Не было и нет мужества крепче и участи выше, чем подвиг мальчишек Сталинграда. И тех, кто навсегда остался там, в сталинградской земле. И тех, кто вышел живым из этого ада.
— А как так? Не все из Нави принимали участие?
— В людских сражениях почти нет, там были отдельные добровольцы. Но была и наша битва. Колдунов было очень много: колдуны, нечисть, нежить. Гитлер договорился с кем-то и из подвалов концлагерей — на нас шли орды нежити. Людей там превращали в обитателей ада, демонов, вечно-голодных и жадных до человечины. Горыныч жёг их. Боги, нежить, нечисть Руси старались остановить все это. Когда Гитлер застрелился, то мы не нашли колдуна. Никто из допрашиваемых так и не смог сказать, кто же это был. А сами колдуны были одурманены. Их постоянно пичкали зельями, якобы для улучшения потенциала и увеличения силы. На деле это был эликсир подчинения. И именно эти колдуны внушали людям творить зверства. Но не думай, что люди не виноваты. Ведь в ком не сидит зверь, в том его не разбудить. Пошли, нас уже ждут. А этот город я зову городом своих кошмаров.
После всего рассказанного мне показалось, что здесь дует арктический ветер, но нет. Нас встретило ласковое по вечернему солнце и приветливые люди. Это была настолько разительная мирная жизнь, что она казалась картинкой. Среди встречающих выделялся один, человек, скорее кощеич. При приближении к нему я увидела кивок и прикосновение руки к сердцу.
— Святогор, здравствуй! — он обнял его и хлопнул по спине.
— И тебе здравия, Кощей.
— Почему такой срочный вызов? — колдун сразу перешёл на деловой лад.
— Сам, — кивнул на меня Святогор, получив от Кощея одобряющий кивок, и поправился. — Сами увидите. Странно это все.
Нахмурившись, Бессмертный проследовал за провожатым и потянул меня. Оказалось, что моя и его сумки уже лежали в машине. Классический джип — явный спецзаказ и самая неприметная машина на парковке, которая возвышалась как небоскреб рядом с пятиэтажками. Святогор упал на водительское кресло, а вот меня запихнули на заднее, где я, не смотря на свои сто семьдесят, могла лечь хоть поперёк, хоть вдоль.
— Так что случилось, кто восстал? Почему?
— Причина неизвестна, встали все кладбища. С остальными мы уже справились, но…
— Но? В голосе слышно, да и не стал бы ты меня вызывать.
— Курган, — он замолчал, больше заглядывая в лицо Кощея, чем следя за дорогой.
— Не хотят уходить?
— Спать не хотят. Мы уже почётный караул разогнали. До двенадцати стоят только наши.
— Объяснили?
— Даже говорить отказались. Бродят по ночам, ищут кого-то.
Колдун кивнул и больше не сказал ни слова, а на мои пантомимы и взгляды не реагировал. Я девочка взрослая. Раз думает, то нечего мешать. Мы долго колесили по городу, наконец остановившись у какого-то ресторанчика.
— До ночи еще пару часов, потому предлагаю поесть и поговорить.
— Принимается.
Ресторанчик смотрел своими окнами на статую. Возможно из любого окна Волгограда видна Родина-Мать, а может это было просто самовнушение.
— Души бойцов волнуются, рвутся в бой. Упокоевать их рука не поднимается, а уговорить не получилось.
Что я пропустила за мыслями?
— Ты от меня, что хочешь?
— Поговори с ними, попроси уснуть.
— Поговорю.
Темнело типичным поздним летним вечером, разговор за столом не клеился. Кощей со Святогором перекидывались не очень внятными и информативными фразами на подобие «а он?» или «ага». На телепатов вроде не похожи.
Как чуть стемнело, мы начали выбираться ближе к месту действия.
— Птичка!
— А?
— Чтобы ты не увидела, не кричи. Они очень холодные, часто проходят сквозь людей и навевают страхи. Не пугайся. Если они узнают полное имя человека, то могут занять его место. Тебе это конечно не грозит, но имей в виду.
— Кость, ты себе ученицу завел?
— Что-то в этом духе. Зоя, ты меня поняла? Будешь со Святогором в круге стоять. И не чихать.
