Сильвестру предлагали лететь на вертолёте, но грохочущий, низко летящий вертолёт привлёк бы к себе внимание. Замыслу пахана больше соответствовал именно самолёт, глухо гудящий где-то высоко над облаками, и парашюты, бесшумные и почти невидимые в предутренних сумерках. Тем более прыгнуть с парашютом ему, служившему когда-то в десантных войсках, было даже с протезами не труднее, чем выпить стакан воды.
С Сильвестром летел Алексей Ревунов — его телохранитель и «левая рука», тоже бывший десантник. Чутьё подсказывало пахану, что надо спешить. Возможно, сведения о гибели брата неверны. Он ещё жив. Ведь додоновской братве нет смысла убивать его, пока не раскрыта тайна миллионов «Мегалит-банка»…
* * *
Самолёт снова вырулил на деревню. В сумке на груди Сильвестра завозилась Чанга — безволосая кошка редкой тайваньской породы. Пахан считал Чангу своим талисманом и никогда с ней не расставался. Он немного расстегнул «молнию», просунул в сумку палец и почесал Чанге за ухом. Кошка удовлетворённо заурчала.
Выбирая удобный момент, Сильвестр вглядывался в панораму, проплывавшую в отверстии люка. Наконец подался вперёд, отрывисто крикнул: «Пора!» — и спрыгнул. Следом спрыгнул Ревунов. Стальная птица, глухо ревя двигателями, полетела дальше, резко набрала высоту и исчезла в тучах.
Над Сильвестром раскрылся купол парашюта. В двух сотнях метрах висел парашют телохранителя. Внизу, в мглистых сумерках, простирался бесконечный лес с редкими проплешинами полей. Лёгкий ветер благоприятствовал парашютистам, относя их к востоку.
Наконец из тёмной массы оголённых деревьев вынырнула дача. Пахан подобрал стропы, рассчитывая опуститься на крышу между башней и трубой, но то ли ветер задул сильнее, то ли здание оказалось ниже, чем оно виделось с высоты, — крыша пролетела под самыми его ногами. Миновав край карниза, он почти рухнул с крыши. Мысленно он приготовился к жёсткому приземлению, но никакого приземления не состоялось. Падение прервалось так резко, что он даже подскочил вверх, как мяч, попавший в сетчатый мешок: это купол парашюта накрыл трубу, зацепившись намертво. Сильвестр повис на стропах вплотную к стене, примерно в четырёх метрах от земли.
Парашют Ревунова улетел вправо и скрылся за кромкой леса. По прикидкам, он должен был опуститься метрах в трёхстах от дачи. Положение же самого пахана было отчаянным: избавиться самостоятельно от строп и спрыгнуть вниз он не мог, не мог и взобраться по стропам на крышу. Несколько раз он пытался связаться с Ревуновым по рации, но напарник молчал. Сильвестру только и оставалось, что висеть и ждать. Возможно, Ревунов ещё отзовётся, или появится кто-нибудь из обитателей дачи…
Сильвестра занесло на задний фасад. Он висел, прижимаясь спиной к глухой стене. Слева, на расстоянии вытянутой руки, был угол дома; справа — выше и ниже от него — окна второго и первого этажей. До каждого было немногим больше метра. А прямо перед ним открывался вид на запущенный сад и сквозной облетевший лес за садом, уходивший вершинами вдаль. Стояла тишина. Кругом не было ни души. В доме почти все окна были закрыты ставнями, отчего создавалось впечатление, что в нём никто не живёт.
В сумке завозилась Чанга. Сильвестр раздвинул немного «молнию», чтобы кошка могла высунуть голову. Она посмотрела на хозяина своими зелёными глазами, зевнула и облизнулась.
Наконец подала признаки жизни портативная рация: на связь вышел Ревунов.
— Босс, — услышал Сильвестр его взволнованный голос. — Похоже, меня засекли.
— Ты в лесу?
— Да. Купол зацепился за ветви, я повис на сосне. Меня здорово припечатало к стволу.
— У меня такая же хрень. Зацепило за крышу, сейчас вишу на стропах. Ни туда, ни сюда…
— Ко мне тут приближаются какие-то люди. Их пока плохо видно. Прячутся за деревьями, подходят короткими перебежками…
Сильвестр задумался. Это могли быть только люди из банды Додона. Если они ещё здесь, значит, брат жив…
В динамике снова раздался голос Ревунова:
— У меня нога сломана… Боль адская…
— Алекс, у тебя ксива военного лётчика, — заговорил пахан, — предъяви им. Может, туфта прокатит.
