— Они спят, службу не несут, а мы охраняй их покой!

Помню, на этом фоне был такой инцидент. Немецкие пограничники заснули в секрете, надежно укрывшись большой прочной палаткой. Возмущенные таким нахальством (даже палатку в секрет притащили!), выбрав момент, когда немецкие часовые дружно захрапели, наши солдаты намертво прикрепили кольями к земле и деревьям эту плащ-палатку над спящими и удалились. Проснувшимся и перепугавшимся немецким часовым показалось вначале, что их захватили в плен. Шуму было много. Сначала командование немецкого погранполка истолковало данный факт даже как «провокацию с Запада».

На эту «дружескую» шутку немцы ответили обещанием «поднять уровень» воспитательной работы.

В одну из командировок в Штансдорфе вдруг случил; ся подъем среди ночи. Редкое событие! Задержан немец при переходе границы из Западного Берлина. Нарушитель границы. Идем на допрос. А накануне была сменена «штатная» дислокация секретов. Наши посты и немецкие поменяли местами. И вот, у нас сразу же и задержание. «Нарушитель» удивленно спрашивает:

— В чем дело, почему меня задержали?

Устанавливаем личность. Оказался жителем Штан-сдорфа, данного местечка.

— Как попал в Западный Берлин, зачем ходил?

Он удивленно нам в ответ:

— Да вы что? Я уже лет 10 там работаю и всегда так езжу домой. Да об этом в поселке все знают и бургомистр. А что тут такого?

— Так ты зачем ходишь через границу? Ведь по правилам нужно ездить через Демократический Берлин.

Он, удивленно посмотрев на меня, терпеливо разъяснил, что для поездок на работу «по правилам» ему нужно ежедневно тратить до 2–3 часов и кучу денег! А здесь он на велосипеде от работы до дома, естественно, через границу, тратит всего минут 30.

— Наши пограничники меня знают и никогда не задерживают!

«Нарушителя» отпустили домой, а сами еще раз убедились в ненадежности официальной информации наших «немецких друзей» по системе охраны границы. Припоминается еще один редкий случай по этому району, напомнивший мне наши бдения при изучении истории КПСС. Я питался солдатским пайком «расходом», оставляемым в столовых воинских частей для запоздавших. По состоянию здоровья мне было трудно переносить эту пищу из-за появляющихся болей в желудке (позже выявили нарушение кислотности, гастрит и т. п.).

И я, по возможности, питался иногда вечерами в местных ресторанчиках — «гастштетах». Это не осталось незамеченным хозяином и немногочисленными посетителями.

При одном из таких посещений ко мне подходит владелец «гастштета» в Штансдорфе и спрашивает, не смогу ли я поговорить с одним из его хороших знакомых. Я ответил, что согласен:

— Где он?

Хозяин замялся и дипломатично уточнил:

— А разрешается ли советским офицерам разговаривать со всеми немцами?

Затем добавил, что люди бывают с разным убеждениями.

Я сказал, что знаю об этом:

— В чем же дело?

Тогда хозяин выдавил из себя, что этот человек — «кулак», разрешается ли офицерам говорить с «кулаками»?

Это русское слово «кулак» в немецком контексте звучало необычно. Хозяин заверил меня, что знает значение этого термина и поэтому хочет упредить меня. Я дал согласие на встречу с «кулаком», и мы обусловили встречу на завтра в этом же ресторанчике. Я доложил о разговоре и на следующий день пришел на ужин. В руках у ожидавшего меня собеседника я заметил какой-то сверток и книгу. Он поблагодарил за согласие на встречу и сказал, что хотел бы поделиться своими раздумьями в частной беседе с советским гражданином. Я сразу же спросил, почему в поселке его называют «кулаком», знает ли он политическое значение этого термина? В состоявшейся беседе он подробно, аргументировано изложил свое мнение о направленности проводимой ГДР политики по кооперированию сельского хозяйства в республике на примере своего поселка. (Перегибы в этой политике привели к массовому бегству крестьян на запад и стали также одной из причин путча в ГДР в июне 1953 года. Эти перегибы были впоследствии принципиально исправлены.)

