— Демократия — принцип большинства голосов. Но уже в древней Греции на одном из храмов было высечено — «худших всегда большинство». У Платона, демократия стоит на последнем месте перед тиранией. Как может голос образованного ученого и ответственного семьянина быть равен голосу безграмотного бомжа и наркомана?

— Какая крамола…

— И опять говоришь, не зная истины. И ты и я крамольники. К — Ра — Мола, на нашем на славянском языке означает «к Ра», т е к чистому сиянию солнца обращающий свою молвь.

— А как было тогда? На Руси?

Не удержалась, его слова перекликались с каким-то внутреннем пониманием, он прав, не потому что бог, а потому, что так и есть.

— Не принцип большинства голосов уж точно! Единогласие. Право голоса в этом случае имеет только родитель, тот, кто доказал своим образом жизни, что способен упорядочивать пространство вокруг себя. И если у человека крепкая семья и большое и здоровое потомство, это говорит о том, что у него есть квалификация упорядочивать и защищать Жизнь. Есть квалификация передавать опыт, культуру, жизнеутверждающие смыслы. Он обладает зрелой ответственностью за будущее своих детей. Если же человек не имеет этой квалификации, то самоубийство пользоваться его мнением. Простая и более чем практичная логика. Разве нет? Ведь основа любой культуры — способность сохранять и передавать из поколения в поколение базовый образ этой культуры.

— Верно. Легко манипулировать тем, кто не знает.

— Учись, маленькая птичка. Ты должна это понять. Навь не спокойна, она не любит войну. И твоя очередь ее останавливать.

— А как? Да я половины не знаю! Как остановить то?

— Учись! Исстари русский добивался всего сам. С подсказками богов, ведьм и прочая. Но Сам. Ты уже многое приняла, не поняла, конечно, но это со временем. Помогу, чем смогу. Но богам запрещено своими силами вмешиваться в ход Яви. Можно просить Кощея, направлять, показывать, учить, но не влиять.

— Попробую.

— Делай. А теперь, выслушай просьбу помощника моего.

— Кто просить будет?

— Я Ниян, Гамаюн, рад видеть тебя в чертогах Нави.

Мне показалось я развернулась в прыжке. За нами стоял просто исполин. Железный великан, его голову венчала свинцовая корона, в руках сверкали огнем скипетр и меч. Видя мое смятение, Чернобог разъяснил:

— Он бог наказаний для всех злодеев, убийц, преступников против людей. Владетель Пекла. Сатаной не зови, обидится!

Ниян сверкнул глазами на своего патрона. Тот лишь улыбнулся.

— Меня еще называли повелителем мучений. Мы никогда не могли примириться с тем, что те, кто жили беззаконно, не по совести, обманывая друг друга, грабя своих ближних, могли остаться безнаказанными. Я тот, кто мстит после смерти. Помнишь, как говорят? Что отомстится, отольется злодеям не на этом свете, так на том.

— Забавно, не представляла, что встречусь с…

— Меня забыли, я не самый желанный бог, нашего пантеона. Я не в претензии. Каждый раз, когда люди произносят, что-то типа «покоя тебе на том свете не будет» они вспоминают меня.

— Запомню, будет моей любимой фразой… Так что ты хочешь от меня?

— Мой суд здесь, Гамаюн. Твой суд в Яви.

— Есть такое.

— Я прошу защиты достойных….

Что-то более древнее, чем я сама говорило во мне, не злое и не доброе, мудрое, наверное.

— Говори, бог.

— Судья, в Яви у меня были дети. От них остались слабые потомки. Человек. Последний из них был в плену. Война, это горечь и ненависть. Но даже в этом для воина есть честь.

Есть среди этой тьмы и крови, надежда и честь. Есть и те, кто мысль превратил в ад. Она не ушла с Большой войны. Затаилась, по подвалам и закоулкам. Этой мыслью отравили Сварожье солнце. Суд над ними после смерти будет моим. Над истинно осквернившие, верующие, те, у кого на руке татуировки со свастикой, кто извратил смысл, дарованный богами. А теперь они вновь на наших землях. Маршируют, убивают, стреляют. Я готов встретить их и отправить в Пекло.

— Твое право. Твое Слово?

— Мой потомок пришел в мои чертоги. Там у него осталось двое друзей. Они страдают. Я прошу утешения для живых и надежду. Я прошу защиты для них, Судья.

