— Ваши императорские величества! — произнес он сурово. — Толпа пошла на приступ дворца. Уже кое-где занялись пожары.

Юстиниан молча поднялся. Феодора осталась сидеть, но сердце ее бешено заколотилось.

Все взгляды устремились на стоящего в дверях Нарсеса. По его лицу было видно, как потрясен правитель дворца.

Император был в смятении. Лицо его выражало тревогу. У Велизария перекатывались на скулах каменные желваки.

Он заговорил первым:

— Твое величество, я должен поспешить к своим людям, — сказал он.

Юстиниан молча кивнул. Военачальник отсалютовал и решительным шагом удалился.

Вслед за ним двинулись и остальные. Впереди всех спешил император. Ему не терпелось своими глазами увидеть, что происходит.

Выходя из дворца, Феодора видела общее смятение и даже панику. Женщины из ее окружения, в их числе Антонина и Хризомалло, забились в угол и со страхом взирали на ворота.

Она взглянула туда же. Над дворцом Халк клубился черный дым. Двор заполнили мечущиеся взад-вперед люди. Вытаптывая цветники, они передавали из рук в руки сосуды с водой, пытаясь потушить огонь. Царила полная неразбериха. Рыдающие от отчаяния женщины беспомощно заламывали руки.

Из-за стен со свистом полетели камни. Гремя серебряными доспехами, свалился замертво начальник охраны. Шлем съехал с его головы, обнажив ужасную рану на виске.

— Они начали метать камни, — сказал кто-то прямо на ухо Феодоре. Она узнала голос Трибониана. — Я бы не советовал выходить твоему величеству. Этот уголок послужит хоть какой-то защитой.

Она позволила ему проводить себя в более спокойное место, позвав с собой остальных женщин.

— Горит с фасада дворец Халк, — продолжал Трибониан. — Деревянные помещения внешней стражи, выходящие на Августеон. Это за пределами дворца. На стенах пока тихо. Но мне кажется, что положение крайне серьезное. Мятежники проникли в Арсенал, захватили мечи, копья и другое оружие. Эти камни пущены из пращей, взятых там же. На наше счастье, делают они это не слишком умело. В противном случае жертв было бы куда больше.

Он выразительно посмотрел на несчастного начальника стражи.

— Есть надежда остановить огонь? — спросила Феодора.

— Попробуем. Внутренняя стена Халка мраморная, очень прочная. Конечно, опасность есть, ведь могут воспламениться другие здания.

Голос его был совершенно спокоен. Императрица удивилась:

— Неужели тебе не страшно?

— Нет, великая. Для мужчин смерть — привычная штука. Я всегда сознавал это. Мне жаль одного. Может случиться так, что мы не успеем закончить кодекс законов Юстиниана.

— Но ведь это будет настоящая трагедия! — воскликнула Феодора.

— Не думаю. И это не так уж страшно. Закончит кто-нибудь другой. Конечно, если не произойдет то, чего я действительно опасаюсь.

— Чего же ты боишься, Трибониан?

— Если этот мятеж не погасить, он погубит империю. Эта толпа ни перед чем не остановится. Остается одна надежда…

— Юстиниан?

— Нет, великая.

Он взглянул на стройную красивую женщину и вспомнил ту ночь, когда впервые увидел ее. Это было у Хионы, на пиру, где они сидели рядом на одном ложе. Он и тогда восхищался Феодорой. Она была доступной, но умной и дерзкой. И там же он упустил возможность ею обладать.

Много раз Трибониан упрекал себя за нерешительность. Но гораздо чаще благодарил всех святых за то, что удержали его от этого соблазна. Хрупкая фигурка, которую он поддерживал сейчас, — не просто женщина. В этом нежном образце воплотилась целая эпоха.

— Кто же тогда? — настаивала императрица.

— Ты, о великолепная!

Это было совершенно неожиданно.

Вдруг пламя перед дворцом Халк взметнулось вверх, выбрасывая огромные клубы дыма и снопы искр. Это рухнула кровля внешнего портика.

Из-за стен донеслись восторженные вопли.

— Ника! — вопил сброд. — Ника!

Именно этот крик избрали мятежники своим кличем. Этим воплем жаждущие крови трибуны Ипподрома подстегивали животных, несущихся по арене. Он всегда приводил Феодору в ужас. Еще страшнее он звучал сейчас, когда имел прямое отношение к ним: императору, императрице, власти и организации империи.

