Но сейчас это было что-то другое. Светлая кожа мадам Арт потеряла теплоту и совсем посерела. Покрасневшие глаза болезненно блестели, а под ними залегли тени. Впавшие щёки подчеркнули и без того острые скулы. Она исхудала и больше походила на скелет.

Она пряталась за платьями и косметикой, утверждала, что чувствует себя намного лучше, но никто ей не верил. Сэр Рейверн постоянно находился в напряжении, и у Хелены тоже нарастала бесконтрольная тревога.

Поэтому она старалась на мать не смотреть. Было проще отвернуться и делать вид, что ничего не слышит, желудок не сворачивается и мурашки не бегут по спине от любых её слов.

Один развлекал мадам Арт по настоянию Хелены. Он принёс какую-то странную игру, похожую то ли на неправильно расставленные шахматы, то ли на карту стратегического планирования боёв на деревянном клетчатом поле семь на семь. Он попытался объяснить правила, но мадам Арт быстро отмахнулась: «Поиграйте в это с сэром Рейверном, Один!» — и они сошлись на картах. Один нарочно проигрывал, радуя её величество, но старался не делать поддавки слишком явными. Она, если и замечала нечестную игру, то не подавала виду, довольная победами.

Хелена изучала взглядом подъездной двор и кусочки вьющейся дороги, поднимающейся по холму к воротам. Время близилось к полудню. Она крутила кольцо. Скоро всё должно было случиться.

Тут Хелена встрепенулась: ворота распахнулись, и на подъездную дорожку въехала карета. Затем ещё одна, и ещё…

— Мама! — Хелена подскочила.

— Что такое? — удивилась мадам Арт, прижимая карты к груди, чтобы Один их ненароком не подсмотрел.

— Подойди. Мне кажется, это к тебе.

Мадам Арт с подозрением нахмурилась, но всё же встала. Один учтиво подал ей руку и подвёл к окну. От удивления она раскрыла рот, тонкие брови взлетели, и на лбу появилась глубокая морщина.

— Как это вообще понимать?! — воскликнула она, бросая карты на подоконник. Хелена поражённо захлопала глазами, едва не разразившись тирадой о неблагодарности, но мадам Арт её опередила: — А если бы я была не одета? Ух, — ворчала она у зеркала, проверяя причёску, поправляя помаду, — являться без предупреждений! Где их манеры? Совершенно никакого такта! — Она повернулась к Одину и Хелене. — Как я выгляжу?

— Вы затмите всех, мадам, — тут же ответил Один.

— Ну разумеется! — воскликнула она, будто и не спрашивала ничьего мнения. — А теперь, Один. Будьте добры.

Мадам Арт протянула ему руку, и Один, поклонившись, принял её ладонь и переместил их. Хелена вернулась к окну. Её величество на крыльце уже обнималась с подругами, которых недавно называла выдрами и дружбу с которыми отрицала. Один кивал им в знак приветствия, не целуя рук. Женщины немного поговорили снаружи, а потом скрылись в замке. Хелена наблюдала за этим и отчего-то чувствовала поразительное удовлетворение.

Матери и её компании она не мешала: поздоровалась с женщинами, сделав несколько дежурных комплиментов, немного посидела с ними, слушая, как собравшиеся дамы рассказывали о неожиданных приглашениях, пока мадам Арт удивлённо поднимала тонкие брови, а её подбородок опускался всё ниже. А потом — до того, как мать могла догадаться и что-то сказать — выскользнула из праздничной светлой гостиной.

Там было свежо, гулял тёплый летний бриз, теребя и подбрасывая полупрозрачный тюль. Крошечные тарталетки, цветастые кексы, печенье и фрукты собрались на многоярусных блюдах. Блестел перламутром чайный сервиз, звенели о чашки с чаем серебряные ложечки. Уютно, по-дружески и с удивительным энтузиазмом рассказывались свежие новости: кто на ком женился, кто на ком собирается, насколько вопиюще безвкусными и потакающими новой моде были наряды на последнем приёме и «что же эта молодёжь себе позволяет».

Их, должно быть, слышал весь замок! Ну и ладно, посмеивалась Хелена. Пусть обсуждают как угодно и что угодно. Может, даже её саму. Было бы странно, если бы они её не обсуждали. Но слышать Хелена уже ничего от них не хотела, ни о себе, ни о ком-то ещё. Пусть сидят, разговаривают, а она заглянет как-нибудь позже…

Ушла Хелена не далеко — в оранжерею этажом ниже. Там всё утопло в солнечном свете и цветы тянулись ввысь. Белые голуби в огромной золотой клетке, сияющей как само солнце, суетились, перелетая с жерди на жердь, с одной ветки, пробравшегося внутрь деревца, на другую.

