Я отхлебываю еще немного пива.

— Уже говорила тебе, что хожу к специалисту.

— Не о жертве. О преследователе. Преследователи, подобные X, как правило, проявляют очень специфические психологические черты.

Я закрываю глаза. Я ненавижу это дерьмо. Ненавижу.

— Слушай, мне все равно, если у него измученная душа, или депрессия, или что-то ещё, окей? Меня не волнует, что он социально неадаптированный, или сирота, или его родители развелись, когда он был ребенком. Всё это дерьмово, но не оправдывает его поведение. — Я ковыряю этикетку на пивной бутылке. — Я уверена, что он психически болен. Но я не его психолог и не его мама, я его жертва. И просить жертву сопереживать тому, кто причиняет ей боль, это полный пиздец. Мне позволено злиться на него.

Он издает низкий стон.

— Господи, Брайар. Я говорю совсем не об этом. — Он протягивает руку и кладет её на мою. Я моргаю от неожиданного прикосновения. Его ладонь прохладная и гладкая. — Я знаю, что ты злишься, — говорит он. — И у тебя есть на это право. И если хочешь сходить в спортзал, чтобы немного выпустить пар, а потом вернуться и поговорить об этом, это тоже прекрасно. Но поверь мне, я не собираюсь винить тебя ни в чем, что X делает с тобой. — Его карие глаза смотрят в мои, совершенно искренне.

Я понимаю, что верю ему. Правда верю. С тех пор, как мне исполнилось шестнадцать, люди обвиняли меня в дерьме, которое я не могла контролировать.

Но я не думаю, что этот мужчина будет меня винить. Ни капельки.

Я делаю глубокий вдох через нос.

— Никакого спортзала. Давай сначала поедим. Потом ты можешь рассказать мне, как сильно я облажалась.

Глава 28

Брайар

Полчаса спустя мы с Кентой растянулись на диване в удобной одежде, склонившись над стопкой бумаг. Кофейный столик перед нами уставлен тарелками с веганскими суши и дымящимися чашками с мисо^[41]. Глен ушел, чтобы согласовать новые детали по безопасности с менеджером отеля, а Джули вернулась в свой номер дальше по коридору. Я ничего не слышала от Мэтта, поэтому полагаю, что он всё ещё спит.

Здесь только я и Кента.

В этом отеле есть балкон, и хотя мне не разрешают сидеть там — очевидно, из-за риска быть подстреленной снайпером — вид через стеклянные двери потрясающий. Надвигается шторм, и небо становится темно-фиолетовым, темные тучи сгущаются над Голливудскими Холмами. Странный сиренево-серебристый свет падает нап угловатое лицо Кенты.

Я изучаю его, пока он работает над своими заметками, темные волосы свободно падают ему на лицо. Мне нравится, как он двигается. Все его движения и жесты плавные и твердые. Изящные. Даже почерк у него красивый и аккуратный. Я смотрю на его сильные пальцы, и острое желание эхом отдается во мне. Я помню, как прижала его к стене прошлой ночью. Я помню его горячий рот напротив моего. Я представляю эти сильные пальцы внутри себя.

— Брайар? — зовет он, и я резко возвращаюсь к реальности. Он мягко улыбается, как будто точно знает, о чем я думала. — Я уверен, что ты устала. Я постараюсь по-быстрее.

— Извини. — Я прочищаю горло, меняя позу. Наши руки прижимаются друг к другу, и по легкому напряжению его мышц я могу с уверенностью сказать, что он замечает это, хотя ничего не говорит.

Он указывает на диаграмму, которую нарисовал в своем блокноте.

— Сталкеры вроде X, увлекающиеся этими навязчивыми романтическими фантазиями о незнакомых с ними людях, обычно довольно бессильны, по общественным стандартам, — объясняет он, делая пометку. — Обычно они небогаты, не особо привлекательны, не сильны физически. У них плохие социальные навыки, и практически нет семьи или друзей. Они часто безработны или работают на низкооплачиваемой работе.

Я не понимаю, почему это означает, что я должна позволять им преследовать меня, но я держу рот на замке и позволяю ему говорить.

— Чтобы бороться с этим чувством бессилия, — продолжает он, — они создают фантазии в своих головах. Это дает им чувство контроля и значимости в мире, который обычно считает их незначительными. X ясно представляет себе мир, в котором вы двое влюблены.

