— На подъездных такая кракозябла получилась. Помесь инопланетянина и гоблина, с кривыми зубами и волосами торчком.

Мне было продемонстрированно данное размытое фото на телефоне. Ну, инопланетянин не подойдет, все-таки не зеленое. Во всем остальном соглашусь с оперативником.

— Я отправила в лабораторию седой волос с места происшествия. Результатов нет, но подозреваю после сегодняшнего случая анализ будет в приоритете.

Горчаков безразлично пожал плечами.

— Могу предположить, что нас к этому делу больше не подпустят. От звезд уже рябит в глазах.

— Кощунственно так говорить, но может это и к лучшему. Труднее будет, если нам навяжут наблюдателя.

— И не говори.

Заняться было решительно нечем. Лезть под руку начальника — мы не смертники. Опрашивать пострадавшую — там такой галдеж, что бедная женщина не понимает на чьи вопросы отвечать. Мало того, там еще находились родители ребенка. Мне их не представляли, но воющая женщина скорее всего мать, а угрожающий полковнику мужчина — отец. Так что мы остались в тяни арки. Разговаривать не хотелось, все это успеется потом. Даже странно, в Последнем переулке, последний дом оказался девятиэтажным панельным строением годов шестидесятых. Среди старых дореволюционных построек с колоннами и завитушками этот дом смотрелся гадким утенком. Два подъезда, как муравейник, были заполнены сотрудниками. Журналисты, вытесненные за ограждение, бесперебойно щелкали камерами и что-то щебетали.

Меня привлек луч солнца — на секунду показалась нить цвета радуги, интересно. Пробираясь вдоль стены к углу дома, я пошла по ускользающему следу. Далеко он меня не завел — в соседней арке ниточка прервалась, на земле лежала шапочка. Дальше ничего не было. Я дозвонилась до эксперта, пока прибежавшие всей когортой объемные подполковники вытирали платочком залысины под кокардой. Мне здесь больше делать нечего, пойду просить камеры.

Опер стоял на том же месте, где я его оставила.

— Ну что?

— Нашла шапочку ребенка. Туда сейчас всех отправили.

— Исход начальства с места преступления я уже видел.

— Ты работать собираешься?

— А толку? Кто ж мне позволит совать свой пролетарский нос в начальственные дела.

Так и не придя к согласию еще часа-полтора простояли в этой тени. Правда, дошли до магазинчика, опросили продавца (уже кем-то допрошено-запуганного) и купили воды. Ничего не значащими фразами перекидывались с порядком уставшими экспертами. Устали они, что характерно, не от своей работы, а от пристального, никому не нужного внимания больших начальников и их особо ценных советов под руку.

— Как думаешь, через сколько уедут? Мои скоро покварник закончат.

— Сама не знаю. Я даже не представляю, оставят дело мне или отдадут фэйсам.

— Они лишнее на себя не возьмут. Но это второй ребенок, похищенный за четыре дня. В принципе могут. За выкупом не звонили, похититель никак не объявлялся. Боюсь, что и детей нет в живых. Мы трясем киднеперов как груши, но до первого числа нет похожих случаев. Все допрошенные имеют, как минимум, алиби, а то и находятся в местах не столь отдаленных. Я просто не знаю. Выбирают детей одного года, пола и даты рождения.

— Даты?

— Оба мальчика родились 23 декабря.

— Самый короткий день года.

— Сама думай, это твоя работа.

— Ищи, что общего между родителями. А я доеду до конторы, напишу план. Ты же меня знаешь.

— Не переживай за это. Ты как знаешь, а я поехал работать. Из-за этих… (взмах в сторону звездатых) и так полдня потерял.

Горчаков докурил, уж пачку истратил, и бодренько потопал к своей лошадке. Та стряхнула сонное оцепенение и скрылась за поворотом. Ему проще, он сам себе начальство. А вот мне, глядя на своего начальника, бледного и осунувшегося, становилось не по себе.

Вот оставят меня на этих делах или заберут? Даже не знаю, что интереснее. Хочется раскрыть дело, но и эту головную боль не снимешь. Либо пресса заклюет, либо начальство — не знаю, что и лучше.

