— Девушка, что вы здесь делаете?

— Следственный комитет.

— О, как.

Голосом оказался майор. Его подразделение было не разобрать за броником и снаряжением

— Кажется, именно вас мы и дожидаемся. А второй где?

Я неопределённо махнула головой в сторону бетонки ВПП..

— Ясно, долго еще?

— С начальством говорит. Ну, думаю минут пять, не больше. Скорее меньше.

— Куда подойти?

— Видишь, третья палатка от центра?

Кивнула.

— Там штаб. Как закончите, ждём. И броник надень.

— Скоро будем.

Сказано надеть — пришлось натягивать. Это их вотчина и нечего спорить. Он же не учит меня разыскивать преступников. К четвёртому кругу мата подтянула все. Подошёл Анубис, скривился, но тоже начал натягивать свой.

— Ты была права, мое начальство тоже не в курсе, что мы в командировке. Но предположили в перерывах между криками, что, если самолёт взял нас на борт, это как-то санкционировано.

Ключевое слово здесь «как-то».

— Пошли, вон там нас ждут.

В палатке было дико жарко, пахло потом и куревом. Уставший подполковник взглянул на двоих вошедших как на приговорённых на расстрел, потушил сигарету.

— Гражданские?

— Почти. МВД и ЭКЦ.

— И каким боком?

— Высоко интеллектуальное начальство.

Подпол хмыкнул и махнул рукой на скамейку с краю. Потом пошелестел кипой бумаг на столе. Еще раз прошерстил их, задумался.

— В общем по запросу вас нужно переправить в Северодонецк. Но там бои, потому переправим в ближайший город, подконтрольный нам. Поняли?

— Так точно!

Дальше было почти просто. Через час нас посадили в кабину, попросили отключить телефоны на время движения колонны и аккуратно проследили за этим.

Границу мы пересекли осторожно и быстро. А потом была дорога в пять часов, пыльная, плотно утрамбованная, в сопровождении псов войны. В прорези балакав я видела ясные молодые глаза, слышала задорный смех и ощущала ту жажду жизни, которую трудно найти у мирно живущих обитателей. Они по-доброму предлагали то руку, то иную помощь единственной девушке, да еще красивой, по их словам. Постоянно рассказывали истории, на вид — весёлые, на поверку — страшные. Застыла секунда тишины, напряжённая, как струна звенящей. Секунда, длинною в жизнь. Одно слово разделило дорогу на до и после:

— Воздух!

Колонну накрыло «Градами».

В моей голове зазвучала песня, которую я и запела, решив довериться своей силе. Она меня не подводила.

— Сворачивай в лес!

Силы в голосе было море. Колонна синхронно вильнула в лесок, который, в принципе, не мог скрыть не то что колонну, но и людей. Она остановилась, а я спрыгнула из машины. Моя сила в голосе, ну будет им голос:

Как давно я здесь не был, упаду на траву,

Гляну в ясное небо и пойму, что живу.

Небо в колокол грянет и польёт проливной.

Я бегу в своё детство, летний дождик за мной

Мой голос рефреном ударился о небо, и грянул гром, перекрывая взрывы. Пока ни один снаряд никого не убил.

Мы живём на отцовской земле.

Внуки Сварога — славные дети.

И летит на крылатом коне

Русь в далёкие тысячелетья!

И летит на крылатом коне

Русь в далёкие тысячелетья!

На границе лесочка и поля, где в оцепенении замерили люди и машины, и куда не доставали осколки даже рядом разрывающихся снарядов, я встала на колени и прикоснулась к земле. Летний, сказочный, грибной дождик встал стеной между людьми и снарядами. Земля, теплая, чуть смоченная водой, запахала лесом.

Это поле пахали Селянина сыны,

Землю с потом мешали от войны до войны.

Воин было не мало, выпадало сынам.

Землю кровью мешали, чтобы вольно жить нам.

Мы живём на отцовской земле.

Внуки Сварога — славные дети.

И летит на крылатом коне

Русь в далёкие тысячелетья!

И летит на крылатом коне

Русь в далёкие тысячелетья!

Как давно я здесь не был, упаду на траву.

Гляну в ясное небо и пойму, что живу…

Мы живём на отцовской земле.

Внуки Сварога — славные дети.

И летит на крылатом коне

Русь в далёкие тысячелетья!

И летит на крылатом коне

Русь в далёкие тысячелетья!

