Его лицо уже потеряло свой цвет. Даже в тусклом свете было очевидно, что он мертв. И что он умер плохой, кровавой смертью.

Мой желудок снова скрутило, но я подавила это. Присев на корточки рядом с его телом, я нашла его кошелек с монетами и разрезала его.

По-видимому, не было глубин, на которые я бы не опустилась, чтобы продолжать дышать.

Раздался шорох, и я замерла, сжимая руку вокруг ножа.

Темные глаза встретились с моими.

Лошадь.

— Э-э, я сожалею обо всей этой истории. Это было все, что я могла придумать в это время.

Если лошадь могла хмуриться, то эта могла.

Я медленно поднялась на ноги.

— Ты и я? Мы могли бы быть командой.

На лошади я бы путешествовала намного, намного быстрее. Медленно приближаясь, я издавала успокаивающие звуки, пробираясь через лес. Становилось так темно, что я едва могла видеть.

— Вот, хороший мальчик,

Я опустила голову.

— Девочка. Извини. В любом случае, ты великолепна.

Лошадь не выглядела так, будто доверяла мне, но она позволила мне погладить ее. Узел у меня внутри начал распутываться, хотя руки продолжали дрожать.

Я полезла в седельную сумку охотника, вытаскивая его запасы еды. Хлеб. У охотника был хлеб, яблоко и — завернутое в мягкую ткань — валео.

У меня перехватило дыхание. Сладкие фрукты были редкостью, часто их почти невозможно было найти. Когда я была маленькой, папа несколько раз в год ездил в другие деревни. Мне нравилось, когда папа уезжал на юго-восток, потому что в прибрежных деревнях было гораздо больше шансов найти моего драгоценного валео.

Тибрису больше всего нравилось, когда папа уезжал на север, где жили одни из лучших мастеров по деревообработке. Папа всегда приносил крошечных деревянных зверушек, и к тому времени, когда он умер, у каждого из нас была коллекция на маленьких столиках рядом с нашими кроватями. Я бы отдала почти все, чтобы иметь одну из них у себя в кармане прямо сейчас. Всего лишь одна маленькая деревянная фигурка на память о нем.

Поднеся фрукт к носу, я вдохнула. На меня нахлынули воспоминания. Улыбка моего отца, то, как он притворялся, что не смог найти валео, а затем вытаскивал один из кармана. Время, прямо перед его смертью, когда я потратила несколько драгоценных медяков на валео для него.

Что бы он подумал обо мне сейчас?

Лошадь зашаркала, и я отогнала воспоминания прочь. Теперь у меня были хлеб, фрукты, вода и лошадь. Все, что мне потребовалось, — это убить человека.

Хватит.

Мрачно, я полностью сняла седельную сумку с лошади. Я ела ровно столько, чтобы продержаться ночь, а потом вела лошадь пешком. Я не могла рисковать, путешествуя далеко в темноте. Если бы лошадь сломала ногу, я бы вернулась туда, откуда начала.

— Мы прекрасно поладим, — пробормотала я.

— Я поем, мы пройдем достаточно далеко, чтобы найти укрытие, — и подальше от тела позади меня, — а потом мы отдохнем. Завтра будет лучше, чем сегодня.

Что-то щелкнуло позади меня. Я вздрогнула.

Лошадь дернулась вправо. Выругавшись, я потянулась за поводьями, но было слишком поздно.

Лошадь понеслась. Она уже была напугана, и я напугала ее еще больше. Теперь она была в бешенстве, скакала галопом в темноте.

Она не собиралась возвращаться.

Я сидела на лесной подстилке и шмыгала носом, отрывая куски хлеба и запихивая их в рот. Хлеб был черствым, но в тот момент это было лучшее, что я когда-либо пробовала.

Глухая ярость поселилась у меня внутри.

Я никогда не просила об этом.

Я бы отдала богам свою магию тысячу раз.

Они были теми, кто отверг мое предложение, когда мне было всего несколько дней от роду, оставив меня во владении моей силой. Я никогда не узнаю причину, но теперь за мной будут охотиться всю оставшуюся жизнь исключительно потому, что боги решили, что им не нужна моя сила.

От несправедливости всего этого у меня перехватило дыхание.