Когда полчаса спустя на меня обратил внимание мой руководитель, я уже подумывала о доме. Капитально думала, пробираясь в сторону машины. Именно с такой интенсивностью думала.

— Ты почему не отвечала на звонки? — вопль раненого в самый ливер зверя разнесся в переулке.

— Димитр Александрович, что вы хотите этим сказать? Я здесь с шести.

— Почему я тебя не видел? — децибелов поубавилось, но подозрительности прибавилось в трое.

— Димитр Александрович, я с вами поздоровалась, но вы не смогли ответить. Поэтому направилась исполнять свои обязанности.

В качестве доказательства отдала кипу протоколов и черновые пометки. По глазам увидела меняющейся гнев на милость.

— Что нашла?

— Шапочку ребенка в переулке недалеко отсюда. Свидетелей как обычно нет, розыск и участковые уже заканчивают поквартирный опрос. Пока с уверенностью можно сказать, что дети выбираются по дате рождения. Оба малыша родились 23 декабря, пока оба мальчика. Утверждать не берусь, как бы страшно это не звучало. У нас слишком мало фактов. Предположительно похищала женщина, в возрасте. На месте первого преступления оставлен седой волос, сейчас он у экспертов. Со второй пострадавшей переговорить не получилось. При этом по первому опросу и фото с камеры подъезда установлено, что у подозреваемого длинные седые волосы.

— Есть фото с камеры? — я тяжко вздохнула.

Ну и чем они здесь занимались больше четырех часов?

— Фото с подъездной камеры не может быть идентификатором, оно нечеткое и размытое. Отчетливо просматриваются только длинные седые волосы, хотя предположу возможность парика и иного маскарада. На другие камеры преступник не попал. Возможно это мужчина, очень сильный. Остаются вопросы — почему дети не плакали? Соболев пока не нашел ответа.

Начальник хмыкнул. Согласна, Соболев — это аргумент, уж если он не нашел, то наши эксперты и подавно.

— Пока все, что есть. Проверка по родственникам второго, похищенного, только началась. Дополнительно проверяем связи с первой жертвой.

— Зоя, ты учти, к этому делу прикованы все возможные силы. Начальство рвет и мечет. Им не объяснить, что мы не боги, — начальник обреченно махнул рукой в мою сторону и удалился.

Почему я задержалась? Хотя пару минут назад собиралась исчезнуть еще раньше руководства. Еще полчаса я бродила по опустевшему переулку. Возможно мне только так казалось, ведь те же полчаса до всего, в этом переулке творился бедлам и концерт по заявкам в одном лице. Когда время истекло, и я переместилась в машину, через минуту на соседнее парковочное место влетела знакомая ауди.

Волховский вышел из машины, оглянулся, сделал что-то руками и исчез в арке. Отсчитав пару секунд, я направилась за Ярославом. Несмотря на центр города, фонари у дома присутствовали не в полном составе — один несчастный осветил второй подъезд. Желтое пятно по кругу светилось призрачно-радужное. Ярослав, ничего не замечая, высыпал из мешочка в определенной последовательности какую-то субстанцию. Когда закончил, то достал и расставил свечи, снял ремень и куртку, положил все это за пределы получившегося круга. И что-то тихонько запел-забормотал, руки засветились. Плечи стали просто огромными, поднимаясь над ним самим, как минимум на метр. Призрачная тень постепенно становилась медведем, волхв как будто стоял в двух измерениях. Медведь принюхался и беззвучно заревел, закрутился… Как в сказке, я заворожено смотрела на Хозяина Тайги, бессильно и зло ревущего.

— Гамаюн, пой. У него не получится без твоей помощи.

Я стояла в арке, из бетонной кладки которого высунулась голова домового.

— Тебя отец твой, Род, просит. Ты еще маленькая, не знаешь ничего, вот он и подсказал мне, для тебя.

— Что петь?

— Что душа подскажет. Ты только должна захотеть найти.

Маленький помощник растворился в стене старого дома. До призрачного круга оставалось метров пять, но даже отсюда я видела, как длинные волосы волхва слиплись от пота. Удерживать медведя ему было трудно. Помочь? Ну попробуем, популярное из интернета: