— Я почему зашёл, — уходя с траектории полета и греха подальше, продолжил Кощей. — Не хочешь поприсутствовать на упокоении кладбища?

— Хочу, — я тут же сменила гнев на милость.

— Тогда пошли, заедем к тебе, потом покажу.

Заехать не помешает. Принять душ и переодеться.

Кощей был верен себе — байк и только байк Мне показалось, что до дома я долетела просто со скоростью света. Кажется я была маньяком скорости, чего раньше за собой не замечала. Или просто так не гоняла.

— Захвати с собой пару вещей!

— Захватить?

— Да, мало ли что.

— Что?

— Набегаешься, вспотеешь, промокнешь. Мало ли?

— Я хочу зайти в душ. Может поднимешься, выпьешь кофе?

Кощей заглушил байк и зашагал к подъезду. Он уверенно зашёл, возможно выдрав кодовый замок, и поднялся на этаж. Но у моей двери он замер, не переступая порог.

— Ты приглашаешь?

— Я же сказала?

— Когда ты хочешь пригласить жителя Нави, то нужно озвучить специальную формулировку. Повторяй за мной: Я Гамаюн, вижу желанным гостем Кощея.

— Я Гамаюн, вижу желанным гостем Кощея. А зачем это?

— Исстари так положено. Раньше под порогом дома хоронили прах предков, чтобы он оберегал покой тех, кто живет. Предки не пускали нечисть и прочих обитателей, оттуда и пошло приглашение. Ты пока собирайся, а я поставлю дополнительную защиту, но так чтобы не привлекать внимание, — с этими словами колдун снял куртку, достал нож и повернулся к дверному проему. — Иди, готовься-собирайся.

От счастья пребывания в душе я жмурилась и пыталась не утопиться.

— Хозяйка, вещи собраны.

Я вскрикнула, дёрнула шторку и получила по башке балкой. Одновременно с этим дверь в ванную была снесена и на пороге оказался Кощей. Что за дурной фильм? Спасибо шторе, она меня хоть немного закрыла. По взгляду Кощея он ожидал здесь как минимум Минотавра. На секунду показалось, что он взял с собой кладенец. Но нет, в руках ничего не было.

— Будешь выходить — поставь на место дверь. Всеслав, очень тебя прошу, ты так не появляйся. Гамаюн-заика — то еще зрелище будет.

Колдун вышел и дверь с косяком встала на место, как ничего не произошло. Если бы не штора, оторванная от основания, то вообще было бы супер. Кое-как я смыла пену и выползла. Щеколда тоже оказалась на месте. Так как квартира была однокомнатной, то я заранее захватила вещи в ванную. Не дефилировать же в халате перед Бессмертным.

Наскоро обтеревшись и одевшись, я вылезла из ванной. Кощей тем временем что-то царапал на окне.

— Ты закончила? — не оборачиваясь, спросил он.

— Да.

— Две минуты и поедем.

Он что-то карябал на подоконнике действительно две минуты, но стоило ему закончить, как непрерывная вязь вспыхнула и исчезла, оставив чистый подоконник и раму. Потом он подхватил собранную домовым сумку и вышел. Над входом по самую рукоятку был вбит тот самый нож, который принёс Кощей. Ну может так нужно?

— Куда едем?

— В аэропорт.

Байк вырулил из двора, нарушил парочку правил и взял курс в сторону аэропорта. Предположительно Внуково, так как направление соответствовало.

Мы подъехали практически к вылету. Салон первого класса, очень вежливая девушка-стюардесса. Что говорить, мы прошли на посадку минуя паспортный контроль, и никто не проверил багаж.

— Хоть назови конечную точку маршрута? И учти, завтра произойдет еще одно похищение. Мне нужно будет вернуться!

— Не переживай, будем в Москве. А летим мы в Волгоград.

Волгоград, Царицын, Сталинград, город зажатый между реками Сухая и Мокрая Мечетка, город на берегу Волги. Второго Ставший символом Победы духа и воли второго февраля — день воинской славы России. В этот день победой Красной армии завершилась Сталинградская битва — главное сражение Войны. Двести дней. От понимания этой цифры становилось страшно холодно и горько.