С его слов, в кооперативы пошли люди, сами плохо работающие на земле, в расчете на помощь со стороны и из желания пожить за чужой счет. Показал список членов кооператива, давая многим из них как людям, работающим на земле, резко отрицательную характеристику: «Сами из-за лени себя разорили и других разорят!» Сказал, что он открыто отказался вступать в это общество лентяев, даже не желающих толком работать на себя, а жаждущих подачек!

Вот за отказ вступить добровольно в такой кооператив бургомистр и обругал его публично на собрании «кулаком» и пообещал его поведение «так не оставить».

При этих словах он положил передо мной книгу. К моему большому удивлению, это был «Краткий курс истории ВКП(б)» на немецком языке. Собеседник, волнуясь, раскрыл книгу и ткнул пальцем в раздел «Liquidirung des kulakentums» — «Ликвидация кулачества». Он заверил, что изучил внимательно всю книгу, особенно этот раздел.

Отдельные его положения были подчеркнуты красным карандашом. Спросил прямо, что с моей точки зрения его ожидает, учитывая личную позицию бургомистра, будет ли ему ссылка в Сибирь? Он, прочитав учебник, внутренне уже приготовился к неизбежной высылке. Спросил меня, знаю ли я сам, что это такое — Сибирь? Действительно ли там ходят вокруг домов медведи и у людей из-за мороза отмерзают руки?

— Моя старуха уже приготовила мне шапку для Сибири, какие я вижу зимой у ваших солдат.

Спросил, не смогу ли я ему продать такую же? Тут он вынул сверток и достал из него сшитую руками его жены имитацию шапки-ушанки. Сокрушенно сказал:

— Она у меня не может сделать по-настоящему, как у ваших солдат. В этой, наверное, уши отмерзнут!

Вот так «кулак»! Он блестяще, с наших позиций того времени, проанализировал причины провала первого этапа кооперирования в ГДР, которые были исправлены властями несколько позже. Но «Краткий курс», почерканный во многих местах при изучении, — это впечатляло.

Я, как мог, обрисовал возможную, известную в то время, перспективу развития событий в ГДР. Рассказал ему подробно, что такое Сибирь, сказав, что, по существу, я сам сибиряк и что лично я уверен в том, что высылка ему не грозит.

Он спросил моего совета, как же быть ему с кооперативом, вступать ли ему туда, ведь давят? Я сказал, что это дело его совести, без убежденности в правоте начинания там делать нечего. Собеседник, поблагодарив за встречу, вдруг неожиданно сказал:

— Товарищ офицер, не верьте нашему бургомистру. Он только для вида носит партийный значок. В действительности он сам все думает иначе!

Вот тебе и на! «Кулак» добровольно дает значимую для обстановки информацию. А ведь мы к этому бургомистру сами заглядывали. Через несколько лет, уже будучи на другой работе в Потсдаме, я узнал, что бургомистр Штансдорфа бежал на Запад.

В памяти осталось также одно тяжелое, трагическое событие, происшедшее в этом районе осенью 1953 года. Я был в тот день на севере Берлина, в Гросс Глинике.

Работали с майором Барсуковым в «окружении». Приходим около обеда в расположение батальона, заходим в кабинет. Нервно звонит телефон, а сержант, дежуривший у телефона не берет трубку. Увидел нас и с облегчением воскликнул:

— Ну наконец-то!

— Ты почему не отвечаешь на звонки? Для чего поставлен? — строго спросил его майор Барсуков.

— Из Берлина все время требуют разыскать вас и переводчика, а где я вас найду? — виновато зачастил он. — Я в батальоне вас не нашел и уже говорил, что нет вас, а там требуют, найди немедленно. Вот я и не беру трубку — нечего мне сказать!

После минутного разговора — в машину и немедленно на юг, в Штансдорф. Там серьезное ЧП, суть не пояснили. Промчались через Потсдам, в Бабельсберге поворот на шоссе, ведущее вдоль границы в сторону Штансдорфа. Стоп! Дорога перекрыта броневиком. Вижу — на отвороте лежат по кустам и в канавах солдаты в касках, наши и немецкие пограничники. Проезд по этой дороге закрыт, нас не пускают. Подбегает офицер, знакомый по батальону в Штансдорфе. Спрашиваю: