При задержании Краузе пытался было убежать от окна, и я повторно крикнул ему, что буду стрелять без предупреждения. Он, видимо, уловил по моему произношению, что я не немец, а по моему решительному виду понял, что я действительно могу пристрелить его на месте.

У Краузе при осознании факта, что его арестовывает русский, случился шок, нижняя челюсть отвисла. Наверное, поэтому, когда во время допроса он увидел меня, входящего в помещение, он снова потерял способность связно говорить и придерживал рукой отвисавшую челюсть. По этой причине в допросе Краузе я не участвовал.

Когда рассвело и по нашей просьбе на аэродроме сняли чехол с самолета, то мы сами смогли ясно увидеть даже заклепки на узлах истребителя, его номер и узнавали по лицам оперработников, которые подходили к самолету.

Вот так! Новейший образец советского истребителя оказался в объективе разведки противника. Отснятые пленки, а их оказалось пять катушек, до натовских разведслужб, правда, не дошли. Советская военная контрразведка отреагировала точно и своевременно. Это дело вошло в историю работы Управления особых отделов КГБ по ГСВГ.

Через несколько дней после ареста Краузе на аэродром пришла его жена, представилась оперработнику и сообщила, что у нее есть дополнительные сведения, касающиеся арестованного сожителя. Пригласив в дом оперработника, она сказала, что под крышкой водонапорной колонки, стоявшей в центре двора, он что-то прятал. Подняв крышку, оперработник обнаружил хорошо смазанный исправный пистолет системы «Вальтер» с досланным в патронник патроном, магазин снаряжен. Рядом был второй полностью снаряженный магазин.

Женщина еще раз заявила, что о шпионской деятельности своего сожителя она ничего не знала и не одобряет ее, поэтому добровольно сообщает об этом тайнике советскому командованию.

Уже в тюрьме бывший гестаповец Краузе рассказал сокамернику о своих планах, связанных с хранившимся у него пистолетом. Он полагал, что рано или поздно его могут арестовать русские, так как он им сознательно вредил, как мог — и листовками, и фотографированием их самолетов, сотрудничая с западной разведкой.

Он рассчитывал, что при аресте его сначала будут допрашивать дома (на деле так и было), потом поведут в тюрьму. При выходе из дома (а здесь и стояла водонапорная колонка) он хотел попросить напиться и умыться, надеясь, что это ему разрешат. Тогда он намеревался выхватить из-под крышки колонки заряженный пистолет и перестрелять русских, арестовывавших его. На вопрос сокамерника, почему он так не сделал, Краузе ответил, что не смог. У него при аресте от испуга что-то случилось с головой, и он напрочь забыл о своих планах в случае ареста.

Поучительным для чекистов оказалось и прошлое Краузе. В конце Второй мировой войны он работал в Силезии то ли в гестапо, то ли в полиции, но активно сотрудничал с гестапо. Участвовал в арестах рабочих и шахтеров, противников фашистов. Первые послевоенные годы находился в Польше в розыске как пособник гестапо. Словом, являлся убежденным противником нашей страны.

В целом операция по своевременному обезвреживанию опасного шпиона английской военной разведки Краузе прошла успешно. После ее завершения был и детальный разбор результатов. У меня, естественно, возник вопрос: почему в сводках НН не оказалось упоминания о том, что у хозяев дома есть крупная овчарка, наличие которой должно учитываться при разработке операции по аресту объекта? Ведь бригада наружного наблюдения несколько дней следила на хуторе за домом. Знали и день предстоящей операции.

Руководитель службы НН майор Дроняев на этот вопрос никак не смог вразумительно ответить.

— Главное — мы следили за окном на крыше! — это все, что он смог сказать в свое оправдание.