— Я помню то время. Я был здесь. Витя Некрасов все повторял как в бреду: «Эх, Сталинград, Сталинград… Как часто о нем вспоминаешь! Об этом городе, стертом на твоих глазах с лица земли и все-таки оставшемся живым…». А я никогда не забываю. Виктор тогда был заместителем командира, он не совсем знал, что происходит. Колдуны и смертные, мы так перемешались, что сами с трудом разбирали, кто кого бьет. На берегу Волги с середины сорок второго, противостояние двух титанов, Вермахта и Союза. Немцы разглаживали землю авиацией, эвакуировать удалось только треть жителей. Десятки тысяч сталинградцев погибли под бомбами. Трагедией общей и моей лично стала гибель пароходов «Бородино» и «Иосиф Сталин», перевозивших по Волге женщин, детей и раненых… Веришь, я не смог удержать их на воде. Нечего было удерживать, там остались обломки и тела. К тому моменту я был вымотан, казалось не я бессмертный, а они. Помню их глаза и крики детей. Они понимали, понимали, что не смогут выжить.

— Может не стоит вспоминать?

— Я и забыть то не могу. Люди держались на какой-то иррациональной воле. К середине сентября на окраинах показалась армия генерала Паулюса. Город защищала 62-я армия генерала Василия Чуйкова. Оборонительная война, во многих битвах обороняющийся имеет меньше потерь, чем нападающий. Но не там. За каждый камешек, за те руины, что остались после очередного авиаудара.

Я взяла Кощея за руку, она была просто ледяная.

— Гитлеровцы заняли почти весь центр Сталинграда. Самым трудным временем стал для нас октябрь. «За Волгой для нас земли нет», смертные или бессмертные, люди и колдуны держали несколько километров Волги и пару тройку руин заводов. Отступать? Мы стояли насмерть. Штаб этой, с позволения сказать армии сидел в окопах, а до линии соприкосновения было метров двадцать, может тридцать. Никто не стремился выйти и проверить. Нам никак нельзя было отдать Курган.

— Чем так важен Мамаев Курган? Что скрыто там?

— У немцев было около сотни колдунов и чернокнижников, они бы стали богами, получив из кургана ту силу, что могла стереть все на земле. Мы тогда объединились с солдатами, что там уже скрывать? Лечили, поднимали, делились амулетами. Нас принимали, подкармливали. Одни бы не выстояли. Я помню сержанта, Яшу Павлова вместе с тремя бойцами, он выбил противника из четырехэтажного дома в центре города. Не просто людей, там нежити было тьма. Одни лезли днем, иные ночью, а он продержался два месяца. Обычный, казалось смертный, от той нежити, что на него перла, кровь стынет. У Яши был амулет, слабенький, на большее сил не хватало. Он позволял убивать существ из-за Грани с помощью обычной пули. Многие существа вселяют страх в обычных людей, лишают надежды — у него не было от этого защиты. Яша держался на собственных силах.

— Дом Павлова? — Кощей кивнул, смотря куда-то в иллюминатор.

— Один из символов сталинградской победы. Яша умер у меня на руках, до конца сжимая винтовку. Я помню Смерть, что пришла за ним и его отчаянную улыбку ей. Той, от которой даже у богов подкашиваются ноги, а он ей улыбался. Она тогда опустилась перед ним на колено и склонила голову, признавая своё поражение.

— Ты видел ее?

— Она тогда стояла за каждым из нас. Она очень красивой была, для него. Ведь каждому она приходит разной. Февраль следующего года стал мертвым. Мы оглохли от этой тишины, снег в крови, земля пропиталась ей на многие метры. Запах гари я ощущаю даже через восемьдесят лет. Стоны боли, запах гари и крови, а еще тишина — жуткие синонимы той победы. Зимнее солнце видно не было, оно тонуло в этом аромате. Люди и Стражи сидели в укрытиях у костров, боясь нарушить эту страшную тишину и неверие. Я сам тогда не верил, не верил даже в робкую надежду, что справились, сломали, размололи… выдержали удар.

— Я не была еще в Волгограде, но те, кто был, — я задумалась, хотелось объяснить, то чувство, о котором говорили побывавшие. Они и сами не могли правильно его передать, не расплескав, ту гордость и ужас.

— Как будто это заставляет всех нас стискивать кулаки и идти, как бы не было трудно. Вася, тот самый командир, что помог мне на Мамаевом кургане, тоже лёг в эту землю. Туда, где был организован им 12 сентября 1942 года его командный пункт. Рядом с ним легли мои и его товарищи, там лежит единственный сын Горыныча. Я иногда слышу тот рев, отца, потерявшего сына, сильней чем залпы сотен орудий. Родина-мать — это богиня Макош, что была с нами. Она не воин, но лечила, зашивала бойцов, а потом встала на передовой с мечом в руках. Встала когда умер ее правнук, ибо он был смертен, а она нет. Теперь она возвышается над городом в качестве Родины-матери. А охраняет ее каменный солдат, которому скульптор Евгений Вучетич придал черты Чуйкова и немного Павлова.