Пришедших сегодня уже представили по имени отчеству, но, честно, я едва половину из них запомнила.

Высокомерную пожилую даму, которую мне представили как Наталью Владимировну, отметила сразу, как и двоих ее аспирантов, симпатичную светловолосую Ирину и представительного очкарика Максима. Отчества последних в памяти уже не отложились, но по ним к молодежи никто и не обращался.

А вот имена двух оставшихся пожилых мужчин у меня на тот момент вообще мимо ушей прошли.

Насколько я поняла, все пятеро принадлежали к научной академической среде, вот только направление своей деятельности они озвучивать не стали.

Сегодня все мои интервьюеры пришли уже не с пустыми руками, а с ноутбуками и какими-то своими записными принадлежностями. Глаза об меня ломали уже не так интенсивно, как вчера, но вновь прибывшие все же косились, явно ведомые любопытством.

И вот после всех дифирамбов меня попросили заново рассказать всё с самого начала еще раз для вновь пришедших.

Я лишь тяжело вздохнула. Голос утром у меня появился, но я подозревала, что это не надолго. Хотя леденцы для горла оказались полезными.

Правда, в этот раз исполнить просьбу оказалось сложнее не только из моего горла. Наш новый формат общения отличался.

Вчера мне тоже уточняющие вопросы задавали, но лишний раз старались не перебивать. А вот сегодня почти каждое предложение по косточкам разбирали. А еще новички частенько вопросы задавали, почти дословно цитируя мой вчерашний рассказ, словно наизусть его выучили.

То, что мое выступление вчера явно записали, меня не удивило. А вот то, что его явно всю ночь штудировали и разбирали, осознала только сейчас.

Это меня спать отправили, а тут, судя по мятым лицам присутствующих, ночью никто не спал. А сейчас вот отыгрывались на мне.

Так что процесс шел очень медленно. Вчера я вещала свободно, а сегодня приходилось рассказывать одно и то же по десять раз, что было куда утомительнее. Особенно когда кто-то из них решал, что какое-то мое утверждение противоречит другому.

Приходилось объяснять, почему оно вообще-то логично одно из другого проистекает. Реально какую-то пытку все это напоминало!

Особенно долго мы обсуждали спецов.

— Но Юрген-то ничем особенно не выделялся! Да он же хлюпик совсем! Ну, какой из него супермен? — никак не мог смириться тот скептичный мужчина по имени Евгений.

— Его специализация не связана с чрезмерной физической нагрузкой. Он всего лишь рекрутер! Поведенщик, ну то есть психолог, или как правильно, психотерапевт, который умело просчитывал людей и их склонности, чтобы задать нужный вектор поведения и развития, ну, а в моем случае просто подвести человека к нужному решению или реакции.

— Урод — он! — выругался Крылов. — Жаль так и не удалось его прижать!

— И все же он ничем от обычного человека не отличался, — усомнился Алексей, поддержав коллегу.

— Внешне да, но физиологические улучшения у них есть у всех. Начиная с повышенной устойчивости к радиации, более совершенной иммунной системы, заканчивая узкоспециальными параметрами. Ну, а если вам супермены прямо нужны, там есть и такие, например, спецы-солдаты. Но даже они внешне неотличимы от обычных людей. Ну, может, чуть крупнее и массивнее.

Я тяжело вздохнула, вспомнив суперов, но вообще-то спецы-солдаты от них не сильно отличались. Только размножаться без помощи обычных людей уже совсем не в состоянии, как и остальные спецы. И даже в паре с базовым генотипом дети их улучшения не наследуют.

— Пока не учудят, что-то необычное, и не догадаешься, что что-то не так.

— Например, что?

— Ну, с крыши на крышу на сотню метров сиганут, или что-нибудь металлическое сомнут как листок бумаги, — пожала я плечами.

Как ни смешно, но вот такое народ гораздо благосклоннее принял, чем спеца-рекрутера. Вот реальный супермен им показался чем-то само собой разумеющимся!