— Цена?

— Милость.

«Милость» что это? Из глубины души, пришло знание. Я могу помиловать любого его пленника. Дать возможность переродиться.

Кого захочу. И платить мне за это не понадобиться. А зачем мне это? Я и так помогу.

«Нет, у всего есть цена, это не твое решение. Не оскорбляй»

— Я дам им утешение и надежду. Я дам сил бороться.

— Да. Аз Воздам!

Ниян склонил голову. Он был доволен.

— Гамаюн? — на меня смотрели глаза уже мертвого летчика, — Это мои друзья, моя маленькая семья, разреши попрощаться?

Я только кивнула.

— Спасибо, Гамаюн!

— Чего же ты хочешь? Чернобог?

— Справедливости, птица. Русь противоядие зла. Так пожелал Род. Так велит Правда.

— Во Славу Роду!

Меня отпустило, не на долго. Внутренний метроном отсчитывал минуты, до ночи. Взгляд упал на бесчувственного колдуна:

— Что с Кощеем?

— Спит пока, дорогу я открою в твой дом, хоть тащить не далеко, только через порог. Уж прости колдун тебя прикрыл со всех сторон, старался! Через порог сама перетащишь!

У двери меня поджидали оборотни. Яги и след простыл. Нужно будет набрать ей. Через порог перетащила, потом с кряхтением положила на диван. Тяжелый, зараза. Позвонила Яге, та уверилась, что колдун спит, заверила, что это нормально и минимум сутки будет дрыхнуть. Максимум она не знала.

Отправила оборотней по домам, велев отдохнуть и до утра не появляться. При этом клятвенно заверив, что наберу, коль понадобятся.

Потом переоделась. Натянула памятный костюм, черную водолазку и нацепила все накопители. Спасибо тебе Кощей, не знаю сколь нужны будут, но не лишние. Закрыла часть лица балаклавой.

К полуночи шагнула в открытый Нияном проход. Это было камера, или клеть? Я со своим малым ростом упиралась в потолок. На полу лежали двое, оба в крови, без единого живого места на теле.

— Здравствуй, воин.

Я присела рядом с почти человеком, с тем, что от него осталось, только его глаза горели как в лихорадке, в полумраке камеры

— И тебе не хворать.

— Не засиделись вы здесь?

— Засиделись, красавица, ох как засиделись!

Он смотрел на меня и не верил, пусть так, главное их вернуть.

— Так может обратно? На Родину?

Интерлюдия.

Летчиком Андрей Калинин стал только благодаря своему упорству. К небу-то его тянуло с малолетства. Мама рассказывала, что жили они рядом с аэродромом. И четырехлетний Андрей любил смотреть, как каждый день над ним взлетали самолеты и в воздухе раскрывались белые купола парашютов. Тогда-то он и заявил, что обязательно станет летчиком и будет дарить маме такие же белые цветы. Мама говорила, что смеялась над будущими «цветочными» подарочками. Но небо его покорило.

После 9 класса поступил в Тамбове в школу — интернат с первоначальной летной подготовкой. Там — все, как в армии: рота, взвод, казарменное положение, наряды… А по выпуску — пошел в летное училище. Только поступил аж с пятого раза. Не давалась одна дисциплина.

За это время даже срочную отслужил — танкистом. Но от мечты о небе не отказался: «Если уж за что-то берусь, то довожу до конца». Первый полет… Восторг и восхищение. Это не передать, потому что человеку в принципе не свойственно летать. И это — на всю жизнь. Для меня стал ориентиром Маресьев. Это же всем известная история человека, который полз, потому что ноги были перебиты, к своим. И у него тоже мечта была — летать. И он добился этого — летал без ног.

В летном нас было четверо, «великолепная четверка» правда без вратаря. Последний не задерживался у нас. Так и ходили везде, двумя звеньями. Серёга, Макс, Андрей, Саня. Саня был сбит и погиб экипажем в середине марта. Его мне не хватает.

Как начинался тот день? С подъема, как обычно. Часов в 6 утра я встал, умылся, позавтракал. И пошел получать задачу. Тоже ничего сверхъестественного — вылет на уничтожение вражеской техники. Это уже рутина: взлетели, отработали, вернулись, подготовились, взлетели, отработали, вернулись. За день могли налетать достаточно.