Вальд встретил мертвенной тишиной. Филипп вошёл в пустую выхоложенную спальню и замер на пороге. Зеркало разбито, опрокинут стол, на стенах — чёрные следы от молний Анны. Самой её не было, и это пугало. Филипп втянул носом холодный воздух и вышел.
Он заглянул в детскую. Две девушки болтали там в полголоса, запуская руки в кроватки под смешные детские вскрики и улюлюканья.
— Альен.
Девушки вздрогнули и обернулись.
— Да, ваше высочество, — пролепетала Альен, вжимаясь в спинку кроватки и прикусывая губу. Лицо Филиппа было холодное, напряжённое и… жуткое.
— Где Анна?
— А… Я… — Альен замешкалась, не зная, что ответить, и опустила глаза. — Я не знаю, ваше высочество.
— Твоя работа, — процедил он, — знать, где она и что с ней.
— Простите, ваше высочество, — пролепетала Альен. — Леди Керрелл редко делится со мной своими планами.
Филипп смерил её злым взглядом и, крутанувшись на каблуках, хлопнул дверью. Альен со вздохом переглянулась с подругой…
Филипп влетел обратно в спальню. Все движения давались с трудом, он едва мог дышать, блуждая по комнате. Плохое предчувствие разрушало изнутри. Под ногами затрещало стекло. Филипп опустил взгляд на осколки. Он стоял около трюмо, в котором не хватало одного зеркала, второе разбилось сверху. Филипп провёл пальцами по острому краю, огляделся и вздрогнул. Шкатулки на столике у трюмо были раскрыты и… пусты. Только розовый гарнитур, купленный в подарок в столице Нефрита, лежал рядом в стеклянной стружке, а рядом с ним… Кольцо. Фамильное кольцо Керреллов, которое он подарил Анне перед свадьбой. Филипп сначала не поверил. Потянулся непослушными пальцами, дотронулся… и словно очнулся.
Взгляд заметался, отмечая всё больше деталей, из-за которых сердце падало ниже и ниже. Окно открыто. Постель не убрана. Смятое платье лежало в кресле. Раскрыта створка шкафа.
Филипп бросился к кровати и, ударяясь об пол коленями, заглянул под неё. Анна прятала там всё, что он не должен был видеть, и считала, что он не знает. И теперь там не было ничего: ни куртки, ни сумки, ни ботинок. Филипп закрыл глаза и уткнулся лбом в основание кровати. Надежда умерла. У него дрожали руки, плечи, и когда он поднялся, ноги казались ватными.
Он уже ничего не ждал. Смотрел на всё пустыми глазами, и, даже когда белое пятно на прикроватной тумбе приковало к себе его взгляд, внутри ничего не дрогнуло. Казалось, там больше уже нечему вздрагивать и реагировать.
Пятно оказалось письмом, и Филипп осторожно развернул его. Острые резкие буквы плохо складывались в слова.
«Фил
Ты прав. Пришло время выбрать, и…
Я столько раз выбирала тебя! Я ставила тебя выше моего брата, друзей, желаний. Я выбрала жизнь, которую ненавижу, ради тебя.
Но я больше так не могу.
Я люблю тебя, но всё это… Это не моё. Никогда моим не было и не станет. С самого начала всё было очевидно. Пустая трата времени и нервов.
Думай, что хочешь. Что я трусиха, предательница, худший человек, которого ты когда-либо встречал. Не сильно ошибёшься. Можешь сказать своему отцу, что он был прав. Хотелось бы увидеть его лицо при этом.
Я сделала всё, что могла. А сейчас я больше ничего не могу. То, что происходит, сильнее меня. Всё могло бы быть иначе, Фил, ты знаешь это. А теперь я просто желаю тебе и всему грёбаному миру удачи. Буду надеяться и верить, что тебе не придётся рисковать жизнью ради дурацкого общества, которое никогда этого не оценит. А если придётся — не забывай кольчугу.
Может, мы ещё встретимся.
Люблю.
Прости».
Её «прости» повисло в воздухе. Филипп осел на кровать, не выпуская из рук письмо. Раскалывалась голова. В неё прокрались все вопросы, все слова — всё, что говорила ему Анна в последние дни, и даже то, что было больше года назад. Она никогда не хотела такой жизни, но выбрала его. Несмотря на то что он сам всегда выбирал… даже не себя.