— Попробую…
— Надо продержаться. Братва подвалит со дня на день. Скажи им, что самолёт загорелся и тебе пришлось прыгать. Лепи всё что хочешь, только живой останься!
— Босс, они требуют, чтобы я бросил оружие…
— Ну и брось. Жизнь дороже.
Связь прервалась. На Ревунова надежды не было. Для Сильвестра это означало, что ему придётся висеть тут до тех пор, пока его не обнаружат.
Медленно потянулись минуты. Небо светлело, прояснялась даль, громче звучали голоса птиц. Но с этой стороны здания по-прежнему никто не появлялся. Сильвестр уже начал спрашивать себя, а есть ли вообще кто-нибудь на этой даче, как в ближайшем окне второго этажа кто-то приоткрыл раму. Из окна выглянула совсем юная девушка и, опершись локтями на подоконник, устремила взгляд на бледно-серое небо. Парашютиста она не замечала. Её затуманенные глаза, кажется, вообще ничего не замечали.
Причину её счастливой отрешённости понять было нетрудно: в окне рядом с головой девушки появилась голова парня. Он обнял её, она откинула голову, и его губы заскользили по её лицу.
Видимо, оба только что встали. Глаза девушки слипались.
Пахан наблюдал за ними с некоторым недоумением. Дача должна была находиться в руках бойцов Додона. Но раз так, то этот парень — блатной, а девчонка — шалава… Тем не менее, они не были похожи на бандита и проститутку. Нет, здесь что-то не так…
Они скрылись в окне, не заметив парашютиста. Сильвестр подумал, что ему, наверное, надо было окликнуть их: юные обитатели дачи не выглядели опасными.
Но тут его внимание привлекли мужские голоса, зазвучавшие в ближайшем окне на первом этаже. Окно было открыто, но всё же голоса звучали невнятно. Сильвестр различал только отдельные слова. Когда кто-то из говоривших отчётливо произнёс «парашют» и «Сильвестр», пахан встревожился.
До окна он мог дотянуться здоровой рукой, а значит, заглянуть в него, но для этого надо было перевернуться на стропах вниз головой. Он тут же приступил к делу: перекинул ноги через две верёвки, смещая свой центр тяжести, и, когда перевернулся весь, зашарил рукой по стене. Нащупав верхний срез окна, притянулся к нему весь и осторожно, одним глазом, заглянул в окно. Там находились двое: один коренастый, низкорослый, второй худой и долговязый.
Комнату за окном занимал Горян. Только что к нему явился браток по кличке Лифтёр, получивший своё погоняло за ограбления в лифтах. Тот только что прибежал из леса, где вместе с другими бандитами участвовал в нападении на неизвестного парашютиста. Запыхавшийся взволнованный браток доложил Горяну, что парашютист сбросил документы, деньги и пистолет. Из документов следовало, что он майор Захарченко Максим Петрович, военный лётчик. С парашютом спрыгнул потому, что самолёт загорелся в полёте.
— Руки-ноги у него целы? — первым делом осведомился Горян.
— Не совсем. Говорит, что одну ногу сломал.
— Тогда это не Сильвестр.
— Шеф, глянь на это, — браток протянул пистолет марки «ТТ», сброшенный «майором Захарченко».
Горян повертел пистолет в руках. Увидев гравировку «Алексу от Сильвестра», он испустил восторженный рёв.
— Ваш лётчик — это боец Сильвестра! Значит, скоро и сам будет здесь!
Сильвестр раскусил обоих с первого взгляда. Выражения лиц, интонации, жесты — всё выдавало в них представителей криминального мира. Но откуда они узнали о нём? Не иначе, как только от Чака…
— Что этот майор говорит?
— Да ничего конкретного. Хвостом вертит, паскуда, на понт берёт. Вы, говорит, под трибунал все пойдёте…
— Горбатого лепит, — сказал Горян. — Знает он всё, и мы его расколем, как миленького!
— Слышь, Горян, — сказал долговязый, — я вот подумал, что Сильвестр заслал сюда этого фуфела как разведчика, чтоб обстановку выяснить. У него рация японская…
— Японская? Тогда точно разведчик! У ментов японских раций не бывает! Лифтёр, вот что, — Горян схватил собеседника за воротник и притянул к себе. — Щас бери щипцы, кусачки и паяльник, и по-быстрому чеши к лётчику. Пусть пацаны обработают его. Надо, чтоб он связался по рации с Сильвестром и вызвал его сюда, к нам, понял? А если Сильвестр появится… — Горян издал короткий смешок, — то, считай, полдела сделано. Дальше всё пойдёт как по маслу. Малолетки передадут ему конверт, он пойдёт искать бабло, а мы пойдём за ним.
