Вижу, берется за трубку. В это время мне суют наушники. Настало мое время действовать. Слышу потрескивание — идет набор номера. Наконец-то! И тут у стоящего перед нами разгильдяя-водителя заработал молчавший до этого мотор. С треском, громкими выхлопами, облаком вонючей гари. А потом, как водится, следовала еще и перегазовка. Надо же было ему убедиться, что двигатель наконец-то заработал. Одним словом, я ничего не услышал из телефонного разговора этого связника. Видел лишь из-за клубов дыма, как он вышел из телефонной будки опять в ту же сторону, откуда пришел. То есть он не прошел мимо нашего КП. Я снял с головы уже никому не нужные наушники. На этом мое личное участие в работе бригады НН в Ростоке и закончилось.
А дальше было совсем плохо. После разговора по телефону связник заволновался, стал усиленно проверяться и… оторвался от бригады НН, скрылся от них. Город ребята почти не знали, да и силы были слишком малы. На деле ни мы — сотрудники третьего отдела, ни они не верили, что удастся выявить его на вокзале Ростока, сразу по прибытии. Поэтому и не было должного количества людей, необходимых в таких случаях. Решили просто поэкспериментировать.
Что мы реально получили? Номер телефона, который набирал незнакомец. Тут техника не подвела, записала. Разговор был, но я его не слышал из-за работы мотора. Мы знали дату и время события, но этому на первом этапе мы не придали должного значения. Мои планы по линии третьего отдела остались на бумаге.
При проверке номера телефона, выяснилось, что он принадлежит штабу Военно-морского флота ГДР. Третий отдел информировал органы военно-морской контрразведки ГДР о том, что по выявленному нами номеру телефона работает агент разведки противника.
Командировки в Росток в составе НН осталась у меня в памяти и потому, что после потери объекта, примерно в 16.00 мы все встретились на пляже Варнемюнде, недалеко от Ростока. Обе бригады НН горячо обсуждали причину неудачи, решали, как докладывать: так хорошо начали и так плохо закончили! Мне докладывать было нечего, и я, чтобы охладить свои негативные эмоции от пережитого, решил искупаться. Разделся и поплыл от берега. Сгоряча заплыл далеко. Вода оказалась ужасно холодной (был июнь месяц, и прекрасный большой пляж Варнемюнде был заполнен отдыхающими немцами, но почти никто из них не купался). Это я заметил лишь, когда вылезал из воды, с левой ногой скрюченной от судорожной боли в мышце. Ведь только мы, русские, зовем это море Балтийским. Немцы зовут его Северным (Nordsee). В июне месяце роза ветров здесь еще не благоприятствует купанию: основные ветры дуют с севера, гонят ледяную воду от берегов Скандинавии, отсюда и название моря.
Прошло, видимо, около года. Я давно позабыл об этой поездке в Росток. Вызывают к руководству отдела. Вопрос: помню ли я свою командировку в Росток? Сейчас по этому делу есть ко мне вопросы. А дело было в том, что по ориентировке третьего отдела органы военной контрразведки ГДР провели большую работу по владельцу выявленного техникой НН номера телефона. Хозяином телефона оказался вице-адмирал, начальник политического управления ВМФ ГДР. Немецкие друзья прислали к нам для ознакомления дело на него. Они пришли к выводу, что этот человек не может быть агентом иностранной разведки и спрашивали у нас совета, как быть дальше, так как ситуация в разработке у них тупиковая, а информация, послужившая основанием для заведения дела, исходила от нас. Я ознакомился с содержанием сопроводительной записки по делу. Друзья спрашивали, насколько надежен наш источник информации и нет ли у нас дополнительных данных по этому вопросу. Я бегло пролистал дело на начальника политуправления ВМФ ГДР. Жизнь и дела этого человека вызывали глубокое уважение: с юных лет в организованном рабочем движении, стойкий коммунист по убеждениям, участник боев в Испании, работа в аппарате Коминтерна, загранкомандировки в годы войны по линии подполья и др. Прочитав такую биографию, хотелось встать по стойке смирно или глубоко поклониться ее обладателю.
