Это мнение молодых. Они не верят в смерть, только в жизнь, а еще хуже — инвалидность. Для любого это страшно, для молодости это порой просто смертельно.

— А у кого-то есть гитара?

— Умеешь петь, красавица?

— А сейчас и посмотрим!

[1] Ляпис Трубецкой «Я верю в Иисуса Христа»

Гитара нашлась практически сразу, кто-то из солдат перебирал струны недалеко от нашего фонтанчика, буквально через дорожку. Бойцы оказались не жадными, поделились, под шуточки, доковыляли к нам в компанию, посидеть, послушать. Замотанные в бинты в пижамах и спортивках озорно скалились, предвкушая маленькое представление.

Классическая гитара теплого желтого цвета, во многих местах наблюдался ремонт. В углу притаился автограф, его постарались покрыть лаком, но не слишком удачно. Этакая боевая подруга мирных минут.

— Красавица!

— А то! Она со мной всегда, на передовой была. Она еще моего деда помнит, вместе с ним Берлин видела.

— Ей место в музее.

— Э-э, нет. Гитара без музыки умирает, так дед говорит. Это его автограф, такой же как он оставил на Рейхстаге. Она меня уберегла.

Хозяин ласково провел рукой по грифу здоровой рукой. Действительно было входное разорванное отверстие с обеих сторон. Уже аккуратно заделанное, краска выдавала недавний ремонт.

— Как же ты ее сохранил?

— Это она меня. Видишь неровность?

— Да.

— Осколок, отклонился и задел руку. А метил в сердце. Ребята вытащили нас обоих. А потом волонтеры переправили ее ко мне.

Он говорил настолько легко. О ранении, о смерти, о гитаре… Как о привычном. Без надрыва и страдания. Это его работа.

— «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались», — легонько перебрав струны пропела я, — Знаете, я пришла сегодня сюда по двум причинам. Нет, не так… Мужики, я, очень хочу, чтобы вы знали, мы ценим вас, за ваш труд. Все что «где-то там» квакают, это их эротическая фантазия.

— Х…..ня!

— Она самая. Я очень прошу, не берите в голову слова ничтожеств, что скоро опять начнут….

— Лизать опу!

— У России попа большая, слюней не хватит. И как бы это пафосно не звучало…. Мужики, спасибо вам. За ваш труд, за вашу честь.

Кто-то хмуро закурил, кто-то отвернулся. Суровые, не привыкшие к словам благодарности. Ну да, это же долг Мужчины. Защищать, оберегать. Закрыть собой опасность.

— Вы те, кто дает нам, мирным, безопасность. И все вы делаете правильно.

— Спой уж что-то. Не нужны нам эти дифирамбы.

Я упрямо мотнула головой. Надо.

— Не каждому пришлось стрелять и убить врага — но вам довелось. Не каждый погибнет или будет ранен, но такие будут. Не каждому придется увидеть, как друг испускает последний вздох, не каждый будет по локоть в крови тащить одного за одним до медицинского транспорта. Но такие будут. И все это вы.

Страшно такое даже подумать, но те, кто выживают телесно, не могут не начать по крупицам умирать духовно. Что они видят? Там летают снаряды и смерть за каждым клочком земли. Тут мирная жизнь, без забот. Без смертельных забот. И вот улыбки уже не широкие и не искрение, растерянные. Как так? Мы там, вы тут? Они забывают, как это — жить мирно.

Будут и другие, те что сидели по штабам, а потом орут на каждом углу, что я за вас. Из таких и родятся либералы. Из штабных. А все мы помним, что Россия либералам нравилась только в тысяча девятьсот семнадцатом и в девяносто первом. Не стоит этого забывать.

Вот эти раненные, такими не станут, если Родина о них не забудет, не предаст. Трудно это, «не забыть». Когда-нибудь потом они вернется и оживут, как наши прадеды. И мы будем поднимать тост за мир во всем мире, который они хранят.

Меня тронули за рукав, взглядом прося спеть. Что-то я слишком много думаю не о том. Сейчас все для них.

— Вы уж простите буду петь из интернета, петь песни предателей — язык не поворачивается.

Один из молодых бойцов грустно кивнул:

— Это лучше. Мне когда-то нравилась Земфира. А сейчас слышу ее голос, и кажется, что она опять говорит гадости.

