре года… Нет… не гражданский, а окончил якобы четырехгодичный военный институт… Я так же думаю, что вранье!
Молчание. Он слушал указания собеседника. И снова:
— Да… так точно! Пошлем запросы, ну а затем вкатим ему по полной мерке… Да… слушаюсь!
Я не выдержал и, не дождавшись повторного приглашения в кабинет, вышел из двери с исторической табличкой «Политотдел штаба Управления военного коменданта советского сектора г. Берлина».
«Бериевец», да что у меня общего с Берией, почему я должен нести ответственность за его преступления?! Я пришел служить Родине, а тут выходит, что в глазах партии я являюсь соучастником Берии!
В отделе секретарь парторганизации спросил меня — встал ли я на учет в политотделе комендатуры? Я рассказал о результатах разговора с инструктором политотдела. Секретарь тут же повел меня к Шаталову. Мне сказали:
— Успокойся, возьми себя в руки. Это, к сожалению, еще один из моментов оперативной обстановки, в которой мы сейчас работаем. Но, несмотря ни на что, надо работать! Мы тут еще и не такое слыхали. Но выжили, а ты привыкай!
Для полноты изложения следует упомянуть, что вскоре этого инструктора из политотдела комендатуры перевели на другое место службы.
Эпизод в политотделе с «бериевцем» имел неожиданное продолжение. Я тогда был еще не женат и питался в столовой центральной комендатуры. Украшением офицерской компании была группа дежурных офицеров центральной комендатуры. На них возлагались задачи по поддержанию контактов с представителями союзнических комендатур, прием посетителей из местного населения. Здесь нужно заметить, что немцы, несмотря на то, что ГДР была создана еще в 1949 году, а речь идет о событиях осени 1953 года, все еще, по привычке времен оккупации, обращались с жалобами на органы местных властей ГДР в Центральную комендатуру. Видели в ней высшую военно-административную и справедливую инстанцию в республике. На это повлияло также и временное введение военного положения в городе в июне 1953 года и его последствия, как неуверенность немцев в правильности действий своих властей.
Я частенько помогал «сверхурочно» этим офицерам, участвуя в приеме посетителей из местного населения (явно не хватало военных переводчиков). Это была для меня дополнительная практика перевода. Кстати, эта практика приема посетителей по линии военной комендатуры мне впоследствии очень пригодилась в оперативной работе, уже по линии третьего отдела. Мне, молодому, не видевшему войны офицеру было, со своей стороны, лестно общаться с офицерами центральной комендатуры. Интересно послушать их рассказы о войне. Это были все старшие офицеры — фронтовики, орденоносцы, уважаемые в гарнизоне люди. Завидев меня при входе в столовую, они, бывало, приглашали в свою компанию. В выходные дни не обходилось и без доброй чарки спиртного.
Так вот однажды, в разгар вечеринки, вдруг слышу фразу:
— Мужики! Поосторожней с разговорами, с нами же «бериевец»!
Понял, что это булыжник в мой огород. Под влиянием спиртного, уже не соблюдая принятую в военной среде субординацию (лейтенантик в среде боевых старших офицеров) я вспылил. Но обратился к разуму присутствующих:
— Вы мне скажите, вам понравится, если я вас назову «власовцами»?! — всеобщее бурное возмущение. — Ведь Власов — бывший генерал Советской армии, вы служите в Советской армии. Значит коллеги, сослуживцы? Я знаю, кто он, знаю, и кто все вы. И Это сравнение было бы глубоко оскорбительно для вас, вашей чести. Это я хорошо понимаю. Но поймите и меня! Глубоко оскорбительно для меня также сравнение с Берией. Да, ведомство одно, но что у меня общего с его деятельностью? У меня тоже есть понятие о чести офицера, я служу Родине, как и вы, в этом наша общая задача.
Меня успокоили, одернули офицера, причислившего меня к «бериевцам». На другой день в отделе уже знали о моей «застольной» речи в воскресной дискуссии с фронтовиками. Одобрили ее содержание, но дружно рекомендовали избегать впредь этой компании.
Глава V
На «обводе», или внешней границе Большого Берлина.
Я уже упоминал выше, что одной из моих основных задач была работа с оперсоставом на «обводе».
На «обводе» — внешних границах Берлина — охрану наружной городской черты обеспечивали три обычных мотострелковых батальона, совершенно не имеющие опыта пограничной службы. Охрану внешних границ Демократического сектора города Берлина обеспечивал батальон, дислоцировавшийся в городе Кенигс Вустерхаузен. Здесь вел хозяйство капитан Рожков.
Рядом с городом возвышались громадные мачты радиостанции. В фашистское время там размещалась подчиненная Геббельсу «Заморская служба». При нацистах это была служба радиоперехвата, контролировавшая содержание всех заграничных радиопередач. Опять прямое напоминание о преддипломной практике, во время которой пришлось просмотреть много папок с отчетами этой службы, подчинявшейся непосредственно Геббельсу.
Два других батальона несли охрану внешних границ Западного Берлина. Один батальон дислоцировался в местечке Штансдорф, на юге Берлина, второй на севере, в поселке Гросс Глинике. Обслуживались эти батальоны старшими оперуполномоченными капитаном Фроловым и майором Барсуковым. Оба фронтовики, опытные сотрудники. Я как переводчик участвовал в их работе по «окружению». На «обводе» я стал свидетелем и участником многих событий. Бывал у них наездами, по два, иногда три дня. Они передавали меня из рук в руки. Так, начав рабочую неделю на Юге Берлина в Штансдорфе, я объезжал по внешнему кольцу западную границу города, попадая в Гросс Глинике. Оттуда, завершив объезд северной части города по внешней границе Западного Берлина, возвращался в отдел в Карлсхорсте уже с севера, наполненный впечатлениями и материалами, на перевод которых не хватало времени на месте. И так — неделя за неделей. Здесь я получил так же наглядное представление о реальном состоянии охраны этой границы.
Для пополнения информации об окружающей обстановке мы работали с агентурой из местного населения, проживающего около границы, поддерживали постоянные контакты с местными властями, народной полицией, разведотделами и командованием погранвойск ГДР. Принимали участие в проверках чрезвычайных происшествий на границе, проводили опросы нарушителей и т. п.
Вместе с нашими батальонами границу охраняли и пограничники ГДР. Наши военнослужащие часто жаловались на их халатность. Уйдут с постов или из секретов в укромное местечко, «замаскируются» плащами и спят. Наших солдат это, естественно, раздражало:
