Хелена не верила ни единому его слову. Знала, что потом всё пойдет по привычному угодному ему сценарию: они напьются и переспят, чтобы никогда и ни о чём не говорить. Потому что говорить с Лифом — всё равно что разговаривать с его лучшими друзьями-бутылками. Никакой помощи. Только помутнение разума и расслабление. Мнимое решение гложущих вопросов, которые вспыхнут с новой силой, стоит забрезжить рассвету.

Но это будет потом. Сейчас Лиф был прав: Хелена для себя уже всё решила. Она опустилась на диван, разглаживая юбки так, что Лиф не смог бы сесть рядом, не помяв ей платье.

— Я останусь. Но ты, — она кинула на него взгляд, — не притронешься ко мне, пока я этого не захочу.

Лиф закатил глаза и, потянувшись к бокалу, осушил его залпом.

— Ты неплохо обустроился, — сказал Эдвард, развалившись на расшитой цветастой софе, которая переехала из поместья Спарксов в квартиру Джонатана в Мидланде. В той было полно знакомых вещей: картины, статуэтки, цветы с огромными листьями — всё то, что миссис Спаркс передала сыну. «Наверняка чтобы освободить место для новых», — смеялся над этим Джонатан, пытаясь скрыть нервозность в первые дни после переезда. Тогда он срывался на каждом рабочем, стоило им сдвинуть что-то чуть левее или правее от идеального положения.

Теперь квартира его устраивала: она была полна света и воздуха, пастельных, но ясных цветов, тут и там блестели позолотами и каменьями шкатулки, часы, рамки. Джонатан не умел жить скромно и хотел, чтобы всё вокруг вопило о том, насколько у него всё хорошо, даже если это было совсем не так. Если в дорогом портсигаре остались только горчащие дешёвые сигары из ближайшего магазина, в который он выходил сам.

— Я подружился с продавцом, — рассказывал Джон. — Славный малый. Обещал мне привезти с Нура мой любимый табак по нормальным ценам. Правда, сворачивать придётся самому или набивать трубку, но лучше так, чем с этой дешёвкой. Оказывается, в Мидланде всё так дорого, потому что высокий налог на импорт!

Эдвард понимающе кивнул, глядя на Джонатана с сожалением. Тот сидел в кресле, закинув ногу на ногу, курил и улыбался. Но улыбка его была отстранённая, грустная, губы то и дело растягивались в тонкую линию, а взгляд упирался в потолок, будто Джон избегал смотреть на Эдварда.

— Как Эми? — спросил тот, опасливо оглядываясь на дверь гостиной.

В последний раз, когда он был у Джонатана, Эмили была ещё беременна. Он помнил, как она белым облаком вплыла к ним, так похожая на мать, села на подлокотник кресла Джона и слушала их разговор с неподдельным любопытством. А Эдварду было неловко говорить при ней о том, как советник отца, у которого он как бы невзначай пытался выяснить, не нужен ли тому секретарь, быстро его раскусил и отказал. Не самые приятные новости…

Сейчас Эмили уже родила. Джонатан отправил ему несколько паникующих сообщений в тот день, потом пропал на неделю и объявился с неожиданным предложением отпраздновать «где угодно, лучше на Пиросе». Там Эдвард вручил Джонатану щедрый подарок, который тот принял неохотно, но — Эдвард был уверен — после вздохнул с облегчением.

— Эми с миссис Голдштейн и Миши на курорте, — ответил Джон, бросив на друга благодарный взгляд. Эдвард понимающе кивнул. — Ей нужно было встретиться с матерью, восстановить здоровье и отдохнуть… Возможно, от меня тоже. Я стал до ужаса нервным в последнее время… — Джон взъерошил себе волосы. — Самому противно, но я ничего не могу поделать.

— Это нормально, — постарался утешить его Эдвард. — Ты тоже переживаешь, и…

— Нет, Эд! Это не нормально! Ты не знаешь, что творится в моей голове! — Джонатан подскочил и обернулся вокруг себя, окидывая взглядом просторную светлую комнату. — Я не хочу этого! Я не хочу жить на твои подачки! Я не хочу думать, какую материнскую дребедень продать с молотка в следующий раз, да так, чтобы ни она, ни Эмили не заметили. Я обещал, что у Эми будет всё и даже больше, что она не пожалеет. Я сказал отцу, что смогу это сделать, а я… Я не могу! Какой смысл в моих связях, если оказывается, что даже с ними я сам не стою ничего? Наверно, нам с Эми стоит расстаться. Я не хочу срываться на неё. И не хочу, чтобы она жила так… Особенно сейчас.