Да, я тоже согласен с выводом немецких коллег. Этого человека нельзя подозревать в причастности к разведке противника, не для этого он жил и работал! Но в то же время, ведь номер телефона в гостинице его! Интересуюсь:
— А почему друзья спрашивают, надежен ли наш источник информации? Мы что, разве написали им, что это агентурные данные? Ведь к выявлению его номера телефона ни один наш агент не причастен!
Мой собеседник лишь развел руками:
— Не знаю, не я писал ориентировку, а кто писал, того уже в ГДР нет. Составить же ответ в контрразведку Военно-морского флота ГДР поручено нам, мне и тебе, как свидетелю. Так что же будем писать?
Что мы написали, помню и сейчас. Слишком уж велика была цена каждой буквы в этом ответе. А мы ответили примерно такими словами: «Источник информации надежен, сомнений не вызывает. Разговор по известному вам телефону происходил: дата и время события». Этого раньше в нашей ориентировке не указывалось, так как тогда, видимо, посчитали это несущественным. Такие детали сейчас могут пригодиться.
Они действительно пригодились и решили исход дела. Примерно через полгода после ответа из Потсдама, в третий отдел из Ростока поступила радостная для нас информация. Подозрения с начальника политотдела было полностью снято. Он имел железное алиби, так как в день известного нам телефонного разговора находился в командировке. Был в море на учениях флота. Его телефоном, а тот был установлен в его номере гостиницы штаба ВМФ, в которой жил вице-адмирал, ловко воспользовался в его отсутствие другой офицер военно-морского флота ГДР, капитан-лейтенант по званию, сотрудник штаба.
Последний был изобличен как агент разведки противника. Об этом, несколько позже, облегченно проинформировала третий отдел военно-морская контрразведка ГДР. А я с облегчением подумал, что не пропали напрасно мои плановые старания. Больше веры стало и первоисточнику информации из-за кордона, давшему нам знать о приезде неизвестного связника в Росток.
Путч в Венгрии в октябре 1956 года резко осложнил оперативную обстановку в ГДР. В ФРГ сразу активизировалась деятельность всех органов военных разведок стран НАТО. Это достоверно известно сейчас. А как же это сказалось на нас, сотрудниках военной контрразведки, в то время?
С получением первой информации о боях в Венгрии были резко повышены требования к мобилизационной готовности всего личного состава. Далее, резко возросли требования к оперативности получения информации от закордонной агентуры. В воздухе ощущалась явно предгрозовая атмосфера.
Буквально на второй или третий день после начала событий в Венгрии меня подняли через посыльного около 6 часов утра с приказом срочно явиться к месту службы. Бегу из жилого городка в служебный.
При входе в Управление меня встречает… начальник учето-архивного отделения. Этот «сухарь», который учил меня сдавать дела в архив. Тут же он едко бросил мне, что из-за меня ему спать не дают, когда все порядочные люди отдыхают, и сунул мне в руку учетную карточку с псевдонимом сданного мною в архив дела агента «Франца» со словами: «Иди срочно к начальнику своего отдела и докладывай сам!» Я недоуменно посмотрел на него и на данную мне карточку и побежал наверх.
В кабинете начальника третьего отдела полковника Устинова кроме хозяина кабинета оказался также один неизвестный мне до этого офицер, подполковник по званию с петлицами связиста. Я доложил о прибытии. Незнакомый мне подполковник с неподдельным любопытством сразу засыпал меня градом вопросов, указывая на карточку в моей руке: «Так это вы работали с «Францем»? И почему же вы решили, что он дезинформатор? Почему вы прекратили сотрудничать с ним?» Устинов прервал эту атаку своим вопросом: «Почему я не знаю этого агента? Ведь, судя по происшедшему, я должен был знать о его возможностях!»
Я доложил начальнику отдела, что «Франц» находился на связи у начальника отделения, а я, в учебном порядке, провел вместе с Мухачевым лишь две последние встречи и сдал его дело в архив. Кто подписывал от имени руководства это заключение, я не помню. Все попытки, а делалось шесть запросов в разные инстанции в Москве, уточнить суть информации, получаемой от «Франца», окончились безрезультатно. Никто в центре не посчитал ее заслуживающей оперативного внимания. Ввиду этого и было принято решение о прекращении сотрудничества, что я и сделал.