Канцлерство было прибыльной, хотя и ответственной ролью, которая вывела Томаса на передний край управления, где он впервые мог претендовать на то, чтобы стать в один ряд со своими братьями, которые уже добились значительного влияния во время правления Генриха IV. Учитывая тесную связь Томаса с принцем и отсутствие у него каких-либо церковных или мирских заслуг, вполне вероятно, что наследник трона был отчасти ответственен за столь неожиданное назначение. Также вероятно, что Томаса предпочли более очевидному выбору его брата Генри, поскольку в народе росли антиклерикальные настроения, вызванные тем, что представители Церкви вели скорее жизнь мирян, чем духовных лиц. Возможно, что в этот момент, Генри Бофорт был не самым благоразумным выбором на пост канцлера.
Последним не церковником, занимавшим эту должность, был Майкл де ла Поль, который на момент назначения в 1383 году был как минимум бароном. Последним назначенцем не имевшим дворянского титула был юрист сэр Джон Кнайвет, исполнявший обязанности канцлера в 1372–1377 годах. Назначение Томаса, которому было около тридцати трех лет говорит о том, что он был образованным человеком, умел читать и писать, чтобы соответствовать интеллектуальным требованиям этой должности. Однако в первую очередь он был солдатом, и хотя должность канцлера позволила ему ознакомиться и погрузиться в интенсивную бюрократическую деятельность, Томас, вероятно, не испытывал особого желания засиживаться в офисе в течение длительного времени, жаждая физической активности, связанной с деятельностью в поле. Конечно, рост личных доходов играл особое значение: в субсидии от апреля 1410 года записано, что Томас получал 800 марок в год сверх стандартного жалования, которое ему выплачивалось как канцлеру, и еще 1.400 фунтов стерлингов на расходы[230].
Если три брата Бофорт и надеялись, что 1410 год станет годом их совместного управления страной в компании с принцем, им можно простить их самонадеянность. Все трое теперь занимали посты в Совете, и, имея в своих рядах графа, епископа и канцлера, братья обладали значительным влиянием. Их решительность, ум и верность позволили троице стать бесценной опорой ланкастерского режима. Их преданность делу была особенно важна, поскольку измены высшей знати постоянно угрожали уничтожить зарождающуюся династию. Их общей чертой было единство, близость, которая позволила братьям стать значительной силой, с которой нужно было считаться. Однако колесо фортуны распорядилось иначе. Когда в конце января собрался Парламент, из трех Бофортов в нем присутствовали только двое, поскольку Джон Бофорт тяжело заболел и был прикован к постели. Выздоровления не последовало.
16 марта 1410 года Джон, граф Сомерсет, капитан Кале, камергер Англии и старший из Бофортов, скончался от болезни в королевском госпитале Святой Екатерины (XII век), рядом с лондонским Тауэром. Смерть Сомерсета пришлась на Вербное Воскресенье, и пока граф умирал в своей палате, вся страна радостно отмечала этот святой праздник, размахивая пальмовыми ветвями и распевая гимны. В городах и поселках по всей стране проходили процессии, посвященные триумфальному входу Христа в Иерусалим. Возможно, Сомерсету, в утро его смерти, даже читали Страсти Христовы, хотя вопрос о том, принесло ли это ему утешение в последние минуты жизни, остается спорным. Что кажется удивительным, так это то, что его смерть наступила всего через восемь месяцев после его знаменитого выступления на турнире в Смитфилде против рыцарей из Эно, что позволяет предположить, что его жизнь могла прерваться не обязательно из-за продолжительного недуга.
Госпиталь Святой Екатерина долгое время находился под покровительством английских королев и, возможно, был связан с матерью Джона Екатериной Суинфорд, которая в течение некоторого времени была первой леди страны. Святая Екатерина занимает видное место в Часослове Бофорта, который граф заказал, подчеркивая свою личную преданность этой святой женщине, которую его мать также особенно почитала. Средневековому человеку казалось вполне логичным, что если во время пребывания в Лондоне у Джона развилась болезнь, требующая медицинской помощи, он обратился в королевский госпиталь, посвященный Святой Екатерине.
Хотя обстоятельства первоначального погребения Сомерсета неясны, несмотря на упоминание в хронике Brut, где говорится о его захоронении в "аббатстве Тур-Хилл"[231], граф был похоронен рядом со святилищем Томаса Бекета в Кентерберийском соборе. Всего три года спустя к нему присоединился его единокровный брат-король, который предпочел быть похороненным чуть севернее святилища Бекета. О погребальной службе сохранилось очень мало сведений, хотя запись в Sacrist’s Rolls (Свитках ризницы) позволяет предположить, что из двадцати двух факелов, предусмотренных для этого случая, на самом деле использовались только двенадцать[232]. Выбранное место упокоения рядом со святилищем Бекета было почетной уступкой графу, что свидетельствует о вмешательстве Генриха IV. Гробница дяди Сомерсета Эдуарда, знаменитого Черного принца, также находилась неподалеку, к югу от святилища. Это было престижное место, хотя и временное.
В 1439 году в южном трансепте собора была открыта заново отстроенная часовня, посвященная Святому Михаилу, в центре которой находилась, необычная гробница из серого мрамора, заказанная вдовой Сомерсета Маргаритой Холланд, которая умерла ранее в том же году. После смерти графа графиня снова вышла замуж, выбрав в качестве второго мужа Томаса, герцога Кларенса, второго сына Генриха IV и племянника ее первого мужа. Герцог погиб в 1421 году, и Маргарита, предположительно находясь в затруднительном положении, когда ей приходится оказывать предпочтение одному мужу перед другим, решила разместить на своей гробнице изваяния обоих супругов.
То, что графиня смогла организовать возведение новой часовни в главном соборе Англии, свидетельствует не только о ее огромном богатстве, но и о высоком статусе двух ее мужей и о том, с каким уважением относились к их памяти. Для перестройки три существующие гробницы, принадлежавшие бывшему архиепископу Стивену Лэнгтону и священникам Ричарду Оксендену и Роджеру Хатбранду, были перенесены, а 27 января 1440 года Генрих VI отдал приказ эксгумировать останки Сомерсета и Кларенса и перезахоронить их рядом с Маргаритой в новой часовне[233].
Надгробное изваяние графа слева от Маргариты изображает Сомерсета в виде рыцаря с мечом, облаченного в пластинчатые доспехи и сюрко, с драгоценными украшениями на шлеме. Его лицо имеет более резкие черты, чем у герцога Кларенса, и, возможно, это было попыткой создать реалистичное изображение Бофорта. Шейная цепь из SS-звеньев свидетельствует о принадлежности графа к дому Ланкастеров, а сбоку от гробницы когда-то находилась коллекция гербов, относящихся к семье Бофортов. Под ногами Сомерсета покоится орел — отсылка к знаку отличия, который он иногда носил.
На сводчатом потолке над надгробными изваяниями располагалась коллекция гербовых щитов, на одном из которых был изображен герб Сомерсета — четверочастный герб Англии и Франции, окруженный сине-белой каймой. Антиквар Джон Лиланд, писавший столетие спустя, считал, что часовня "была построена в честь графа Джона Сомерсета", а также отмечал, что "в южном крыле той же самой прекрасной часовни было написано имя графа"[234]. Хотя его первоначальное место упокоения было очень почетным, часовня стала сложным и оригинальным памятником доблестной жизни, хотя и разделенным с его женой и ее вторым мужем. Это достойный памятник первому Бофорту и вечное свидетельство недолгого пребывания семьи на вершине английского общества.
