— Но в большинстве случаев, я сам слышал, и мои люди мне говорили, это доставило народу большее удовольствие, чем все остальное. Многие мужчины имеют слабость к красивым женщинам, поэтому их отношение к тебе самое доброжелательное. Кроме того, смелость, с которой ты вступила в эту игру, стала темой для разговоров, а твой успех вызывает у людей нечто похожее на злорадство.

— Злорадство по отношению ко мне?

— Нет. К тем, выше которых ты поднялась и которые, как всюду считают, из-за этого особенно несчастны.

— Значит, мнение народа обо мне благоприятно?

— Сейчас благоприятно, я повторяю. Но будь начеку.

— Почему?

— Ты простого происхождения. Народ радуется твоему успеху, поскольку считает его и своим тоже. Но и тебя он все еще считает своей.

После некоторой паузы из-за черной занавески послышалось:

— Айос, а что, если Юстиниан решит меня сделать законной супругой?

Нищий бросил быстрый, проницательный взгляд на паланкин, словно пытаясь увидеть сквозь ткань лицо сидящей внутри женщины.

Затем он проговорил:

— Тебя интересует мое мнение? Так вот, если бы случилось такое чудо, я думаю, народ приветствовал бы это. По крайней мере, вначале. Но даже это не смогло бы заставить людей забыть, что тебя воспитала улица и ты не лучше любого из них. В этом заключается самая большая опасность для тебя.

— Почему?

— Потому что стоит лишь раз повернуть народ против тебя, и его ненависть окажется в десятки раз ожесточенней и мстительней, чем могла бы оказаться по отношению к тому, у кого более высокое положение в обществе.

Внутри паланкина наступила тишина. Затем голос сказал:

— Я вижу, Айос, ты хорошо знаешь людей. И теперь я понимаю, какая опасность мне угрожает. Для некоторых я как была шлюхой, так навсегда и останусь ею. По мнению других, я просто самоуверенная авантюристка. И для третьих я попросту объект зависти. Оказывается, врагов у меня достаточно, и они могут, если представится возможность, сделать многое. Даже уничтожить меня.

Нищий молча кивнул. Какое-то время они оба молчали.

Наконец послышался мягкий голос из паланкина:

— Мне очень нужна твоя помощь. Не забывай, Айос, что мы с тобой оба стояли с протянутой рукой. Я надеюсь узнавать от тебя, как настроены люди. Награда не заставит себя ждать…

— Деньги — это замечательно, — перебил Айос. — Я не отказываюсь от них. Однако есть кое-что посильнее денег — это дружба. Я помню о том, как мы с тобой оба стояли с протянутой рукой, маленькая Феодора.

Проходящие мимо люди вряд ли обратили внимание на короткий разговор на площади Афродиты. Затянутый черной тканью паланкин — в дни траура таких носилок было довольно много — на несколько мгновений остановился у статуи Афродиты, нищий получил милостыню, а паланкин двинулся дальше и исчез в направлении Виа Альта.

Хотя Евфимия, ухаживавшая за старым императором, умерла, Василий, дворецкий и главный евнух императорского семейства, продолжал, как ищейка, следить за Юстином. Его удивлению и возмущению не было предела, когда он, прийдя по вызову охраны ко входу во дворец Сигма, застал там любовницу Юстиниана. Она была без сопровождения.

— Чего изволите? — спросил евнух. К этой женщине он, как и все остальные евнухи, испытывал неприязнь.

— Я прошу аудиенции у императора, — ответила Феодора.

— Это невозможно!

— В самом деле? — поинтересовалась она. — И кто же мне отказывает в этом — император или его главный евнух?

Какая наглость! Невероятно дерзкая и нахальная девица, подумал Василий, испытывая чисто женское желание влепить ей пощечину.

Однако он сдержался. Ему вдруг пришло в голову, что теперь-то он лишился мощной поддержки Евфимии, и если позволит себе лишнее, то это дерзкое маленькое создание найдет способ пожаловаться на него старому Юстину.

Да и ее любовник, Юстиниан, ежедневно бывал на совещаниях у своего дяди…

Василий решил, что самым благоразумным будет доложить обо всем императору. Поэтому, сдержав чувства, он оставил девушку в атрии и удалился.

