— Родителям, говоришь, вернуть? — раздался рядом с ухом Эмилии грозный шёпот Коршуна. — Смотри внимательно!
Укутанные в плащ, они подошли к одной из групп, располагающихся вдоль стен. Люди о чём-то эмоционально спорили, переговаривались, приценивались. Предметом торга была пара белокурых детей — близнецов, мальчика и девочки. На вид дети лет восьми от роду. Покупатель качал головой, сомневался, считал цену завышенной. Продавец же наоборот, расхваливал товар, указывал на уникальность близнецов, клялся, что дети здоровы и выносливы.
— Мы с женой не желали еды для них, — продолжал он рекламировать товар, — работой не загружали, спать давали. Чтоб пухленькие были, как господа любят.
— Что-то сомневаюсь… — перебирал харчами покупатель, — щуплые они у тебя, худосочные. Небось, и двух недель не потянут.
— Крепкие они, говорят тебе! — бил себя в грудь продавец. — Что я, собственных детей не знаю? Да я с пелёнок их растил! Я их делал, моя кровь! А я знаешь какой крепкий! Хороший товар, говорят тебе!
В конце концов о цене договорились. Покупатель приготовил деньги.
— И что? И сейчас ничего не сделаешь? — снова зашептал Эмилии в ухо Коршун.
— Всё это ужасно, но… — замялась девушка.
— Какое ещё "но"?
— Может у них денег нет? Может другие дети голодают? Может он семью от долговой ямы хочет вывезти, продавая часть, но спасая остальных? Как бы жутко это не звучало…
— Да что ж ты упёртая такая? Ладно, пойдём дальше посмотрим.
Они отправились вслед за горе-папашей, продавшим своих детей. Получив неплохую выручку, отец-молодец отправился не домой. Он пошёл в трактир.
В питейном заведении папашу ждали друзья-собутыльники. Обменявшись приветствиями, все расселись за столом и принялись отмечать удачную сделку. Неожиданно в трактир забежала жена. Выяснив подробности акта купли-продажи, она начала громко браниться. И дубина у неё муж, и тупица. Денег мало запросил. Такой товар почти даром отдал! Вдоволь наоравшись, женщина присоединилась к пьющей компании и то же начала веселиться. Тем временем в трактир прибежал ещё один член почтенного семейства. Это юноша, один из старших детей. Он был некрасив и достаточно взрослый, чтобы работать. Вероятно, из-за неприятной внешности его не продали в своё время. Да и должен же кто-то семье помогать. Подросток подбежал к матери, принялся клянчить деньги. Но родительница, уже дойдя до хорошей кондиции, от ребенка своего отмахивалась. Когда же парень очередной раз подергал её за рукав, мать схватила недопитую бутылку с брагой и со всей дури ударила сына по голове. Парнишка отлетел к соседнему столику и замер. Родители не обратили на падение абсолютно никакого внимания: им никак от процесса пития отвлекаться нельзя. Юноша какое-то время лежал неподвижно, потом, шатаясь, поднялся, выругался не детским лексиконом, пнул мать ногой в спину и вышел из трактира.
— Ну что? — в очередной раз спросил Коршун. — Неужели никаких эмоций?
— Эмоций предостаточно, — заверила его девушка. — Картина маслом!
— Так в чем же дело? Вперёд!
— И кого из них убивать? Мать, отца, покупателя, пользователей? Да, каждый из них заслуживает смерти, но… Убийство кого из них поможет решить проблему и улучшить жизнь детей? Здесь в комплексе нужно подходить, иначе бесполезно. Налаживать общественно-социальную работу. Издать и добиться исполнения простых, но понятных законов, регулирующих общественную деятельность. Должна заметить, работающие законы — это самое главное. Открыть школы. Дать рабочие места людям с достойной зарплатой. Заниматься поддержкой семей с детьми. Также следует уделять внимание общественному мнению. Нужно привить людям понятия "хорошо" и "плохо". Необходимо так запрограммировать мозг всем, чтобы подобное поведение порицалось, осуждалось.
— Запрограммировать? — переспросил Коршун.
— Э… Это из моего мира слово. Дать установку, как нужно поступать в той или иной ситуации. Для начального этапа программирования достаточно уличных спектаклей, весёлых песенок, анекдотов и искусственных информационных вбросов — сплетен. Как-то так для начала.