Все, я кажется перестаралась. Тишина стояла гробовая.

Интерлюдия

Получив отчёт о краже еще одного ребёнка, а точнее девочки, я задумался. У нас примерно неделя — десять дней до ритуала. Отчётами просто завалили. Я буду похоронен под этой кипой. Когда мне сообщили, что у Гамаюн просто шило в одном месте, то я заскочил в лазарет и захватил лекарства. Могу поспорить, что у неё кроме цитрамона нет ничего.

Ласковый и добрый взгляд птички встретил меня с затаенной болью. Сильно ее приложили. На пороге я протянул пакет из аптеки.

— Разрешишь?

— Проходи, я даю разрешение.

— Если в первый раз даёшь разрешение и потом не отбираешь, то «проходи» достаточно.

— Поняла.

Я так и видел, что ей даже дышать больно.

— Это мази тебе. Помимо аптечных, есть и на травах. От синяков лучше их. А также вот, обезболивающее.

— Огромное спасибо!

— Не за что. Что скажешь по сегодняшнему происшествию?

Нового думаю немного, но может что-то ощутила?

— Что жить стало лучше, жить стало веселей настолько, что места не столь отдаленные, стали намного ближе. Ну а так, Богинка против Гамаюн, 1:0 в пользу нечисти. Я ее догнала, дернула и получила в солнечное сплетение. Ну, когда вернула свою кукушку на место, той и след простыл.

— А что ж ты на нее прыгнула? Там волхв был.

Уволю всех напрочь. Там сотрудников аж пять оборотней.

— И не только…

— Что такое?

Однозначно поставлю вопрос о профпригодности звена волколаков.

— Некто Виталий. Я предположила, что он оборотень. Взгляд только не отводи. За мной присматривали?

Обленились? Возомнили себя профи?

— Значит присматривали.

А отдуваться мне, шикарно.

— Да не против я, но предупреждать нужно. И долго эти «спасатели» будут за мной ходить?

— Трудно с тобой.

Ну хоть скандал закатывать не будет, спасибо ей за это.

— Чем это? Я ж не ругаюсь, не грожу карами небесными. Или ты по этому поводу недоволен?

Видела бы она, как Стася мне разгон устроила за охрану. Но сейчас, даже если она против, за ней будут присматривать. Она вряд ли понимает, как важен судья для этой земли. Основной постулат наших предков — это справедливость.

— Думал, будешь ругаться и истереть. Твоя мама мне такой скандал закатила за ограничения свободы, что я не был уверен, что не придется Башню отстраивать.

Ее мама и разнесла мой кабинет и три этажа вниз.

— А какая она была?

— Рыжая, вредная и очень свободолюбивая. Иногда бывала разумной и понимающей, но очень уж хотела свободы. Чуял я странные движения в мире. А объяснить, что охрана нужна, так и не смог. Или она не хотела понимать.

— А папа кем работал?

— Вот отца я твоего не любил. Он был сыном дипломата, и тогда и сейчас его можно охарактеризовать как мажора. Ветер в голове. Но не злой, этого в нем не было.

Он был просто бесхребетным созданием. Если я не ошибаюсь, приведшим их обоих к смерти.

— Ладно я надеюсь еще будет время о них поговорить. Спать хочу. Да и болит все.

— Не высыпаешься?

По ней видно, но не поиздеваться я не могу. Она забавно злится.

— Для того чтобы выспаться, нужно встать попозже, а не лечь пораньше.

— Понял, исчезаю. Будь аккуратнее, не спокойно мне что-то.

— Инфаркта поберегись!

— Хоть три. Но все равно.

— Иди уж па-а-а-а-а-пачка.

Зоя закрыла дверь, а из квартиры напротив высунулся оборотень из второго звена, который въехал только вчера. Он кивнул мне и скрылся. Ну хоть с этой стороны все нормально.

До утра я так и не прилёг, а к утру меня затребовал к себе Горыныч. Время в наших мирах течет по-разному и, если в Яви пройдёт час, то в Нави может пройти минута, но случается и наоборот. Так что, когда огненная красная птица влетела в Навь я был сильно удивлён. Сокол Болид, который, который был подарен Гамаюн. Разглядев меня, птица не раздумывая спикировала мне на руку, которую я еле успел поставить. Ожог будет, правда недолго. Болид возмущённо заклокотал, жалуясь на то, что пришлось долго искать меня.