Мильке оценил также экономический ущерб, который был нанесен ГДР во времена открытой границы с Западом. Так, по причине разницы в курсах валют в ГДР и на Западе Германии за десять лет республика недосчиталась 30 миллиардов марок. Процветала валютная спекуляция.

В Западном Берлине полулегально действовало около 80 обменных пунктов, где марки ГДР менялись на западные по курсу 1:5. Спекулянты беспошлинно вывозили на Запад продукты, оптику, пишущие машинки, другие товары, соответствовавшие по качеству высшим мировым стандартам.

С введением пограничного режима Западный Берлин утратил значение центра политических и экономических диверсий против ГДР. Это существенно изменило характер контрразведывательной работы, направленной на пресечение подрывной и разведывательной деятельности разведслужб НАТО против ГДР и Группы советских войск в Германии. Закрытие границы с Западным Берлином лишало западные спецслужбы возможности прямых контактов с их агентурой в ГДР для сбора информации, дачи новых указаний и передачи технических средств для ведения шпионской деятельности и вручения материального вознаграждения.

— Явочная квартира для агентуры противника под названием Западный Берлин закрылась! — пошутил министр.

Личное руководство западных разведчиков своей агентурой стало невозможным. Они вынуждены были прибегнуть к другим, безличным способам связи: использовались средства радиосвязи, тайнопись, тайники и курьеры. Деятельность разведслужб НАТО стала менее эффективной, потому что подобные способы связи сделали ее более уязвимой для противника, ограничили объем передаваемой информации и снизили оперативность ее поступления в разведцентр. Добывая и передавая информацию, вражеская агентура подвергалась возросшему риску. Все это, в свою очередь, существенно облегчало задачу контрразведки по разоблачению и пресечению подрывной и разведывательной деятельности, направленной против Восточной Германии.

Эрих Мильке привел ряд фактов, развенчивающих миф о всемогуществе и безупречности работы БНД. Для проверки технических возможностей противника было принято решение использовать в оперативных играх несколько арестованных западногерманских агентов-радистов. Но вопреки обычным правилам игры, выявленных агентов-радистов БНД не оставили на свободе под контролем оперработников, а заставили их вести регулярный радиообмен с техническими центрами БНД прямо из тюрем, расположенных территориально в разных местах ГДР. Такие игры продолжались более года, а западногерманская разведка так и не смогла установить, что радиопередачи ведутся из тюрем, а не с мест проживания их агентов.

Закрытие границы потребовало усиления внимания контрразведки к работе почты. Из-за отсутствия возможности частых личных встреч граждан ГДР и ФРГ многократно возрос поток корреспонденции. Это привело к значительному росту загрузки этой службы. Характеризуя обстановку по каждому из 14 округов, Мильке приводил конкретные цифры по видам и объему ежедневных почтовых отправлений. Они были шестизначными. И в этих миллионных потоках открыток, посылок и писем нужно было обнаружить тайнописные сообщения агентов из ГДР, посылаемые на подставные адреса разведцентров противника в ФРГ.

В зале присутствовали руководители советской военной контрразведки со всей территории ГДР. Стремясь показать вклад контрразведки МГБ ГДР в борьбу с общим противником, министр обильно снабдил свой доклад статистическими данными по каждому району ГДР. Эта статистика была действительно очень важна для оценки реальной обстановки на местах, в особых отделах дивизий и армий.

Доклад продолжался уже более часа, и я начал заметно уставать. Мне необходим был перерыв. Я оглянулся в президиум. Генералы, не поднимая головы, дружно записывали данные из моего перевода. Ведущий совещание генерал Федорчук поймал мой просящий взгляд, оглядел президиум, но, так и не поняв что меня волнует, продолжил свои записи. Чувствую, что я уже не могу так концентрироваться, чтобы удерживать в памяти шестизначные колонки цифр и безошибочно переводить статистику. Я дважды обратился к Мильке с просьбой помедленнее озвучивать данные. Но он оба раза даже не среагировал на мою просьбу. В третий раз я практически был вынужден дернуть его за рукав, чтобы он, наконец, услышал то, о чем я его просил.

На сей раз Мильке остановился и бросил в зал фразу на ломаном русском языке:

— Наш переводчик устал[2]!

После минутной паузы, с моего согласия, мы продолжили работу. Но теперь, оглашая статистику по другим направлениям работы контрразведки, министр больше так не спешил. Наши генералы не могли не заметить мою «недипломатическую» форму общения с Эрихом Мильке. После совещания они пожурили меня за это.

Но главное, что больше проблем с переводом у меня не возникло. После окончания двухчасового доклада ведущий объявил перерыв. Опустившийся занавес отгородил сцену от зала.

Генерал Федорчук спросил, что я хотел от президиума. Я объяснил ему, что мне просто необходим был перерыв.

— У тебя ж в руках был микрофон, — услышал я в от вет, — сам бы и объявил перерыв!

Я, конечно, никогда не стал бы этого делать сам, потому что у меня не было полномочий вести совещание.

Так я отработал все совещание, в два раза превысив по времени норму для синхронного переводчика. Генерал дал высокую оценку моей работе: все было четко, понятно, логично.

После перерыва участники совещания могли обратиться с вопросами к министру госбезопасности ГДР.

С переводом этой части встречи технических проблем не возникло, но остался неприятный осадок. Причиной тому стало слабое знание оперативной обстановки и непонимание структуры органов госбезопасности Восточной Германии рядом наших руководителей особых отделов. В ответ на один такой нелепый вопрос Мильке язвительно посоветовал обратиться за разъяснением к советским советникам, консультирующим его министерство.

В заключение министр призвал к усилению взаимодействия особых отделов и областных управлений МГБ ГДР в процессе выявления действующей против Группы советских войск в Германии агентуры военной разведки противника. МГБ ГДР предоставило уже десятки документальных ориентировок по действующим агентам противника, выявленным на каналах почтовой связи. Но отдачи от реализации их информации пока не было заметно. С учетом продолжавшегося совершенствования работы этой службы объем получаемой информации должен только увеличиваться. Поэтому совместная работа по розыску авторов шпионских отправлений должна быть усилена. После закрытия границы почтовый канал стал единственным, самым доступным каналом получения шпионской информации из ГДР.

Несколько дней после этого совещания я находился в состоянии тяжелого нервного напряжения. Мои руководители, товарищи С. В. Захаров и А. И. Кузмишин, тоже слегка выговорили мне за вольное обращение с министром, но сам перевод доклада оценили положительно.

Вот так, как говорится, с корабля на бал, а точнее — прямо с поезда, я был вынужден с головой окунуться в напряженную оперативную работу за рубежом. Неотложность решаемых задач, их новизна, существенное изменение оперативной обстановки в Германии и стремительное нарастание международной напряженности — все это быстро отодвинуло в сторону прошлые переживания и не радужные воспоминания о работе на родине. Обстановка требовала полной и максимальной отдачи сил и использования всего накопленного опыта.

Личный состав Третьего отдела УОО к маю 1962 года заметно обновился и укрепился. В его составе уже не было оперработников и руководителей без знания немецкого языка. Более того, некоторые сотрудники владели двумя иностранными языками, имели опыт работы в московском и ленинградском управлениях центрального аппарата.

Ряд бывших сослуживцев находились на Кубе, на самом передовом рубеже.

Примерно через месяц неожиданно для меня я был избран секретарем парторганизации Третьего отдела.

Основных аргументов для такого решения была два: мне не нужно тратить время на вхождение в оперативную обстановку в стране и наличие положительных отзывов по службе и общественной работе во время первой командировки за рубеж.