— Но он ошибается. Так что я должна наставить его на путь истинный.

Кента качает головой.

— Если бы он был обычным человеком, я бы полностью поддержал твое право отвергнуть его. Но сталкеры его типа обычно нестабильны. Они плохо переносят отказ. — Он лезет под стопку бумаг и достает книгу, протягивая ее мне. Я читаю название. «Когда Любовь Становится Одержимостью: Клиническое и Поведенческое Исследование Преследования Знаменитостей». На обложке изображен силуэт мужчины, прячущегося в тени и держащего пистолет. — Мэтт не хотел, чтобы я давал тебе её, — говорит Кента. — Сказал, что это только сделает тебя параноиком. Но я думаю, тебе было бы полезно знать, с чем имеешь дело.

— Определенно.

Он кивает.

— Просмотри тринадцатую главу. Там описывается явление, которое психологи называют «обесценивание объекта одержимости». По сути, X одержим тобой. Поскольку он сосредоточил всю свою фальшивую реальность на идее, что ты полюбишь его, твой отказ разорвет весь его мир на кусочки. Ты разрушишь любое чувство контроля или власти, которое, как он воображает, у него имеется. Сегодня вечером на ковровой дорожке ты объявила всему миру, что он всё это время был неправ; он не сильный, не привлекательный и не важный.

— Но так и есть, — бормочу я, листая страницы.

Кента кивает.

— Когда романтически одержимый сталкер получает отказ, его одержимость просто так не исчезает. Она часто меняется на противоположное чувство. В его представлении ты превращаешься из идеализированного ангела в противоположность ему. Демона.

— То есть, обесцениваюсь? — предполагаю я.

— Именно. Проблема в том, что ты всё ещё на обложках журналов. Ты всё ещё зарабатываешь деньги. Ты всё ещё появляешься на ковровых дорожках. Он может прийти в бешенство, если решит, что ты не заслуживаешь такой славы. Ты обесценилась в его сознании, поэтому он, возможно, захочет обесценить тебя и в глазах всех остальных. Потенциально раня тебя. Или полностью уничтожая.

Я поднимаю на него взгляд.

— Ты думаешь, он может убить меня.

Его лицо спокойно.

— Мы должны рассмотреть такую возможность. Джон Леннон, Селена, Кристина Гримми^[42]. Это случается гораздо чаще, чем люди осознают. На каждую убитую знаменитость приходятся тысячи неудачных попыток. Тысячи.

Я киваю. Я знаю. У половины моих знакомых из списка А^[43] есть помощники, постоянно носящие с собой военные бинты, куда бы они ни пошли. Я сглатываю, возвращаясь к обложке книги. Темный мужской силуэт, кажется, пристально смотрит на меня.

Кента кладет руку на мою.

— Я не пытаюсь напугать тебя, — мягко говорит он.

— Но мне должно быть страшно, да? Это то, чего он хочет. — Отложив книгу, я достаю свой телефон и отправляю сообщение Джули.

Б: Опубликуй извинения.

Она отвечает немедленно.

Д: Готово

Я вздыхаю, роняю телефон и беру палочки для еды.

— Извинения отправлены. Ты правда думаешь, что это что-то изменит?

Кента пожимает плечами.

— Это, определенно, не повредит. Чем больше мы сможем контролировать ущерб, тем лучше.

— Какая же это чушь собачья, — бормочу я. — Я должна написать целое фальшивое извинение только для того, чтобы пощадить чувства одного подонка. Ненавижу это. — Я пытаюсь взять суши с авокадо, но мои палочки скользят, и половина риса вываливается. Я запихиваю в рот оставшийся кусочек авокадо, прежде чем уроню и его тоже. — Откуда все эти познания в психологии? Обучали в армии?

Он качает головой.

— В университете. Я получил степень бакалавра психологии в двадцать лет, но терпеть не мог сидеть весь день за партой. Как только я сдал свой последний экзамен, я пошел и записался добровольцем. — Он делает глоток своего напитка, наблюдая за мной. — Я получил некоторую психологическую подготовку в армии, а когда мы ушли, получил степень магистра. Знание того, как работает человеческое сознание, очень помогает в нашей работе.