Влияние Генри Бофорта во многом было обусловлено его несравненным богатством, и после того, как его сокровища были арестованы, невозможно было представить, что он не вернется в Англию, чтобы очистить свое имя. У него просто не было другого выбора. 14 апреля кардинал написал из Гента мэру Лондона Джону Уэллсу о своем намерении вернуться "по поводу билля этого Парламента" и поинтересоваться, почему он был "жестоко разжалован" Советом. В письме он вызывающе именовал себя "названным англичанином из Уинчестера"[425]. Несмотря на преклонный возраст, Генри не собирался безропотно сдаваться Глостеру, да и вообще кому бы то ни было.

Кардинал вернулся к сессии Парламента, как и обещал, и начал энергичную защиту своей чести в присутствии десятилетнего короля[426]. Генри бросил вызов любому обвинителю, "какого бы сословия, ранга или достоинства" тот ни был, выйти вперед и публично высказать ему в лицо свои претензии. Такое решительное поведение возымело действие: Глостер пошел на попятную, и король заверил кардинала, что считает его верным и преданным слугой[427]. 19 июля 1432 года Совет официально объявил его невиновным, а все конфискованное имущество было возвращены в его собственность, хотя и с принудительным займом в 6.000 фунтов стерлингов в пользу короны[428]. Но это была небольшая цена за спасение от финансового и политического краха.

После унижения, постигшего его в 1427 году, это была несомненная победа кардинала над герцогом, поскольку Глостер не смог заручиться достаточной поддержкой, чтобы уничтожить своего заклятого врага. Генри Бофорт присутствовал на политической сцене более тридцати лет, и, поскольку Англия должна была вступить в решающий период войны с Францией, было неразумно терять его обширные связи на континенте и отказаться от человека с огромным дипломатическим опытом. К ярости Глостера, Англия по-прежнему нуждалась в богатом кардинале.

К концу 1432 года многим членам Совета стало ясно, что война во Франции финансово и политически бесперспективна; казна была пуста, нормандцы начали сопротивляться английскому господству, а кардинал Бофорт изо всех сил пытался убедить герцога Бургундского в том, что его долгосрочное будущее, это союз с Англией.

В мае 1433 года Генри вновь отправился через Ла-Манш в Сент-Омер, чтобы снова встретиться с герцогом Филиппом, надеясь уладить все нерешенные вопросы в англо-бургундских отношениях. Его сопровождал Бедфорд, к которому герцог Бургундский испытывал "острую злобу и гнев" за то, что тот женился, месяцем ранее, на молоденькой Жаклин де Люксембург, всего через шесть месяцев после смерти своей жены и любимой сестры Филиппа Анны. Кардинал Бофорт должен был не только убедить герцога Бургундского в том, что Англия еще может выйти победителем из войны, но и решить дополнительную проблему — восстановить натянутые отношения между бывшими родственниками, "очень желая привести этих двух герцогов к правильному взаимопониманию друг с другом". Но в этот раз его усилия не увенчались успехом[429].

Как гость и принц королевской крови, герцог Бедфорд ожидал, что хозяин первым нанесет ему визит, в то время как герцог Бургундский возмутившись, что от него ожидают подобного, предпочел встретиться на равных на нейтральной территории. Это было эгоистическое позерство со стороны обоих принцев, что побудило измученного кардинала умолять герцога Бургундского уступить, спрашивая:

Но Филипп Бургундский уперся и стоял на своем, и Бедфорд в ярости покинул Сент-Омер. Гордость обоих принцев не только не восстановила пошатнувшийся союз, но и ухудшила их отношения, а кардиналу Бофорту оставалось только с тоской смотреть на происходящее. К июню Бедфорд вернулся в Англию, где быстро перехватил контроль над Советом у Глостера, которому не оставалось ничего другого, как неохотно подчиниться старшему брату. На шаг позади Бедфорда оказался кардинал, который, к досаде Глостера, впервые за шесть лет был восстановлен в должности члена Совета.

Вероятно, Генри сыграл не последнюю роль в успехе своих племянников Бофортов в тяжбе за земли в Уэльсе тем же летом. В августе притязания Джона Бофорта на маноры Сихарт и Глиндифрдви в Флинтшире, Северный Уэльс, были оспорены сэром Джоном Скадамором, который утверждал, что он является их законным владельцем, поскольку они принадлежали Оуэну Глиндуру, отцу его жены Алисы, до конфискации в 1401 году. В ответ в Парламент была подана петиция, вероятно, лично Эдмундом от имени его отсутствующего брата Джона, в которой отстаивалось право Бофортов на владение этими землями, и объяснялось, как они были пожалованы их отцу в 1402 году. Петиция Парламентом была удовлетворена[431].

Впоследствии Эдмунд еще раз переиграл Скадамора; 8 августа граф Мортен отстранил сэра Джона от должности констебля замка Кармартен, доказав Совету, что Скадамор не имеет права занимать эту должность, поскольку женился на валлийке в нарушение Уголовных законов Генриха IV 1402 года. В скором времени эта должность была предоставлена Эдмунду "по решению Совета", что говорит о некотором участии в деле его дяди[432].

Хотя этот эпизод был незначительной провинциальной тяжбой, он, тем не менее, подчеркивает влияние Бофортов на мелкое дворянство, не говоря уже об их решимости защищать свои интересы, какими бы незначительными они ни были. Несмотря на проблемы с Глостером, семейство превратилось в одну из самых грозных группировок в королевстве, против которой, как едко заметил Скадамор, вряд ли стоило выступать.

Тем временем Бедфорд и кардинал сошлись во мнении, что им следует продолжать войну, твердо веря в свой священный долг обеспечить Генриху VI к совершеннолетию владение двумя королевствами. Во время войны уже погибло слишком много храбрецов, чтобы рассматривать другие варианты, включая братьев герцога Генриха V и Томаса Кларенса, а также племянников кардинала Бофорта, которых также звали Генри и Томас. Жесткая критика Глостера в адрес их руководства военными действиями, в последние годы, только укрепила их личные и политические связи.

Поскольку Парламент не желал предоставлять субсидии, а дальнейшее налогообложение обедневших общин было неосуществимо, правительство решило прибегнуть к принудительным займам. Как и в предыдущие годы, и особенно потому, что теперь он снова был членом Совета, именно кардинал подал пример, предоставив самый крупный единовременный взнос. 10 мая 1434 года он пообещал выплатить 10.000 марок, а затем 20 июня еще 2.000 фунтов стерлингов, чтобы лично профинансировать возвращение Бедфорда во Францию. В обмен на это Генри получил во владение коллекцию драгоценных королевских украшений, которые он должен был хранить до погашения долга, включая золотую шейную цепь, украшенную жемчугом и бриллиантами, золотой меч, известный как Меч Испании, золотую скрижаль, изображающую Страсти Христовы, золотую скинию, содержащую образ Девы Марии, два золотых подсвечника, покрытых изумрудами, сапфирами и жемчугом, брошь с гербом Святого Георгия и большой корабль под названием Tygre[433]. Учитывая постоянную неплатежеспособность короны и тот факт, что казначейство теперь было в долгу у кардинала на сумму в 21.333 фунта стерлингов, это был разумный шаг.