Хелена протянула руку сквозь прутья, дотронулась до грудки голубя, и податливая птица блаженно закурлыкала. Пальцы осторожно поглаживали гладкие, будто шёлковые пёрышки. Голубь расслабился, нахохлившись, присел на ветке и спокойно позволял коротко проходить кончиками пальцев по спинке и крылышкам.

Но тут воздух дрогнул. Дрогнули железные прутья клетки, лязгнули соединения и жерди — и птица, испуганно вскрикнув, улетела.

Хелена посмотрела на Одина через плечо и улыбнулась.

— Представляю, как вы перемещались по всему замку, чтобы найти меня.

— Не так много мест, где ты можешь быть.

Хелена закатила глаза и скрестила руки на груди. Он всё портил и, наверно, даже не понимал этого.

— Ты довольна? — спросил Один, подходя ближе.

Она посмотрела на него исподлобья и ответила нехотя, со вздохом.

— Скорее да. Спасибо.

— Скорее? Тебя что-то беспокоит?

Хелена ответила не сразу: отошла от клетки и села на скамью у небольшого мраморного фонтанчика. Каменные рыбы с переливающейся чешуёй выпускали изо ртов тонкие струйки воды.

— На неё, — тихо начала Хелена, — страшно смотреть. Она вроде бы ведёт себя как обычно, а у меня… — она запнулась и нервно переплела пальцы. — А у меня внутри всё холодеет. Я просто… Мне кажется…

Говорить больше она не смогла. Свет стал слишком ярким, цвета запестрели так, что хотелось зажмуриться. И сбежать.

Но тут на лицо легла тень.

— Что ты видишь? — осторожно и тихо, будто их могли подслушать, поинтересовался Один. — Тени, сущности?

— Что? — Хелена подняла на него взгляд. Он возвышался над ней, стоя против солнца. Свет разлился по его волосам, зажигая их ярким пламенем, но лицо оставалось в тени. — Откуда вы?..

Его губы дрогнули в ухмылке.

— Я много про тебя знаю. Меня интересует далеко не один Ариес Роуэл, Хелена. Так что это? Страх смерти? Чувство вины?

— Это…

Хелена выдохнула едва слышно, глядя на беспокойную воду фонтана, и снова в ней чудились отблески глаз чудищ, которые преследовали её по ночам, в темноте, в чужих лицах. Их кривые отражения складывались из теней, бликов — и тут же расплывались.

Задрожали руки. В груди скрутился огромный тяжёлый узел. Она зажмурилась — и вскочила. Ничего не говоря, развернулась и пошла прочь.

— Сущности не приходят просто так, Хелена! — крикнул вслед Один. — Пойми, откуда они, и тебе же станет проще!

Хелена сжала кулаки и на секунду захотела обернуться, что-то сказать — но даже не остановилась.

Один больше не появлялся, но слова его остались. Плотно засели в голове и крутились, крутились. Хелена вспоминала о них каждый раз, заглядывая к матери в гостиную, будто невзначай проходя мимо раскрытых дверей.

С обеда и до вечера дамы развлекали её величество. Они хотели выйти в сад, но передумали и ограничились балконом, на который вынесли дополнительные скамейки. Медленно летали подносы, слуги по первому же капризу обновляли чай, приносили новые фрукты и закуски, а вечером все хвалили капустный пирог.

Гостиную заливало ползущее к горизонту солнце, и несколько раз слышались восхищённые вздохи: «Какая красота! Замок будто светится». Хелена, ловя эти восторги, с удовольствием улыбалась. Она сидела на обитом мягком подоконнике в конце коридора; окно выходило туда же, куда и балкон, и можно было видеть гуляющих по нему людей. И, конечно, весь замок. Его белоснежные стены на самом деле светились, впитывая свет — и тут же отдавая его.

Хелене хотелось чувствовать тепло и энергию, что вбирали они от солнца. Хотелось понимать всё, что происходит внутри, и снаружи, и в самом сердце замка. Она читала, что любой правитель воспринимает свою крепость иначе. Та подпитывает его, у них особая связь… Отец должен был это чувствовать.