Джон снова рухнул в кресло, взгляд его устремился в окно. Не глядя, он зажёг новую сигару и тяжело вздохнул.

Эдвард сдавленно молчал. Напряжение в воздухе заставляло сжиматься, скукоживаться под грузом не своей ответственности. Когда всё успело стать настолько сложно?..

— Видимо, — прохрипел Эдвард: в горле пересохло, — приглашать тебя на одно мероприятие будет неуместно…

— Верно, — коротко заметил Джон.

Он вынул изо рта мундштук и выпустил пару дымовых колечек. Они, подхваченные весенним ветром, влетающим через открытое окно, поплыли по комнате.

— А что… за мероприятие… — осторожно поинтересовался Джонатан, будто это был просто вежливый вопрос, но Эдвард всё понял.

— Да так, — отмахнулся он. — Приём здесь, за городом. В общем-то, скука, Джон. Я думал, ты составишь мне компанию, чтобы совсем уж не заскучать, но я понимаю. Оно того не стоит…

— Ты плохо врёшь, — грустно хмыкнул Джон. — Да и я знаю, о чём ты… Приём Лифа, верно?

Эдвард развёл руками и кивнул.

Джонатан задумчиво наморщил лоб, глядя на него в упор. Он оперся локтем на подлокотник и запустил пальцы в волосы. Его лицо уже не выражало разбитой озабоченности, но задумчивость Эдварду тоже не нравилась.

Тикали часы. С улицы доносился монотонный шум сливающихся голосов, цокота копыт и грохотания колёс по брусчатке. А Джонатан молчал.

Казалось, он и не собирался ничего говорить, просто о чём-то напряжённо размышлял, но Эдвард не смел нарушить тишину. У него по спине бегали мурашки, он одновременно сжимался и вытягивался в струнку, боясь услышать что-то страшное.

— Знаешь, Эдвард, — наконец заговорил он, — у меня вообще тоже есть для тебя новость. Только она тебе не понравится.

Желудок скрутило, но Эдвард упрямо выдавил:

— Я слушаю, — и Джонатан со вздохом выпрямился.

— Я предупредил, — сказал он и начал: — В общем, я иногда общаюсь с ребятами из Особого Круга, и до меня дошла новость до того абсурдная, что я даже готов в неё поверить. Слишком уж много людей мне её повторили… Это подозрительно.

Эдвард молчал, сжимая колени ладонями изо всех сил, боялся дышать и говорить и просто пялился на Джонатана, который смотрел в сторону пустым взглядом.

— Тебе нравилась Хелена Арт… — задумчиво проговорил он, растягивая время. Эдвард удивлённо поднял брови, и в горле у него пересохло ещё сильнее. Джон продолжал: — И, может, это звучит абсурдно, Эд, но… Она с Лифом.

— Что…

Эдвард вытаращился на Джона, как на сумасшедшего. Потому что только у сумасшедшего мог язык повернуться такое сказать. Это было немыслимо! Такое не выдумаешь нарочно. Эдвард замотал головой. Нет, нет, информаторы наверняка просто решили пошутить, поиздеваться! Полсвета знало, что он интересовался Арт прошлым летом. Догадаться передать через Джонатана, его лучшего друга, весть, которая точно выбила бы его из колеи, — не большого ума дело.

— Можешь не верить, — пожал плечами Джон. — Это всего лишь то, что передали мне. Я не видел и, если честно, не горю желанием. Но я посчитал, что тебе стоит знать, раз уж ты едешь к нему. Она наверняка там будет.

Эдвард уронил голову на ладони. Лоб пылал, в груди бился жуткий ураган. Это не могло быть правдой. Не должно было быть правдой! Просто гнусная шутка друзей Лифа, просто… Просто абсурд!

Горящие окна особняка смотрели, как глаза чудища, на бой с которым карета неслась без остановки. Эдвард нервно хватал рукой воздух, пытаясь сжать рукоять меча, но тот остался на Пиросе — кто носит меч на балы? — а без него он чувствовал себя безоружным в месте, где могло случиться всё, что угодно. И все его надежды, такие яркие и свежие пару часов назад, рушились, терялись за двумя удушающе сильными чувствами: за непреодолимым желанием во что бы то ни стало попасть на раут, и страхом перед тем, что слова Джонатана окажутся правдой.