— Следи за словами. — Хелена сморщила нос. — Дружить мы, конечно, не будем, но тебе точно придётся иметь со мной дело в ближайшее время, поэтому лучше сделать вид, что мы можем общаться хотя бы спокойно. Знаешь, какая жизнь интересная штука. Кто-то теряет, кто-то находит…

Она запрокинула голову, облокотившись на перила балкона, и улыбнулась небу.

— Что за чушь ты несёшь, Арт?

— Чушь? Как знаешь, Филипп. Только я выйду замуж за твоего брата, и посмотрим, как ты заговоришь.

Филипп застыл с широко распахнутыми глазами. Его ноздри раздувались от плохо сдерживаемой ярости, глаза горели, а шея напряглась, как у готового разразиться пламенем дракона.

— Что? — сквозь зубы прошипел он.

— Это должно было быть секретом, — сказала Хелена самым будничным тоном, рассматривая ногти и поворачивая кольца, — но раз уж мы разговорились… — Когда она подняла на него глаза, они пылали торжеством. — Если ты думаешь, что я шучу, то официальная помолвка будет сегодня вечером.

— Если ты собираешься играть с ним, как со всеми теми идиотами вроде Лифа или Кейза…

— Какие игры, Филипп? Игры кончились. Или, по-твоему, ты один можешь хотеть защитить своё королевство? Знаешь, — она скривила губы, прищурилась, — я рада, что Эдвард не такой, как ты или ваш отец. Моё решение ты никак не изменишь. Его, как мне кажется, тоже. Так что смирись.

Они с сверлили друг друга ненавидящими взглядами, а затем Филипп приблизился к ней, процедил:

— Чёрта с два, — и вылетел с балкона.

— Ты знал это?! — вскричал он, врываясь в покои отца. Дверь врезалась в стену, отскочила от неё и с грохотом закрылась.

— Филипп! — возмутилась мадам Керрелл, но тот не мог остановиться.

— Ты знал? ТЫ ему позволил?!

Элиад, застёгивавший воротник, посмотрел на сына через зеркало и обратился к жене:

— Агнесс, пожалуйста, оставь нас. А ты, — он перевёл взгляд обратно на Филиппа, — успокойся и скажи по-человечески, с чего ты решил, что такое поведение в принципе приемлемо?

Филипп сжал кулаки, давя гнев. Мать послушно вышла, напоследок погладив его по плечу.

— ТЫ разрешил Эдварду жениться? — переспросил Филипп, когда дверь снова закрылась, и голос его дрожал, эмоции никак не хотели улечься, рвались наружу, и, если бы он мог, наверняка что-то в спальне уже погибало бы в пламени.

Элиад же был спокоен. Он лишь нахмурился, справился с последней пуговицей и наконец повернулся.

— Жениться, говоришь? — в голосе его не было ни злости, ни удивления.

— Ты не знал?

— Нет. Но подозревал. На ком?

— Арт…

— Арт. — Элиад ухмыльнулся. — Интересно. Откуда ты знаешь?

— Она сказала. Заявила, что они помолвятся сегодня вечером.

— Хорошо…

Филипп, опешивший, воззрился на отца.

— И ты позволишь ему это?

— Разумеется.

— За твоей спиной… Я не женился за твоей спиной!

Кривая улыбка мелькнула на губах Элиада, а потом он отвернулся и одним махом надел китель.

— Ты много не знаешь, Филипп. Мы с Эдвардом разговаривали по поводу леди Арт. Видимо, не зря.

Филипп нахмурился, пытаясь понять, что отец имеет в виду — и тут же об этом пожалел.

— Так это твой план… — прошептал он, глядя в пол, и не в силах больше открыть рот. Они оба — и эта невыносимая девица, и родной отец — разыгрывали Эдварда, как разменную монету.

Филипп тряхнул головой, бросил тихое «понятно» и вышел. Ему нужно было к брату, рассказать ему всё, отговорить. Если после разговора с Арт он сомневался, то сейчас — ни капли.

Постучав и получив дозволение, Филипп вошёл. Эдвард красовался у зеркала, ему завязывали манишку, подкалывали её золотым зажимом, а он придирчиво себя разглядывал.

— Привет, Фил. — Эдвард тоже смотрел через зеркало, и в свете утреннего солнца в кремовой сорочке был очень похож на отца.

Филипп медленно прошёл в комнату и остановился недалеко от брата, левее зеркала, чтобы смотреть не в отражение.

— Значит… — тихо сказал Филипп, — всё серьёзно?