Я сжала руки в кулаки и поднялась на ноги. Я бы осталась в живых просто назло им.

Я бы жила, и когда я бы умерла, старая и довольная в своей собственной постели, я бы потребовала объяснений от этих богов. И если бы они решили заставить меня гореть в моей загробной жизни, по крайней мере, я бы сначала высосала всю радость, печаль и любовь из этой жизни.

Взглянув вверх, я прерывисто вздохнула. Над моей головой в ночном небе мерцали звезды. Сегодня я не раз думала, что больше никогда их не увижу. Но вот я оказалась здесь, внезапно охваченная благоговением перед тем, как они сверкали.

Я выжила. Это было все, о чем я могла просить.

Вернувшись к телу охотника, я щупала в темноте, пока мои руки не наткнулись на прохладное дерево. Его лук. Я была ужасным стрелком. Поистине ужасным. Но я все равно забрала его вместе с его стрелами.

Моя голова чувствовалась так, словно ее набили целебными бинтами Тибриса. Я так устала, что больше не могла удерживать мысль дольше нескольких мгновений.

Но я заставила себя двигаться, считая шаги, чтобы не заснуть. Слух о награде за мою голову уже дошел до Мистрана. Я не могла рисковать, останавливаясь, чтобы украсть побольше еды или лучшую одежду. Но я могла бы перейти мост. Сейчас, когда было темно и холодно, и мало кто переходил бы дорогу. Это был мой лучший шанс.

Наконец, в поле зрения появился мост.

То же самое сделал и дозорный, стоявший на страже.

Отчаяние поднялось, резкое и стремительное. Я подавила его. Конечно, они выставили охрану на этом мосту. Любому, кто планирует бежать на юг, придется либо попытаться пересечь замерзающую реку, пересечь горы Нормат, либо воспользоваться мостом из Мистрана.

Если бы только меня выбросило на другой берег реки.

Ты нигде не собиралась всплывать. Ты была наполовину мертва, помнишь?

О, я вспомнила. И я вспомнила отстраненный, скучающий взгляд этих темно-зеленых глаз, когда наемник сказал Галону оставить меня умирать.

По крайней мере, моя ярость согреет меня в ближайшие дни.

Приска

Охранник не выглядел очень старым. Он ходил взад-вперед в очевидной попытке сохранять бдительность. Я изучала его движения. Тот факт, что охранник был молод, не шел мне на пользу. Молодой означал сильный.

Если бы я больше практиковалась с арбалетом, я могла бы убить его отсюда. Я вздохнула. Я была в бегах всего несколько часов, и уже подумывала об убийстве так же легко, как о том, чтобы позавтракать утром. Вероятно, мне следует начать беспокоиться об этом.

К сожалению, мои шансы попасть в стражника с такого расстояния — в темноте — были примерно такими же высокими, как у Асинии, выигравшей игру в King's Web.

Мое сердце заныло при мысли о моей лучшей подруге. Думала ли она, что я мертва? Ненавидела ли она меня сейчас за то, что я… развращена?

Позже. Я подумаю об этом позже.

У охранника на бедре висел меч, и он двигался так, как будто знал, что делает. Но он был достаточно бдителен, чтобы быть явно новичком в такого рода обязанностях. И новые охранники, скорее всего, будут обращать на все внимание.

Но этого стражника, вероятно, насильно завербовали в одной из бедных деревень и отправили в город для базовой подготовки перед отправкой на службу. Моей надеждой было бы, чтоб он увидел бы бедную, беззащитную молодую женщину и представил бы свою сестру. Я осмотрела мост. Перила были чуть выше бедер охранника.

Хорошо.

Я сунула охотничий нож в седельную сумку. Арбалет не был проблемой — я выглядела как любая отчаявшаяся женщина, которая отправилась на охоту и заблудилась.

Воспользовавшись моментом, чтобы подумать обо всех тех способах, которыми жизнь недавно причинила мне зло, я позволила своим глазам наполниться слезами. Не потребовалось много усилий, чтобы поддаться печали, которая хотела утащить меня вниз.

Я подавила рыдание.

— Извините?

Стражник вздрогнул, покраснел и нахмурился в быстрой последовательности. Его рука скользнула к мечу, и я подняла руки, еще один всхлип вырвался из моего горла.