В середине шестидесятых годов МГБ ГДР совместно с аппаратом уполномоченного КГБ СССР в Берлине вело активную разработку известного в Европе крупного ученого в области радиофизики. Условно назовем этого агента противника Крамер. Он был профессором, доктором технических наук, руководителем одного из филиалов академии наук республики. Поскольку этот немецкий ученый периодически выезжал в Москву в рамках межгосударственных соглашений для решения общих проблем в области радиофизики, к его разработке подключался и центральный аппарат КГБ.

Немцам стало известно, что он сотрудничает с американской разведкой, по убеждениям — стойкий националист. Его вербовка противником проходила в два этапа.

Сначала его привлекли к сотрудничеству от имени БНД[3] а потом передали на связь американской разведке. Она была якобы заинтересована в решении ряда технических проблем, которые важны именно для американцев.

В ходе коллективной разработки было установлено, что Крамер не проявлял интереса к новейшим достижениям СССР в области радиофизики. Равнодушно он относился и к космической тематике, вопреки предположениям инициаторов разработки, которые организовывали его командировки в Москву. Дальнейшая работа по его делу в условиях ГДР показала, что интерес он проявлял далеко не к космосу, что было бы объяснимо по причине близости этой тематики к его научной деятельности. Его интерес был обращен буквально к земле! Он сосредоточенно изучал линии советской военной проводной связи, особенно между Берлином и штабом ГСВГ в Бюнсдорфе.

Были установлены факты, когда он сам закапывал в землю какие-то предметы у столбов с проводами, обслуживаемыми советскими солдатами. Решено было разработку на этом закончить.

После ареста, признав факт своего сотрудничества с американцами, профессор Крамер стал давать развернутые показания о направленности своей шпионской деятельности. Американская разведка нацеливала его на организацию бесконтактного прослушивания советских военных линий связи между Берлином и штабом ГСВГ в Бюнсдорфе. Сначала американцы давали ему электронные прослушивающие устройства, закамуфлированные в виде автомобильных канистр для горючего.

Поскольку качество записи разведку не устраивало, профессор сам занялся усовершенствованием американской прослушивающей аппаратуры. Ему удалось значительно улучшить качество снимаемой информации, о чем ему сообщили разведчики.

Затем американцы передали Крамеру подробную карту прохождения кабельной линии связи, проложенной в земле, но невидимой сверху. При аресте эта карта у него была изъята и явилась доказательством по делу.

Следственный отдел МГБ ГДР официально запросил у аппарата уполномоченного КГБ в Берлине заключение о том, действительно ли у нас имеется кабельная линия связи между Берлином и Бюнсдорфом, невидимая сверху, и используется ли этот кабель для передачи секретной информации. Подготовка ответа была поручена оперработнику нашей группы Смагину — помощнику офицера связи КГБ в Берлине по линии военной контрразведки.

На официальный запрос в штаб ГСВГ с приложением копии карты от управления связи штаба поступил ответ, что у них нет на обслуживании такой линии связи. Немцы торопили с ответом, поскольку дело готовилось к передаче в суд. А ответ, по сути, получался отрицательный.

Но не могли же американцы слушать просто землю! Для прояснения ситуации я пригласил заместителя начальника берлинской станции правительственной ВЧ-связи. Мы попросили помочь нам разобраться в этой ситуации и дали ему американскую карту, где было показано прохождение нашего кабеля.

Спустя некоторое время он вернулся к нам сильно взволнованный, держа в руках другую карту. Его экземпляр карты был с грифом «совершенно секретно» и надписью о том, что это секретный кабель правительственной связи между Карлсхорстом и штабом ГСВГ. И на нашем, и на американском экземпляре карты координаты прохождения кабеля абсолютно совпадали.

Оказалось, что наши секреты хранились не только в сейфах руководителей правительственной связи, но и у американцев. Этот факт стал неприятным открытием для руководителя правительственной связи в Берлине.

Немцы хотели использовать изъятую у Крамера карту как вещественное доказательство на суде. Нас они просили подтвердить ее значимость. Вариант ответа следственному комитету МГБ мы попросили подготовить наших правительственных связистов совместно с Москвой.

Выяснилось также еще одно неприятное обстоятельство. Особому отделу берлинского гарнизона, оказывается, вменялось в обязанность оперативное наблюдение за территорией прохождения этого секретного кабеля. Они должны были фиксировать необычное поведение местных граждан в этом районе: расположение на отдых, временные стоянки легковых автомобилей, земляные работы, закладки в землю каких-либо предметов на этой территории.

Все эти подозрительные действия в охраняемой зоне на протяжении длительного времени проделывал Крамер. Но эти факты не были зафиксированы контрразведчиками из особого отдела берлинского гарнизона.

На следствии по делу Крамера стало известно, что координаты прохождения кабеля правительственной связи американцы определили при прокладке траншеи еще осенью 1945 года. В те времена мы являлись добрыми союзниками по антигитлеровской коалиции.

Дело Крамера стало веским основанием для того, чтобы наши технические специалисты всерьез озаботились степенью защищенности правительственных линий связи. Крамер, как авторитетный специалист в этой области, доказал, что практически с них возможно бесконтактное снятие информации. Американцы были довольны его работой…

Приведу из своей практики еще один случай, поучительный и типичный после закрытия границы с Западным Берлином. Речь идет о разоблачении еще одного известного ученого, являвшегося агентом американской военной разведки.

В тот период для нас особенно актуальной стала задача розыска агентуры противника по обнаруженным в материалах переписки тайнописным сообщениям, направлявшимся в подставные адреса разведки противника. Разработка проходила по служебной переписке как дело Ферстера.

Ферстер был известен в европейских научных кругах еще до войны. Он был крупным специалистом по проблемам лесовосстановления. По убеждениям — ярый приверженец нацистской идеологии. К концу войны занимал крупный пост в Министерстве сельского и лесного хозяйства рейха. После войны подлежал уголовному преследованию по закону о денацификации, но его не судили. Было принято решение сохранить его как ученого-лесовода для ГДР.

Ферстера выслали из столицы без права возвращения в Берлин и дали в районе Лукенвальде должность участкового лесничего. В его обслуживании находилось лесничество Форст Цинна, где в то время размещалась наша танковая дивизия и другие воинские части. Проживал Ферстер на опушке леса в маленькой деревушке со статусом сельского совета. Там он слыл «буржуем», потому что в деревне был единственным крупным собственником — владельцем двухэтажного каменного дома, гаража, двух легковых машин, мотоцикла и большого сада. Но он создал себе в районе репутацию безупречного защитника природы и леса. Как прекрасного специалиста его высоко ценили в Министерстве сельского и лесного хозяйства ГДР. Ферстер серьезно занимался научной работой в области лесоведения и вел активную переписку с несколькими европейскими университетами и академиями по данной тематике.

Особый отдел, обслуживавший эту дивизию, давно подозревал Ферстера в шпионской деятельности, но не мог подступиться к его разработке. Ни один значительный момент в жизни дивизии не проходил мимо его внимания.

Будь то выезд на учения, тренировочный выход на рубеж сосредоточения, обучение молодых танкистов вождению танка на местности, выезд на полигон с погрузкой на железнодорожные платформы — Ферстер повсюду сопровождал на своем мотоцикле наши танки и технику под предлогом фиксирования возможного ущерба, нанесенного лесу. Он фотографировал факты «варварского» отношения русских к природе, писал письма с жалобами в районное управление в Лукенвальде, в Министерство сельского хозяйства. Иногда сам добивался аудиенции у командира дивизии и предъявлял иск для возмещения ущерба, нанесенного природе военной техникой.