Это была его ошибка. Это и его «нет». Постоянные, постоянные «нет»…
Филипп сжал письмо в кулаке до дрожи в мышцах — и вдруг вскочил. Он ошибся, но, может, было ещё не поздно.
Филипп бросился к себе. Раскрытая до предела дверца на неприметной угловой тумбе жалобно скрипнула. Он вывернул ящики. Листы разлетелись каскадом. Загрохотали книги. Ударилась об пол стенка полки-тайника. Филипп выгреб всё, что было внутри, и облегчённо выдохнул: телепорт, который он почти не использовал, лежал там. Филипп сжал его пояс и повернул реле.
Открыл глаза он уже в совсем другом месте. Борозды дорог, раскидистые неухоженные кусты, прогнивший деревянный забор и тёмный силуэт старого дома. Всё смутно знакомое. Он был здесь однажды. Четыре года назад. Четыре!
Пара мгновений понадобилась, чтобы осознать, отмереть и броситься к дому. Филипп взлетел по ступенькам, замешкался на секунду у двери, а потом дёрнул ручку. Дверь оказалась не заперта, и он вошёл.
В доме было тихо, и только половицы поскрипывали под сапогами.
— Анна? — позвал Филипп. Голос звучал безнадёжно.
Ответа не последовало. Он опоздал. В доме было пусто. Его встречали пожелтевшие обои, старая потёртая мебель и груды мусора. Филипп заглянул на кухню, на второй этаж, провёл ладонью по сломанным деревянным перилам и разбитому косяку между кладовой и залом. Следы нападения человека в чёрном. С него прошёл год.
Филипп сглотнул. Вот, когда это случилось! Вот, когда началось. В тот день Анна сказала, что «пока» не умирает и что умирать ей не хочется. И настал день, когда она сделала всё, чтобы не умереть. День этот был сегодня.
Филипп зарычал от бессилия. Может, приди он на десять минут раньше!.. Вскидывая руки, бессильно сжимая пальцы в кулаки, он широкими шагами пересёк гостиную, ударил стену и, схватившись за подоконник, уткнулся лбом в стекло. Злость на самого себя отступала медленно, нехотя. Он жмурился так, что снова начинала болеть голова. Хлипкое дерево готово было сломаться под пальцами.
Он опоздал. Ошибся. Он позволил ей уйти.
Филипп до боли сжал зубы и услышал хруст. Он открыл глаза. Дерево не выдержало, и мягкая стружка высыпалась из ладоней на пол. Филипп отступил от окна. В доме было совсем темно, кусты закрывали вид на улицу, и в стекле он видел собственное отражение. Растерянное. Унылое.
Филипп опустил глаза: не хотел видеть себя в таком состоянии. Но лучше бы он смотрел на себя дальше, потому что-то, что он увидел, выжгло последние остатки самообладания. Кривое сердечко в углу у рамы.
Он сделал глубокий вдох, посмотрел на пояс-телепорт и настроил реле.
* * *
— Ваше величество!
Секретарь, чем-то напуганный и оттого нервный, ворвался в кабинет короля, сжимая в руке какую-то бумагу. Элиад Керрелл вопросительно посмотрел на слугу.
— Я слушаю.
Тот осторожно протянул ему сложенный втрое лист бумаги.
— Оно не открывается, — пояснил он, — и грозится убить при попытке.
Элиад настороженно взял бумагу и осмотрел. Действительно, письмо адресное, но кроме сильного заклятия против посторонних глаз (убивающее! надо же додуматься!) никакой защиты. Он сразу понял, от кого оно. Она даже не пыталась замаскировать след или спрятать его. Да и умела ли?..
Её энергия была яркая, бушующая. С тёмным ядром, но с неоновой оболочкой. Интересное сочетание. Анна вообще оказалась интереснее, чем он ожидал. Элиад, конечно, предпочитал делать вид, что их ничего не связывает, но глаз с неё не спускал. Следил и оценивал. С того момента, как Анна пришла к нему с реликвией, до последнего времени он почти не сомневался. А потом она ушла куда-то с Роуэлом и снова зародила в нём сомнения. Если всё было игрой, то Элиад вынужден был бы признать: она умнее, чем кажется. Слишком грамотно и правдоподобно.
Не самая приятная последняя мысль, зато честная.
Элиад раскрыл листок. Никаких других заклятий. Только три слова прямо посередине:
