Мы выяснили, что коллегами по работе в Свердловске он также характеризовался отрицательно, ему было отказано в доверии. Тогда изворотливые свердловские обкомовцы провели кадровую рокировку и командировали Ёлкина на полгода в Пермь в надежде, что здесь никто не станет возражать против направления его на работу за границу. Однако он и в Перми проявил порочность своего характера и совершил преступление. Это был для меня предметный урок на тему: как относиться к настойчивым просьбам «уважаемых людей» из обкома.

Аналогичная ситуация сложилась и при подготовке заключения на Иванова — одного из пермских руководителей СМУ. Его кандидатура рассматривалась в связи с направлением на работу в одну из арабских стран в качестве ведущего специалиста на строительстве крупного объекта, который возводился нами в этой стране по договору.

Политическая обстановка внутри государства там была неспокойной, что не могло не сказываться на положении наших граждан, проживавших там в советской колонии.

К подбору кандидата следовало подойти внимательно, так как он мог сразу попасть в обстановку внутренних конфликтов, подогреваемых с Запада.

Предложенный для направления в командировку начальник этого СМУ Иванов характеризовался как человек опытный. Но стиль и методы его руководства привели к тому, что вверенный ему коллектив напоминал глухо бурлящий вулкан, готовый к извержению в любую минуту. Даже при самой поверхностной проверке данной информации она нашла свое подтверждение. В ходе подготовки коллективом рекомендации на него произошел раскол между руководителями общественных организаций СМУ.

У нас возникли серьезные сомнения по этому кандидату. Но вскоре раздался звонок из обкома КПСС. Звонил руководитель отраслевого отдела. Он всячески заверял меня в безупречности выдвигаемой кандидатуры. Тогда я задал вопрос звонившему: почему под рекомендацией кандидата нет его подписи, если он так уверен в достоинствах рекомендуемого? Это упростило бы дело. Мой собеседник умолк.

Наша проверка показала также, что кандидат на выезд страдает периодическими запоями. В состоянии алкогольной горячки с ружьем в руках преследует по округе свою тещу, грозясь ее убить. Участковый уполномоченный дважды обезоруживал его, пьяного и полураздетого, в соседних подъездах, где теща искала укрытия от хулигана.

Конечно, мы не могли допустить такого человека к выезду за границу в длительную и серьезную командировку.

Потом оказалось, что отраслевой отдел обкома партии, рекомендуя его в загранкомандировку, решал таким образом свои кадровые проблемы. На освобождаемую должность руководителя у них был подготовлен другой, хорошо знакомый и угодный им кандидат. А то, что человек, страдающий подобными пороками, будучи за границей, наверняка скоро попадет в поле зрения разведки противника, может стать уязвимым объектом любой провокации или станет его легкой добычей, напрямую начальника отраслевого отдела обкома КПСС не касалось. Он не нес ответственности за решение этого вопроса, не поставив своей подписи под рекомендацией. Более того, он попытался скрыть от нас известные ему негативные моменты, характеризующие кандидата, и стремился повлиять своим звонком на ход дела в ущерб интересам государства.

Мы договорились в отделении, что впредь звонки «сверху» нужно рассматривать только как настораживающие признаки возможного неблагополучия по рассматриваемому материалу. К этому выводу нас подтолкнула практика.

Я подробно останавливаюсь на этом этапе работы и на бытовавшей практике подбора наиболее достойных кандидатов для выезда за рубеж, потому что этого требовала международная обстановка того времени.

Знание методов работы противостоящих нам разведслужб противника помогало нам при рассмотрении и оценке материалов, мотивировке обоснованности предлагаемых решений. Я сошлюсь лишь на выдержку из воспоминаний корифея американской разведки Алена Даллеса, имеющих прямое отношение к затронутой проблеме: «…Не существует ни одного порока, ни одной человеческой слабости, которую бы не пыталась использовать разведка в своих целях».

Наша задача именно в том и состояла: не дать противнику людей с явными пороками и человеческими слабостями, что облегчило бы его разведке создание условий для вербовочных подходов к нашим людям. Работа по подбору кандидатов логически дополнялась профилактическими беседами и лекциями для выезжающих о формах и методах работы спецслужб противника за рубежом. Ее наиболее успешно проводил в отделении Н. П. Вракин. Предупреждая, мы тем самым вооружали знаниями своих земляков.

И эта работа оправдывала себя. Иногда в ходе подготовки выездов за границу появились сигналы о том, что человек, добивающийся выезда за рубеж, возможно, планирует его использовать в преступных целях.

Так в поле нашего зрения попал житель города Кунгура, который настойчиво стремился выехать за границу в качестве туриста. Назовем его условно «Инспектор».

Как выяснилось, ни одна из организаций, где он работал, не хотела давать ему рекомендацию. По своим личным качествам он не заслуживал ни уважения, ни доверия.

Пытаясь добиться выезда за границу, он взывал к соблюдению «прав человека», «свободы передвижения» и т. д., но общественной поддержки нигде не находил. Ввиду такой назойливости пришлось взять «Инспектора» в проверку с целью выяснения его истинных намерений.

Не найдя понимания в Перми, «Инспектор» вознамерился воззвать к помощи американцев и отправился в Москву. При попытке проникнуть в американское посольство он был задержан, обыскан и выдворен из столицы. При дальнейшей проверке выяснилось, что он хотел обратиться к американцам с просьбой о предоставлении политического убежища. В качестве доказательства того, что на родине он является «политически преследуемым лицом», «Инспектор» взял с собой в американское посольство вырезку из кунгурской городской газеты, где его обоснованно критиковали за антиобщественное и аморальное поведение. К сожалению, при досмотре в Москве заметки из газеты при нем обнаружено не было. Этот факт стал известен позднее.

После неудачи в Москве «Инспектор» отправился на юг страны и объехал все Черноморское побережье — от Батуми до Крыма и Одессы. Дважды задерживался в погранзоне как подозрительное лицо, изучавшее режим охраны государственной границы. Убедившись в бдительности пограничников, он отказался от своих планов нелегального ухода за рубеж, так как посчитал это опасным для жизни.

По пути с юга в Кунгур «Инспектор» остановился в Удмуртии. Здесь он решил подзаработать денег: поиздержался, когда скитался по Черноморскому побережью. В Кунгуре и Перми он подрабатывал преподаванием автодела на курсах шоферов-любителей. Хорошо зная правила дорожного движения, он иногда «шабашил» в роли дружинника — добровольного помощника ГАИ: останавливал на второстепенных дорогах незадачливых водителей-частников и «штрафовал» их за нарушение правил дорожного движения. Для этих целей он возил с собой жезл инспектора ГАИ и красную повязку дружинника.

За этим занятием в Удмуртии он был по нашей просьбе задержан и привлечен к уголовной ответственности. Так планировавшееся преступление по измене Родине было упреждено еще на стадии его подготовки. После отбытия наказания по уголовному делу у «Инспектора» больше не возникало желания ставить вопрос о поездке за границу в качестве туриста…

А дальше следовал наиболее трудный этап контрразведывательной работы среди выезжающих, собственно основная ее оперативная составляющая. Ставилась задача найти и выявить за границей агентуру подрывных организаций, используемых разведкой противника, и разведчиков вражеских спецслужб, пытающихся изучать жителей области на каналах выезда.

В современной публицистической печати часто встречается устоявшийся журналистский штамп, характеризующий этот этап контрразведывательной работы, грубо искажающий ее суть. Многие «труженики пера» утверждают, что сотрудники КГБ «пасли» советских граждан за границей, чтобы они не сбежали. Совершенно нелепое и нереальное по самой постановке вопроса утверждение.