Сумерки навалились на холм внезапно, поднимаясь от подножия Мамаева кургана к вершине. Мы преодолели фигуру «Память поколений». Ее символизм — поток людей, которые помнят о героях. Преодолев ступеньки десятиметровой лестницы, мы попадали на Аллею тополей. Становилось все холодней и холодней, людей нигде не было видно.
Вдоль искусственной насыпи ветер играет с листвой деревьев. Сквозь аллею деревьев идем дальше. Площадь «Стоявших насмерть» — прочитала я, а до ушей доносился шепот: «Ложись, беги, воздух!». У округлого бассейна шепот стал еще громче. Посредине стоял массивный монумент смелого бойца, как сказал Кощей его лицо — это изображение Чуйкова. Две стены были расположены под углом, на них изображены барельефные композиции и документальные надписи, песни военного времени и фразы Левитана. Кто-то из темноты зачитывал их, уже громким шепотом.
Скульптуры на следующей площади в подсветке, вот-вот сойдут с постамента. Вот юная санитарка, спасающая раненого. Неподалеку солдат поддерживает умирающего командира, который продолжает из последних сил руководить боем.
Из темноты, почти во весь голос зачитывали выгравированные слова: «Железный ветер бил им в лицо, а они все шли вперед, и снова чувство суеверного страха охватывало противника: люди ли шли в атаку, смертны ли они?».
Из Зала воинской славы Мамаева кургана, который я постаралась преодолеть максимально быстро, мы вышли к площади Скорби. Стоял постамент матери, рыдающей над погибшим воином — можно было услышать ее плач.
— Не беги так, они тебе ничего не сделают. Просто жалуются.
Мы начали подниматься к скульптуре «Родина-мать». Освященный со всех сторон и оттого кажущийся еще более монументальным. За спиной монумента я ахнула…
— Как же так?
На сколько хватало взгляда стояли солдаты — те о ком говорят с комом в горле: «Они не вернулись из боя».
Я стояла на вершине Кургана и не могла вымолвить ни слова. Такие молодые, они задорно улыбались и приветствовали Кощея как старого знакомого, пытаясь хлопнуть того по плечу. А он шел вперед, жестом велев остаться на вершине. Кощей шел, а я стояла. Слезы душили меня. Они такие молодые, такие смелые. Кто это сделал? Кто сотворил эту трагедию и почему они встали?
Тем временем, колдун остановился и поклонился в пояс. К нему вышел тот, чье лицо украшало памятник, Василий Чуйков. Его суровое лицо вдруг улыбнулось. Он протянул руку, отчего-то ставшую осязаемой и пожал руку Кощея. Говорили они тихо В течение времени Кощей все больше и больше распалялся, убеждая в чем-то Василия. Командир призрачной армии стоял и слушал, а губы все плотнее и упорнее сжимались.
Мальчишки устали стоять, пока их командиры договорятся. Они увивили любопытство и попробовали пройти к нам в круг, который очертили лампы освещения кургана. Призрачно-радужная стена вспыхнула под рукой одного из солдат, он хмыкнул и отошел. А я подошла к этой стене.
— Привет! А почему я не сплю?
Среди бойцов затесалась девочка, ей было не больше шести — семи лет, но ее глаза светились мудрее, чем у некоторых стариков. Мудрость смерти.
— Я не знаю, малышка. Вон командир разговаривает. Может скажет, что.
— А ты с ними?
— Да.
Ее худое тело вздрогнуло, к груди она прижала маленькую звездочку.
— Что это у тебя?
— Мне дядя Егор дал, вон он!
Она махнула в сторону толпы, где около мужчины столпились несколько призраков, нет, людей! Они умерли, но язык не хотел произносить это холодное и мертвое слово, «смерть». Они люди, до или после смерти — не так важно. Мужчина почувствовал взгляд девочки, поднял лицо и улыбнулся.
— А потом мы умерли.
Я вздрогнула, с таким спокойствием это было сказано.
— А сейчас курган заплакал, и мы встали.
— Курган заплакал?
— Да, ему больно стало, и он попросил помочь.
— А сейчас?
— Сейчас все прошло, но уснуть мы не можем, — она повернулась и хотела уже уйти.
— Подожди, как тебя зовут?
— Маша.
— Машенька, а давай я вам спою? Может вы уснете?