— Есть и другие разновидности с подобными возможностями, например, спецы-старатели, строители, ну, и прочие подобные рабочие, где нужна именно физическая сила и выносливость.

На этот раз на лицах собеседников проявилась явная заинтересованность, потому меня не перебивали. Но я поспешила их энтузиазм поумерить.

— И все же таких не так уж и много производят, только для каких-то уникальных случаев, где только техническими средствами справиться нельзя.

— Почему? — явно расстроился Алексей.

— Если с ними случаются сложности, их потом непросто утихомирить, как и суперов. Поэтому большая часть спецов даже для нужд службы безопасности, производств или добычи полезных ресурсов все равно имеет физические характеристики, не сильно отличные от стандартных человеческих.

Вот теперь на меня снова посмотрели кисло.

— И что же, неужели при таких возможностях не было тех, кто крылья, рыбий хвост или жабры не пытался человеку вырастить? — хмуро заметил Кирилл Андреевич, один из пожилых мужчин-академиков, как я их про себя обозвала.

— Эксперименты с формой, как я читала, имели место в прошлом, еще до появления спецов. Но, как считается, ничем хорошим, не закончились. А когда начались проблемы с потомством, еще и аукнулись. Люди даже в те времена не очень-то терпимо к таким вещам относилось. А как деграданты появились, так вообще. Сейчас это законодательно запрещено! — хмуро ответила я.

— И никто не пытается этот запрет нарушить?

— Современным спецам не нужно это. Они уже считают себя венцом творения, а нас глиной, из которой можно лепить, все, что им необходимо, — я помедлила, пытаясь сформулировать мысль, — но у меня сложилось впечатление, что они цепляются за свою человечность весьма основательно. Среди них нет внешне некрасивых. А еще они не любят отказывать себе в обычных плотских удовольствиях. Хотя их одержимости любимым делом я всегда завидовала. Мне для достижения цели часто приходится себя заставлять, а они вот просто живут этим!

— Если так, то, как вам удалось затеряться среди них? Вы ведь сами говорили, что справлялись наравне, и никто ничего не заподозрил, — задумчиво спросил тот же академик, — Выходит, не такие уж они и особенные?

— Удалось, но не факт, что я бы выдержала их бешеный ритм в течение многих десятилетий. В отпуск по старости они выходят в крайне позднем возрасте, и даже там сохраняют частичную занятость. А меня уже сейчас признаки выгорания посещали.

— Насколько позднем? — хмуро спросили меня.

Вот на этот вопрос, глядя на уже явно постаревших «академиков», мне отвечать, почему-то не захотелось. После всех этих каверзных упреков и недоверия, с по-настоящему провокационными вещами решила сильно гусей не дразнить. Мне же потом снова за них мозг вынесут!

— Достаточно позднем, у нас до такого даже доживать еще не научились! — неопределенно ответила я, глядя на их скептичные лица. А потом решила увести мысль от неудобных пояснений, — это у нас тут фантасты любят воображать, что те, кто живут веками, прохлаждаются и наслаждаются преимуществами своих достижений и опыта среди юных и неискушенных. Для них же вечность означает вкалывать и не жужжать все это время!

Вот такая постановка вопроса их реально озадачила, но, по крайней мере, про сам возраст дожития меня спрашивать больше не стали.

— Но ты же сама сказала, что карьерный рост у них там очень даже возможен, — уточнил Кирилл Андреевич.

— Возможен, но получается далеко не у всех! Очень малый процент людей выходит даже на средний уровень. Там даже ходят слухи, что реально на это способны только те, кого еще в процессе конструирования специально на лидерство запрограммировали. Но это их не сильно парит. Они ведь все равно счастливы, заниматься своим делом! Готовы жизнь ради него положить, причем в буквальном смысле! Даже если зона их ответственности всего лишь мытье полов.

Я поморщилась от неудачного примера, вспомнив, что уборкой там все же техника занималась, но это не значит, что тупой непрестижной работы там не имелось. Ее хоть и пытались максимально делегировать сложным механизмам, но контролировать результат все равно обычно поручали людям, реже ИИ.