В частных беседах с членами бригады НН выяснилось, что они наблюдали хозяйку дома, гулявшую по вечерам на хуторе с большой черной овчаркой, указывали это в сводках наблюдения, но их начальник майор Дроняев почему-то вычеркнул эту информацию из итогового документа и не доложил руководителю операции о наличии собаки у объекта разработки. О том, что он не понимал значимости этого факта, не может быть и речи. Так и осталось неясным, какими соображениями он руководствовался, скрыв эту информацию. А ведь майор Дроняев, прибывший в Управление особых отделов из Москвы, хвалился нам, видимо для поднятия своего авторитета, как успешно он следил за иностранными разведчиками, бывшими под крышей диппредставительств в нашей столице. Вот такой «опыт», если он был у него вообще, и халатное, безграмотное отношение к оценке получаемой информации чуть не поставили на грань провала важное мероприятие.

Вскоре после описанных событий этот руководитель службы НН был заменен. За ним значился еще ряд крупных провалов, бывших до этого случая.

События того дня до сих пор остаются в памяти. Еще долго во сне я видел то утро на небольшом хуторке в Германии. Тихое предрассветное время. Вижу в полумраке незнакомого двора внезапно бросающуюся на меня сзади с громким лаем большую черную овчарку. Физически чувствую ее близость, слышу хриплое дыхание, вижу красную оскаленную пасть с крупными белыми зубами, пытающуюся дотянуться до меня. Лихорадочно работает мозг. Почему мне нельзя защититься от этой угрозы, пристрелить собаку? Обычно в этот момент сна, уже как бы в поисках выхода, с облегчением просыпаюсь.

…Мне позже говорили, что справка по делу Краузе, фотоаппарат с мощным телеобъективом и другие вещественные доказательства демонстрировались в Центральном музее КГБ СССР. Здесь же прилагалась и выписка из материалов следственного дела МГБ ГДР в переводе старшего лейтенанта Корнилкова как память о моем участии в этой разработке.

Встреча и охрана Н. С. Хрущева во время его визита в ГДР в августе 1958 г.

Руководство Управления особых отделов КГБ в Потсдаме периодически привлекало нас, сотрудников третьего отдела, к выполнению задач по охране руководителей партии и правительства при посещении ими Группы советских войск в ГДР.

Организация этой работы поручалась, как правило, начальнику второго отдела управления.

В августе 1958 года Германскую Демократическую Республику посетил с государственным визитом Н. С. Хрущев. В ГДР делегация прибывала самолетом. Это был первый показательный вылет за границу правительственной делегации СССР на реактивном лайнере ТУ-104.

Прием самолета с делегацией производился на военном аэродроме группы войск в местечке Брандт, недалеко от польско-германской границы, который предназначался для приема крупных самолетов бомбардировочной авиации.

Инструктаж о наших конкретных задачах по охране на этом аэродроме руководством второго отдела производился как-то на ходу, в автобусе, наспех. Мне было определено место несения службы на платформе около склада боеприпасов, к которой подходила железнодорожная ветка. У этой платформы будет поставлен правительственный поезд ГДР.

Мне было сказано:

— В общем, ты посмотри там за порядком, так как ночью склад освобождали от боеприпасов. Найдешь там начальника склада, майора по званию. Решай все вопросы с ним. А по прибытии правительственного поезда войдешь в контакт с начальником правительственной охраны ГДР.

На этом постановка задачи и закончилась.

По прибытии на аэродром мы разошлись по определенным нам местам. Я, ориентируясь по железнодорожной ветке, нашел складские помещения и нужную платформу, находившуюся возле отдельно стоявшего склада. Следы срочных перегрузочных работ были видны и на железнодорожной ветке, и вокруг складов, и на насыпи у платформы, где должен встать правительственный поезд. Всюду валялись листы промасленной бумаги, грязная ветошь, комки картона и какого-то другого упаковочного материала.

Уборкой мусора руководил сержант. Под его началом работали нехотя, вяло около десятка солдат. Вижу, они сворачивают работу и уже собираются уходить. Я подозвал сержанта, объяснил, что скоро прибывает самолет с делегацией, и к моменту его прибытия у этой платформы встанет правительственный поезд. Поэтому все эти кучи мусора нужно срочно удалить с путей.