Власа закусила от обиды губу. Она любила Ярика и отступаться от него не собиралась. Да и Ярик тоже любил её… Только как быть, ежели и вправду родители его ополчатся на них и всеми силами помешать захотят? У кузнеца власти в деревне было немногим меньше, чем у старосты. Если захочет — может и правда Власу со свету сжить.
Если бы им сбежать вместе отсюда, начать всё сначала где-нибудь в другой деревне или даже в городе, а хоть бы и в лесу поселиться!
Власа досадно цокнула языком. Раньше лес был ей вторым домом, где всегда спокойно, хорошо… а теперь? Мало проблем здесь, так ещё и чудовище будет поджидать её в лесной глуши, лишая убежища от гонений и людской злобы.
А ведь всё это только по одной причине — она хотела вылечить мальчика. И так всю жизнь! Помогаешь людям, ищешь травы, сбиваясь с ног от усталости, помогаешь Зарине врачевать, не спишь ночами, просиживая у кровати какого-нибудь больного. А взамен? Чуть что не так — обвинение в колдовстве и костёр!
Сердце сжалось от боли и несправедливости. Обида на людей, на их неблагодарность подобно змеиному яду отравляла душу. После такого расхочешь кого-либо спасать. Вот подумала бы Власа об этом чуть раньше — вовсе не стала рисковать! Не пошла на поляну, где росли ведьмины слезы, а там, глядишь, и беды бы не случилось.
Перед взором возникла картина больного мальчика, и Власа устыдилась своих мыслей. Ребёнок точно ни в чём не виноват, не то, что другие… да и мать его — несчастная женщина, без чьей-либо помощи одна дитя воспитывает. Задрал её мужа медведь, когда тот в лес ходил, а может не медведь это был вовсе, а нечисть какая. Кто же теперь разберёт?
Власа прибавила шагу и вскоре вышла из леса на поле ржи. Молодые колосья раскачивались на ветру в лучах солнца, а среди них, ближе к земле голубели васильки и белые головы ромашек. Узкая тропинка вела прямо через поле к деревне, что виднелась вдали.
Протянув руку, Власа коснулась колосьев, они ещё не набрали свою силу и были ласковыми и мягкими на ощупь. Улыбнувшись, она пошла вперёд, подставив лицо ветру, который приятно освежал полуденным днём.
Ещё немного и колосья наберутся силы, начнут золотиться, а там придёт и время жатвы. Все жители деревни сообща будут собирать урожай, на время забыв про былые ссоры. Недаром же говорят — общее дело объединяет.
Только вот собирать урожай вместе со всеми Власе ни разу не доводилось. Не допускали её ни до посева, ни до сбора урожая. Боялись, что раз она ведьма, то сглазить может или силу какую из посевов тянуть начнёт, что потом неурожай случится.
Да что там — везде людям колдовство мерещилось! Скотина захворала — порчу наслали, дом сгорел — не иначе как сила тёмная вмешалась. Чуть что — везде колдовство винили в своих бедах, лишь бы не себя.
Тем более, что люди не нуждались больше в жрецах и волхвах, давно перестали они верить старым богам и молились новому, чья церковь стояла на другом берегу реки. Наверное, и правда помогал он им, раз ходили туда каждую седмицу едва ли не всей деревней. Только вот тех, кто магией владел, не любили теперь люди и боялись. Признавали только знахарей и знахарок, а остальных гнали прочь.
Добравшись до деревни, Власа поспешила к дому, где болел мальчик. Около дорожки ходили курочки, клюя просыпанные из мешка зёрнышки, чуть дальше гоготали гуси, норовя ущипнуть маленькую девочку с косичками, которая вышла во двор. За изгородью хрюкали свиньи, да лаяли собаки. Жизнь в деревне шла своим чередом.
Две старушки в платках, что сидели на крыльце и перемывали косточки всем жителям, при виде Власе почти одновременно начертили в воздухе спасительный знак от нечистой силы, будто мимо них не девица прошла, а дева болотная.
Власа поморщилась и ускорила шаг. Как помощи у знахарки просить — так это можно, а как потом увидят, так шарахаются, будто от прокажённой.
Впрочем, большая часть местных относились к Власе дружелюбно. Не принимали как свою, но и неприязни не высказывали, за редким исключением…
— О, а вот и ведьма пожаловала! — услышала Власа до боли знакомый голос. Обернулась, гневно сверкнув глазами. Около дома кузнеца стоял сын старосты Мирон и с насмешкой смотрел на неё. Выглядел он точь-в-точь как отец — рослый, жилистый, с пшеничными волосами, надменно сжатыми губами и, острым, вечно вздёрнутым подбородком.