Старый Юстин дремал, сидя в любимом кресле с широкими подлокотниками, его больная нога покоилась на резной скамье с кожаной подушечкой.

Василий откашлялся.

— Ваше императорское величество, достославный и благородный…

Император, вздрогнув, очнулся. Обведя бессмысленным взглядом комнату, он увидел своего старого секретаря Винипия, затем охрану и, наконец, Василия, который с важным и значительным видом стоял у двери.

— Ты меня о чем-то спросил, Василий? — поинтересовался император. — В чем дело?

— Во дворец явились с просьбой об аудиенции, ваше величество, — ответил дворецкий.

— Аудиенции? — Голос императора звучал раздраженно. — Ты же знаешь, Василий, я не даю никаких аудиенций!

Евнух застыл в поклоне.

— Ваш слуга умоляет простить его, ваша милость, за причиненное беспокойство. Я должен был знать…

Он уже хотел выйти, но Юстин, хотя и казался туповатым, иногда отличался исключительной наблюдательностью. Он заметил в глазах евнуха мгновенный насмешливый блеск. Этого было достаточно для того, чтобы задать еще несколько вопросов.

— Постой! — приказал император. — Кто просит?

— Женщина, ваше императорское величество.

— Вот как! Женщина? Как ее зовут?

— Кажется, Феодора, — с неохотой ответил дворецкий.

— Феодора? — Юстин порылся в памяти. — Ты имеешь в виду девушку Юстиниана?

— Думаю, это она и есть, о посланный Богом.

Старый Юстин нахмурился.

— Что ей может быть здесь нужно? — спросил он, задавая этот вопрос скорее самому себе.

— Не имею представления, ваше величество. Пойду скажу ей, чтобы убиралась…

— Постой, Василий! К чему такая дьявольская спешка? Дай же мне немного подумать!

Евнух застыл в ожидании, а император задумался.

Юстин вспомнил девушку. Она была необыкновенно красива, кроме того, теперь ему стало немного любопытно.

— Пусть она войдет, — сказал он.

— Наверное, ваше императорское величество…

— Я сказал, пусть она войдет, — рыкнул Юстин.

Василий, не показывая своего огорчения, вышел из покоев. Спустя некоторое время Феодора приблизилась к императору и с удивительной плавной грацией опустилась на колени.

Юстин взглянул на нее. Она была очаровательна — такая свежая, юная и обаятельная.

— Так это ты просила об аудиенции? — спросил он.

— Да, о великолепный! — Голос ее был едва слышен, словно от испытываемого ею благоговейного страха.

— Ты можешь идти, Василий! — довольно резко сказал император замешкавшемуся в дверях евнуху. Дворецкий исчез.

Виниций занял обычный пост, встав за креслом своего повелителя. Охрана, стоявшая у входа, смотрела прямо перед собой, а слуги, по обыкновению, расположились поодаль и замерли в неподвижности.

— О каком благодеянии хочешь ты просить нас? — спросил Юстин дружелюбно.

— Если то, что я скажу, покажется слишком самонадеянным, я прошу ваше высочайшее величество простить меня за это и быть уверенным, что смиреннейшую из подданных побудили к этому исключительно любовь и забота о своем императоре.

Он молча кивнул своей седой головой, затем разрешил:

— Продолжай.

— Я не прошу никакого благодеяния, ваше высочество, за исключением одного — позволения служить вашему величеству.

— Нам служат многие. Как ты намереваешься служить?

— Посланник Бога знает, что Юстиниан, его верный и преданный племянник, много и напряженно работает, чтобы облегчить ношу императора. А я могла бы попытаться — и довольно простым способом — сделать более легкими часы императора, по возможности скрасить их.

Еще никто в империи не делал такого предложения Юстину, и его заинтересовала эта новинка.

Мужчине почтенного возраста нетрудно быть милостивым по отношению к молодой женщине. Ее молодость сама по себе подобна утреннему свету, смягчающему его равнодушную усталость. Кроме того, подумал Юстин, эта девушка — любовница Юстиниана. Это делало ее почти членом семьи. И он почувствовал готовность пойти ей навстречу.