— Песни ни причем. Пусть катятся в свой новый мир, а у нас будут новые песни, новая музыка. Даже если текст будет прежний, его будут петь по-другому. Может даже лучше. Я хочу напомнить вам, мои дорогие, что мои и ваши предки смотрят на нас. Они верят вам.

Я легко перебрала струны. Как бы они не стенали, им нужна поддержка. Она нужна абсолютно всем, но тем, кто заглянул за Грань, особенно. Своим звонким эхом гитара обратила на себя внимание, непроизвольно заставив людей затаить дыхание. Я управляла своей силой из рук вон плохо, обычно она крутила мной, как хотела, но с первыми словами откликнулась:

А знаешь, дед, у нас опять война

Беда пришла откуда и не ждали.

И снова поднялась моя страна

За русский мир бои, не за медали,

Холодный ветер Нави. В столь жаркий день, он освежал, пробегая мурашками вдоль спин слушателей. Я видела, как к нам присоединились те, о ком я пою. Деды и прадеды этих солдат. В старых шинелях, с пилотками на затылки. Молодые, лихие, сколько же в них энергии? Люди из Стали. Они медленно проявлялись в жарком медицинском воздухе. Распахивая руки в неслышной пантомиме радости. Они любили и любят людей. Они верят в своих потомков.

Я знаю, никто кроме меня не увидит их. Но они старались поддержать своих внуков, души касались их и живые невольно вздрагивали, расправляя плечи, получая крылья.

Спасибо деду, за Победу,

Спасибо Нашим сыновьям

Спасибо русскому солдату

Кто за Россию грудью своей встал.

Прости, родной, я не смогла найти.

Ты вечно в списках без вести пропавших,

Но ты сумел достойно путь пройти.

С другими жизнь за Родину отдавших,

Ох, если бы кто-то видел тех солдат. Горящие взоры, широкие улыбки. Они победили смерть, их дух жив в потомках!

Один молодой еще солдат-призрак подошел к коляске Михаила, покачал головой. Пожевал призрачную сигарету и уставился на меня, сидящую на лавочке. Я перебирала струны, голосом доводя мелодию до каждого. Сделай что-нибудь. Я разрешаю. Не должны молодые разочаровываться в жизни.

Призрак кивнул. Потом присел на корточки, пытаясь поймать своими еще живыми глазами, его, помертвевшие. Мертвый и живой, кто же есть, кто?

Спасибо деду, за Победу,

Спасибо Нашим сыновьям

Спасибо русскому солдату

Кто за Россию грудью своей встал.

Ты там своим на небе расскажи,

Полезли недобитые фашисты.

И снова в Белгороде рубежи,

И снова гибнут русские танкисты,

Бойцы, что мертвые, что живые, горько кривили губы. Мертвые гордо расправляли грудь. Раненым бойцам мерещился блеск медалей, чудилось рядом родное плечо, поддержка, вера в их силы.

Все слушали. Ушедшие солдаты, дымя и щурясь, осторожно клали руки на плечи своих потомков. Почему-то правое дело всегда страдает сомнением, а подлость — гордится собой.

Спасибо деду, за Победу,

Спасибо Нашим сыновьям

Спасибо русскому солдату

Кто за Россию грудью своей встал.

Ты даже не поверишь, знаешь, дед

Кто в спину нам ударил? Самый близкий.

Из Украины тот кровавый след.

Мемориалы сносят, обелиски,

Я видела поникших солдат в советской обтрепанной форме, растерянные, они находили своих друзей, молча вопрошая: Как так-то? Мы же вместе? Делили хлеб, кровь, смерть… Кто тот враг, что развел нас по разные стороны? Кого убить за это? Кто виноват? Они все — русские! Все до одного. Те, кто выжил в Сталинграде, Курске, Бресте, Ленинграде…. Они Русские, кто водружал флаг над Рейхстагом. Кто откуда? Не все ли равно? Советский союз….

Они любят свою Родину безответно, бескорыстно, безоглядно и даже абсурдно — в жизни и смерти, в болезни и здравии. Они ненавидят любые формы предательства и любые виды предателей, кем бы они ни были — вечность. Никто не в силах изменить в этом плане отношение и убеждения наших. А они не предатели.