— Слышал, ты ночью в лесу с лешим плясала. Никак теперь невеста его? — усмехнулся он.
— Снова байки про меня распугаешь? Не надоело? — раздражённо бросила Власа, поднимаясь на крыльцо.
— Отчего байки? Ведьмы же любят нелюдей, — пожал плечами Мирон и добавил с издёвкой: — Или что, не пришлась лешему по вкусу? Прогнал, небось, вот и воротилась?
Власа молча постучала в дверь дома, где жил болеющий мальчик.
— Дурак ты, Мирон, а с дураками и говорить и не хочется…
Сын старосты оскорблённо поджал губы, но ответить не успел — дверь открылась и на пороге показалась мать мальчика. В её глазах больше не было боли и отчаянья, только усталость от пережитого.
— Я от Зарины снадобье принесла. Могу пройти в дом, осмотреть сына? — спросила Власа.
— Конечно. Вы очень помогли, — женщина нашла в себе силы улыбнуться. — Олежке стало лучше.
Власа улыбнулась в ответ и прошла в дом. Остановившись около постели мальчика, она убедилась, что Олежка мирно спал. Он был всё ещё слаб, но жар уже прошёл, дыхание выровнялось, значит, и правда лучше.
У Власы потеплело на душе. В который раз она убедилась, что не зря так рисковала. Попрощавшись с матерью, она отдала снадобье и с лёгким сердцем покинула дом.
Во дворе Мирона уже не было, видимо, нашёл себе занятие поинтересней, чем доставать Власу. Всё же повзрослел. А в былые года мог ещё долго тащиться следом, отпускать гаденькие шутки и насмехаться. И хорошо, если один, а то бывало и с дружками.
Вот почему он привязался именно к ней? Мало что ли девчонок в деревне? Повезло ещё, что характер у Власы бойкий, а то совсем была бы беда.
Невольно ей вспомнился случай из детства, когда наставница поручила маленькой Власе отнести старику в деревне мазь от болей в спине. Власа тогда полчаса простояла на пороге его дома, стуча в дверь, но ей так никто и не открыл.
— Что ломишься? Нет никого дома, — услышала Власа и обернулась. У крыльца стоял Мирон, худощавый, нескладной мальчишка лет четырнадцати, в новом расшитом кафтане, который был ему явно велик. Смотрел сын староста уже тогда на всех свысока, а на воспитанницу знахарки тем более.
— Приду позже, — вздохнула Власа и хотела уйти, как вдруг Мирон встал у неё на пути.
— Стой! Ещё придёт она… Кто тебе по деревне шататься разрешил?
Мальчишка ещё раз презрительно оглядел Власу, как будто она была и не человеком вовсе, а какой-то оборванкой, случайно зашедшей к людям.
— А кто же мне запретит? — удивилась Власа.
— Я запрещаю. Живёшь в лесу со старой ведьмой, вот и живи с ней, а к нам не ходи, — нагло заявил Мирон, сложив руки на груди.
— Она не ведьма, а знахарка! — с обидой выкрикнула Власа, сжимая кулаки.
— Ведьма, ведьма. Все знают. И ты тоже ведьма, только мелкая ещё, — с уверенностью заявил Мирон, гаденько усмехнувшись. — Значит так, захочешь в деревню войти, у меня разрешения спросишь.
— Ещё чего! Совсем обнаглел? Разрешения у тебя ещё спрашивать, — рассердилась Власа и попыталась обойти Мирона. Не получилось, мальчишка схватил её за руку, не пуская вперёд.
— Ещё раз без моего разрешения появишься здесь — все травы твои и бутылочки выброшу!
— А ну пусти, — Власа со всей силы толкнула Мирона и вырвала руку. — Только попробуй мои травы тронуть! Порчу на тебя наведу, будешь до конца жизни козлёнком скакать!
— Ах ты, ведьма! — выдохнул потрясённо Мирон, никак не ожидая такого отпора. — А ну стой!
Увидев, что Власа хочет убежать, он попытался снова схватить её, перегородив дорогу. Но внезапно девчонка сделала страшные глаза и сама кинулась на Мирона.
— Акрабли бумс! — выкрикнула она, ткнув в него пальцем. — Всё, закляла я тебя! Ещё раз ко мне приблизишься и быть тебе козлёнком!