— Заходи Гамаюн, гостьей будешь.

Я не из робкого десятка, но заходить не хотелось, такой холод веял от распахнутой двери. Но затолкав безумно тяжелого Бессмертного в комнату еле разогнулась. Яга уже что-то искала.

— Не стой в дверях, дует!

Кому там дует, так это мне! Единственная комната, в которой я оказалась, была хоть и темной, но уютной. По стенам развешаны травы, их горьковатый запах пропитал все вокруг. Огромная печь, занимающая все стены, лавки, стол, все старое, потертое, даже отполированное, вязанные коврики на печи и полу.

Паук в углу на несколько каноничной паутине, черный кот спрыгнул с лавки при моем появлении. Желтоглазое чудо пару минут нюхал мои кроссовки, потом фыркнул.

— Чую, р — р–русским духом пахнет!

— Брысь, без тебя знаю, не приставай! Не видишь Кощею плохо!

Кот с еще большим интересом посмотрел на меня и с той же мурлыкающей интонацией закончил:

— Жер — р–ртва?

— Я из тебя сейчас жертву оформлю. Брысь я сказала! — и уже мне, — Ты не бойся, он в принципе безобидный.

— Догадалась.

Но больше надеюсь. Все то время пока происходил этот диалог, Яга рылась за печью, пока что-то не упало, выругалось и не извлеклось. Огромная, явно печная лопата, на которую ведьма, кряхтя, загрузила колдуна и открыла печь.

— Садись, это самый быстрый способ добраться до моста. Иначе тебе придется его неизвестно сколько на хребтине тащить. На него прям садись, в тебе весу меньше его доспехов. Не боись, не сломаешь.

На Кощея я взгромоздилась очень аккуратно, при этом представив себя со стороны стала улыбаться во все тридцать два.

— Бабушка, а бабушка, не ешь меня…

Яга остановилась на середине движения, подозрительно осмотрела меня, Кощея, потом еще раз на меня и тоже захихикала.

— Все, посмеялись и будет. Твоя задача просто перейти с этим через Мост. Но учти, помочь его тащить нельзя никому.

— А кто может предложить?

— Да хоть Горыныч, вряд ли, конечно, но предупредить должна. Жду.

Полет на лопате и Кощее, напомнил американскую горку, единожды посещённую, с последующем зароком — чтоб я, да никогда. Правильно говорят — не зарекайся.

Навье царство никак не поменялось, мы вылетели аккурат к первому камню Калинова моста. Я — верхом на Кощее, у которого слизь на горле сменила ядовито — зеленый цвет, на синий, вместо привычных штанов — опять платье из перьев. Да и сам колдун стал самим собой, с костяными наростами вместо бороды, кожа стала светло — серой, немного землистой. Проступили кости, при близком рассмотрении, оказалось, что они больше броня, чем просто тело человека. Жилы и связки, в разы больше, чем у любого видимого мной человека, череп проступил под кожей лица создавая этакий три «д» эффект, а само лицо стало острее. Волосы хоть и оказались белыми, но не змеи, просто шевелились, скорее всего были легкие и даже незначительное колебание заставляло их двигаться.

Я не первый раз на этой стороне, подозреваю не последний. А у Калинова моста первый раз. Красивейший из виденных мной, он был сплетен из толстенных веток, столбы, как деревья и между ними каменная тропа в ложе из листьев и веток. Смотрится крепко, хотя основной контингент — это все-таки души, а вес у них, если вспомнить научную теорию всего двадцать четыре грамма.

— Здравствуй, птичка.

Огромная морда, одна из трех, Горыныча опустилась почти на землю.

— Здравствуй, Змей.

— Что ты здесь забыла?

— Кощея прокляли, вот, — развела я руками, — спасаю.

— Достойно, достойно. А какую же ты мне плату приготовила за проход?

Его узкий черный зрачок сфокусировался на мне. Я могла поклясться, что он смеялся!

— А что ты желаешь, Горыныч? Со мной только песня. Но тебе решать, будет ли она грустная, аль веселая?