— Ты о чём? — Эдвард покосился на него, не в состоянии повернуться: для такого важного дня ему прилаживали ярко-алый камзол с золотыми плетёными ремешками, пуговицами с тиснёнными рисунками.

— Про Арт.

Эдвард заметно смутился, но с улыбкой закивал.

— Вообще это должно было быть секретом до вечера, но знаешь, — затараторил он, — я рад, что ты спросил. Я никому не сказал, а это ужасно сложно! Я ведь не ожидал совсем. То есть, хотел, и думал постоянно, и мучился. Но когда она согласилась… не поверил. И сегодня не верил, пока мы не поговорили. Это как сон, знаешь? Только сон взял — и сбылся. Это как… Как меч! Я тогда тоже не верил, а потом!..

Эдвард задохнулся от чувств и замолчал, а глаза его горели ребячьим восторгом и гордостью. Совсем как шесть лет назад, когда из династийного саркофага он достал Огненный меч. Филипп недолго изучал лицо Эдварда, а потом, сжав спинку стула, посмотрел в пол. Брат сиял, как начищенные пуговицы на его же манжетах. И у Филиппа пересохло в горле.

Он должен был…

Ещё один короткий взгляд.

— Но ведь… — Эдвард заинтересованно моргнул. Филипп ещё сильнее сжал стул — «Должен!» — и разжал пальцы. — Не важно. Если ты уверен… — Эдвард закивал. — Тогда… счастья тебе, братец?

Звучало, скорее, как вопрос, очень неуверенно, но Эдвард не заметил. Улыбка его стала ещё шире. А Филипп разочарованно выдохнул. Он мог бы сказать про план, про отца, науськивающего на то, что ему выгодно, про Арт и её вечное притворство. Мог бы… но не стал. Пусть радуется. Филипп получил свой момент счастья, такой хрупкий и недолговечный, и Эдвард заслуживал свой. Даже если Филипп не был согласен, даже если всё случилось из-за грамотной стратегии, Эдвард светился от счастья, и кем был Филипп, чтобы его этого лишать?

Когда в дверь постучали, по телу прокатилась неконтролируемая дрожь. Прокатилась холодной волной, смыла торжествующую, самодовольную улыбку, которую подпитывал каждый взгляд на платье: насыщенно-синее под цвет флагов Санаркса, с редкими аккуратным серебряными оборками. На нём сияли драгоценными камнями тяжёлые броши, вилась голубая монаршая лента — ещё не длинная, официальная, но уже говорящая всем о том, кто она. Она — королева. Даже если корона ещё не на ней.

В таких платьях позировали для картин. Хелена выбрала его для помолвки. Если бы приличия позволяли, она бы надела его ещё раз — после коронации, — просто чтобы убедиться, что оно идеально смотрится с династийным сапфиром.

Стук повторился. Хелена уставилась на дверь, кусая губы. Ей казалось, что это Один, и он был последним, кого она хотела видеть. В жизни. Но после неуверенного «войдите» на пороге появился сэр Рейверн. Хелена выдохнула.

Действительно. Один никогда не стучал.

Сэр Рейверн, по обыкновению, держался сдержанно и спокойно.

— Всё улажено так, как вы того хотели, миледи, — сказал он и глянул на платье. Его привели из Ренджерелла срочным заказом, а сам Рейверн до этого момента, по велению принцессы, храня имя избранника в секрете, договаривался о том, чтобы уместить помолвку между речью короля и началом бала.

— Спасибо, — кивнула Хелена.

Она думала, что он сообщит и уйдёт, но сэр Рейверн остался и смотрел обеспокоенно, даже грустно.

— Вы уверены, ваше высочество? — тихо спросил он. — Я спрашиваю не из-за собственной выгоды и не из желания вас переубедить. Но я как ваш советник хочу убедиться.

— Да.

Хелена хотела, чтобы прозвучало резко, уверенно, но вышло донельзя жалко и сдавлено, словно писк, и она, отвернувшись к стене, прикусила камень на кольце.

Сейчас она не была уверена ни в чём.

— Мы ведь говорили об этом несколько недель назад, — голос сэра Рейверна пытался воззвать к её разуму, но тот уже не отвечал: он вернулся в утро, ещё до завтрака, до выхода на балкон.

Эдвард перехватил её на уставленной вечнозелёными цветами лестничной площадке. Было странно видеть, как он расплывается в улыбке, яркой и искренней, и даже белые солнечные лучи, казалось, засияли золотом.