Эмилия замолчала. Говорить больше не о чем. Коршун снял с Эмми полы своего плаща и молча пошёл по безлюдной улочке города. Ей ничего не оставалось, как двигаться следом.
Сложно сказать, согласился ли он с мыслями девушки или нет. Но в одном можно не сомневаться: нужного действия от Эмилии повелитель так и не добился и был не доволен.
Так, неспешным шагом они прошли несколько кварталов. Из одного сарая — пристройки послышался жалобный протяжный звук.
— Мяу… Мяу-мяу… — плакал котёнок.
Эмилия остановилась, прислушалась. Звук ей не понравился: не так котики разговаривают. Здесь отчаянье в голосе, тоска, боль…
— Мяааау!!!! — ещё резче зазвучало из сарая.
Девушка резко повернулась и пошла на звук. Дверь сарая была не заперта. Проникнув внутрь, Эмилия побледнела.
Помещение ярко освещалось большим количеством свечей. Посередине стол, вокруг какие-то ножи, скальпели, вилки, топор, небольшая пила, иголки разной длины. На деревянных стенах гвоздями прибиты изувеченные животные: крысы, щенки, котята, голуби, ёжик… У каждого из распятых не было каких-то частей тела: лап, хвоста, клюва, ушей… Около стола с инструментами стоял ребёнок. Милый голубоглазый малыш с тщательно уложенными в гладкую причёску волосами. У ребёночка в руке нож: им он мучил котёнка, прибитого к столу. У бедного животного уже не было одного глаза, трёх лап…
Всё произошло быстро. Эмми подняла руку в сторону садиста и на расстоянии высосала всю его энергию до капли. Да, технику вытягивания она знала прекрасно: в контакте с объектом не нуждалась.
— Вот ты и совершила плохой поступок. — довольным голосом заключил оказавшийся рядом Коршун.
— Нет! Ты ошибаешься! — возразила она, переходя на "ты". Новые красные искорки появились и сразу задорно заиграли в её глазах. — Оставить эту мерзость в живых — это плохой поступок.
Глава 24
Отнять жизнь — жестокость или благо?
После своего первого убийства Эмилия изменилась. Нет, она нисколько не сожалела, не рыдала по ночам в подушку, не мучилась угрызениями совести.
Её волновало другое. А что — она и сама не могла понять. Чего-то хотелось, но чего?
— Что опять случилось? — спросил Коршун в один из вечеров, которые они проводили вместе. Они оба сейчас находились в её замке. Для удобства повелителя в гостиной слуги накрыли небольшой стол с яствами и напитками. Сам Коршун расположился на мягком диване и наблюдал за своей любимицей со стороны. Ему нравилось встречаться и беседовать с ней, но сегодня Эмми явно пребывала не в духе: уже не менее получаса сидела в одной позе и глядела в одну точку.
— Ничего, — тихо ответила она.
— Только не говори, что раскаиваешься.
— А должна? — с иронией спросила она.
— Я не всегда могу понять ход твоих мыслей, — пожал он плечами. — То, что для обычного Злыдня хорошо, тебе не нравится, и наоборот.
— И правда, — улыбнулась она. — Мне вот что не понятно, — решила она поделиться, — убить кого-то — зло. Но если этот кто-то вырастет и принесёт в разы большее зло? Получается, оставить в живых — не добро. Но убить — зло. Или нет? Я запуталась.
— Деточка, — тоже улыбнулся он в ответ, — слишком много мыслей. Знаешь, что главное? Сила и власть. Именно они позволяют поступать так, как ты считаешь нужным. Дают свободу. Это возможность решать самому, что хорошо, а что — плохо, что допустимо, а что — невозможно. Что должно случиться, а что не произойдёт никогда. И не мучиться мыслями, кто там и как считает. Только ты и твои решения имеют значения. Остальное — пустой шум.
Эмилия задумалась. Некоторое время снова глядела в одну точку, а потом сказала:
— Знаешь что я придумала? — засверкали красные искорки у неё в глазах. — У нас, в моём том мире были игры — стратегии. Игры виртуальные… Сложно объяснить… Но суть в чем: берёшь воображаемый город и улучшаешь его по своему усмотрению. И я подумала… Вот у нас тоже есть город, а у тебя есть власть… Так может… Ты разрешишь мне поиграть, поуправлять этим городом? Может хоть что-то удастся поменять.