— Твоя воля! — мы стояли на берегу реки Смородины, у Калинова моста. Но ни шелеста травы, ни звука волн, все слишком тихо. Я не хочу так, Навь — это отражение Яви, неужели здесь не может быть ярких красок? Хотя бы для Змея?

Улетай на крыльях ветра

Ты в край родной, родная песня наша

Туда, где мы тебя свободно пели

Где было так привольно нам с тобою

Я представила этого огромного змея в небесах, как он раскрывает огромные кожаные крылья, ударяя ими по воздуху и взмывает. Огромный, больше, чем я могла себе представить, крылатый, ему бы в небо… Я для полноты картины представила себе его рядом с самолетами… Как поднимают всю авиацию и улыбнулась. Не стоит так издеваться над военными, они не понимают шуток. Хохотать и петь не получится.

Там, под знойным небом

Негой воздух полон

Там под кровом моря

Дремлют горы в облаках

Там так ярко солнце светит

Родные горы светом заливая

Как фантом под серым небом поднималась заря, синее солнышко ласково прикасалось к земле. Красивое зарево, оказалось, что трава здесь серо— зеленая, что за туманом есть горы, али так просто видится. Здесь все цвета были, но с серыми оттенками. Или просто похожие на акварельный рисунок с черными разводами.

В долинах пышно розы расцветают

И соловьи поют в лесах зелёных

Там, под знойным небом

Негой воздух полон

Навь по-своему красива и самодостаточна, а когда глаза видят прекрасное, боятся уже не получается. Горыныч уже куплет как резвился в небе, совершая умопомрачительные пируэты в воздухе.

Там под кровом моря

Дремлют горы в облаках

Улетай! Улетай!

Улетай на крыльях ветра

Ты в край родной, родная песня наша

Туда, где мы тебя свободно пели

Где было так привольно нам с тобою

Как маленький ребенок, размером с парочку небоскребов. Вместо синего солнца появились яркие звезды, теперь они освещали долину, мост, горы где-то далеко. Темнота стала по настоящему уютной и теплой, хотя серо — синий пейзаж не поменялся особо.

Улетай на крыльях ветра

Ты в край родной, родная песня наша

Туда, где мы тебя свободно пели

Где было так привольно нам с тобою[2]…

Горыныч спикировал на свое законное место. И тут же две его крайние головы закрыли глаза и замерли. Только центральная головушка лучилась довольством. Хотя смотрела за меня. Я обернулась за взглядом.

Мелькнула мысль: «Может лучше я зайду попозже?»

[1] Брем Стокер

[2] Князь Владимир, из м/ф опера.

— Ну здравствуй племянница. Уж пару столетий не слышал твой голос. Его здесь очень не хватало. Иди ко мне, дай обниму…

Передо мной стоял высокий старик, черная борода, темное очелье отсвечивает серебром. Он был закован в броню, от шеи до пят, в его руках был посох, на конце которого нанизан череп, как у Яги на заборе, с теми же зелеными искрами. Руки были широко распахнуты.

Я очень сильно не хотела догадываться. Кто передо мной? Шанс, что Велес пожаловал — даже не призрачный, ничтожный, да и не племянница я ему, по-моему. Вся родословная всех богов вылетела из головы.

Его портрета не найдешь ни к одном произведении. Нет даже строчки с описанием. Бог которого боятся, не поминают, не видят.

Чернобог. Владетель этих земель. Родной брат Рода, еще более мифичный чем Род. Даже у Кощея о нем всегда поминают вскользь. Как я теперь понимаю, брат — близнец.

Не дождавшись от меня реакции, он сам сделал пару шагов и обнял меня. От него пахло теплой от солнца осенней листвой и морозным утром. Броня, что его окружала, была податливой, она мягко пружинила от меня.

— В свою породу пошла. Даром, что разумнее остальных.

— Даже не знаю, что и спросить.

— А зачем спрашивать? Чай и сам все прекрасно вижу. Новенькая ты, да и не традициями воспитана, а то не стала бы на всю Навь свой голос показывать.

— Прости. те?

— Прости, на «вы» на Руси только враги да недруги назывались. Мне прощать тебя не за что, говорю же потешила старика. Кощея приволокла? Горе то какое, опять окаянный влез во что-то!