Сквозь сплошной рев прорывались отдельные насмешливые реплики:

— Юстиниан, жалкий узурпатор!

— Покажись нам, Юстиниан!

— Выдай нам голову Каппадокийца!

— Трибониан, где ты, трус?!

Феодора взглянула на Трибониана. Смуглое лицо его посерьезнело:

— Меня обвиняют в несправедливости. Должно быть, они правы, — промолвил он. — Я был так занят пересмотром законов, что забросил другие дела.

— Они требуют префекта претория, — заметила Феодора. — Кстати, где он?

— Иоанн? Не знаю. Я только сейчас сообразил, что сегодня еще его не видел.

Из-за стен донесся новый взрыв криков:

— Шлюха! Где она?! Выдайте нам шлюху!

Феодора ощутила, как задрожала стоящая рядом Хризомалло.

— Успокойся, детка, — повернулась к ней молодая императрица, — они имеют в виду меня.

Хризомалло недоверчиво подняла на нее глаза и, запинаясь, спросила:

— Они смеют оскорблять твое величество?

Для нее Феодора всегда была существом высшим, неподсудным, едва ли не божеством. То, что в ее адрес сыплются подобные оскорбления, казалось ей невероятным.

— Неужели ты не слышишь? — Феодора обняла дрожащую подругу.

Из-за угла показался вооруженный до зубов отряд. Комитаты приближались быстрым маршем со стороны террасы. Во главе шел Велизарий. Борода его воинственно топорщилась. Впервые в жизни Антонина умоляюще смотрела на мужа, отбросив свое неизменное кокетство.

Еще немного, и Велизарию будет позволено раздавить эту толпу. Он покажет им, как бунтовать!

Крики усиливались. От искр загорелась крыша церкви Святого Стефана, и теперь вся она была охвачена огнем.

Тем временем Велизарий остановил своих людей, и Феодора увидела, как он направился к Юстиниану. Тот стоял в укрытии за колоннами вместе с Гестатом.

Шум голосов и гул огня мешали Феодоре слышать, о чем они говорят. Но император отрицательно покачал головой на слова Велизария, а когда тот попытался убедить его в чем-то, просто пришел в бешенство.

Сцепив зубы, Велизарий вернулся к своим людям.

Получив команду, часть солдат тут же бросилась на помощь тем, кто пытался бороться с огнем.

Итак, Юстиниан не позволил Велизарию пустить в ход луки. Но почему? Феодоре это было непонятно. Почему император до сих пор колеблется? Чего этим можно добиться? Толпа подняла мятеж. Надо действовать, или будет поздно. Единственно правильное решение — принять бой.

Камнемет-онагр был слишком громоздок. Он тяжело продвигался вперед, хотя его и тащили, подкладывая под полозья катки, множество людей. Еще более четверти мили оставалось до стен дворца.

Герои, сын сенатора Полемона, стоявший во главе этих людей, остро ощущал собственную значимость. У него была теперь реальная власть, которой его наделили.

Онагр получил свое название от дикого осла, известного своей брыкливостью и скверным нравом, и являлся самым крупным стенобитным орудием в империи. Машина казалась приземистой и неуклюжей. Длинный рычаг с деревянной пращой сейчас был поднят для удержания равновесия. Но стоит наметить цель — рычаг отведут вниз с помощью ворота, а затем уложат в ковш неподъемную каменную глыбину. Теперь достаточно отпустить спусковой механизм, и рычаг мгновенно выпрямится, а камень полетит вперед на огромное расстояние, круша самые мощные стены.

Более мелкие метательные орудия — баллисты и катапульты — тоже подвели к стенам дворца, но Герону не терпелось увидеть в действии именно эту машину. Ах, как она была неповоротлива и как медленно двигалась!

— Ну же! — кричал Герои своему отряду. — Давай, давай, шевелись!

Не меньше сотни людей возились с гигантским орудием. Мимо них, направляясь к дворцу, бежали вооруженные люди.

Герои почти не спал в эту ночь, но чувствовал себя превосходно. Грабежи в городе были самым волнующим событием, свидетелем которого он стал. Это не сравнить с проделками былых времен, когда он был среди ювентов Алкиноя.